Всеволод Кочетов - Молодость с нами

Он не закончил, все засмеялись. Не улыбнулись только Варя да Оля. Им было очень жалко Гостяту. Оля была убеждена, что художник прав, что Гостяте нравился Василий, похожий, как себе представляла Оля, на былинного молодца, что Гостята, как только муж-купец уезжал из дому по своим торговым делам, тотчас убегала к красавцу Василию. А потом и Василий уехал… Муж догадался… Ах, кабы знать, откликнулся ли на эту весточку Василий, приехал ли он за Гостятой? И кто обронил берестяную весточку на новгородскую мостовую? Он ли, Василий, прискакав в Новгород за своей Гостятой, или сама Гостята, пешком уходя по деревянным мостовым от выгнавшего ее мужа.

— В свое время, когда были найдены папирусы древнего Египта, — сказал историк, — было положено начало новой науке — папирологии. Такими источниками, какими для истории эллинистического и римского Египта являются папирусы, для нашей русской истории станут берестяные грамоты. Друзья мои, мы присутствуем при рождении новой науки, стоим возле самой ее колыбели!

Слушая старого историка, Оля мысленно дала слово посвятить себя этой новой науке. Она во что бы то ни стало извлечет из глубины веков и грешницу Гостяту, которая очень любила жизнь, и пивоварку Федосью, и всех своих прапрабабок, у которых была тяжкая доля, которые, наверно, гоже очень любили жизнь, тоже хотели здоровья и долгой жизни, но от которых — как это несправедливо! — не осталось даже имен.

Оля найдет эти имена во мраке веков, непременно найдет!

Перед Павлом Петровичем сидел его бывший заместитель по заводу Константин Константинович Ухваткин, тот маленький рыжеватый старичок с веснушками на лице и шее, с которым Павел Петрович проработал много лет, с которым работалось не так-то легко из-за упрямства и сварливости старичка и с которым все же была связана одна из лучших полос жизни Павла Петровича.

Константин Константинович утер лицо красным носовым платкам, поправил на носу старомодные очки и кашлянул. Павел Петрович знал, что он сейчас же заговорит о том деле, ради которого пришел. Сердитый старик совершенно не умел вести «светский» разговор, который у многих непременно предшествует разговору о деле. Он ничего не сказал о погоде, не спросил Павла Петровича о здоровье, не принялся комментировать международные события, о которых слышал утром по радио.

— Вот ты еще зимой, Петрович, высказал одну идею, — говорил он без обиняков. — Потом ты, наверно, про нее и сам позабыл. А предлагал ты интересное дело — остроумный способ связывания водорода со шлаками. Помнишь или нет?

— Почему же не помнить? Помню, — ответил Павел Петрович. — Но ведь никто со мной не согласился. Консультанты оказали, что это невыполнимо.

— А получилось так, что вроде бы… ну посмотри сам. — Константин Константинович вынул из папочки, которую принес с собой, лист миллиметровки с вычерченным на нем графиком. Красная линия ползла медленно вниз. — Видишь, — повел он по ней пальцем, — содержание водорода падает, падает, падает… Сорок опытных плавок. И все вели к снижению водорода. Только вот тут одна что-то стрельнула кверху. Может быть, сырая шихта была или что. Вот тебе еще фотографии шлифов. Полюбуйся, какая плотная, однородная структура. Могу принести пробы та излом, на скручивание, на разрыв. Отличные результаты. Что же ты молчишь, не веришь, что ли?

— Просто сижу и думаю. Молодцы вы! Ведь это же крупный удар по одному из главных бичей производства высоколегированных сталей. Ведь так, чего доброго, можно и совсем ликвидировать эти «белые пятна», флокены. Радуюсь за вас, старина! С кем работали-то?

— Технолог цеха, ты его знаешь, это, значит, раз. — Константин Константинович принялся загибать пальцы на левой руке. — Из плавильных мастеров двое — с первого участка и третьего… Сталевары Анохина…

— Подходящий народ.

— И вот пришел к тебе, Павел Петрович… только ты, пожалуйста, не говори мне про перегрузку, про то, что занят, и всякое такое. Стоим на пороге большого открытия. Подошли к самому порогу и стоим. Не хватает нам твоей головы. Может, загнешь, ошибешься — леший с тобой! Приди, дорогой мой, к нам, расшевели. А то мы уж маленько отупели, в своем-то соку перевариваясь.

Павел Петрович засмеялся.

— Своих ошибок вам мало! Еще и моих захотелось.

— Да, да, да! — сказал Константин Константинович. — Взлеты нужны, фантазия. Я бы на месте нашего правительства за выдающиеся взлеты поощрял, даже если из этих взлетов ничего не получилось. Ты пойми мою мысль правильно, Петрович. Допустим, такой человек фантазерского ума ошибся, если на деньги переводить, убыток принес. Зато другие начнут разбираться в его фантазиях, увидят, в чем корень ошибки, расшевелят собственное воображение, наткнутся на новую, еще, может быть, более замечательную идею. Настоящего творчества без ошибок быть не может. Без ошибок только работяги-исполнители работают, которые от сих и до сих. Они, конечно, убытка не приносят, но и прибыль от них скучная. Не главное ли для нашего государства, Павел Петрович, та прибыль, когда вырастают смелые люди с размахом? Рубли рублями, ими пренебрегать нельзя, но разве только за рубли живем?

Он держал такую длинную и горячую речь, что Павел Петрович в конце концов согласился приехать на завод.

— Вот и спасибо! — сказал обрадованно Константин Константинович. — Тогда, понимаешь, мы сможем все это дело с мартена перенести на новую электропечь. В сентябре — в октябре пускаем новую. Сейчас монтаж идет. Специально для нашей группы подучим бригадира из молодых — есть способный народ — и поработаем!

После ухода старика Павел Петрович долго раздумывал о том, что заводские сталевары, пожалуй, и в самом деле стоят на пороге крупного открытия. Водород — это ведь так и есть — бич высококачественного сталеварения. Припомнилось, как минувшей зимой на третьем мартене из-за флокенов пошли в брак сорок тонн металла. Чего только не делается для того, чтобы освободиться от этих флокенов, от водорода! Когда-то невообразимо трудной была борьба с фосфором и серой. Сейчас в лучших сталях содержание серы и фосфора доведено до тридцати — тридцати пяти тысячных процента. Ничтожное количество, практически никак не влияющее на качество стали. Успешно борются сталевары против неметаллических включений, против многих иных пороков. А водород остается грозным бичом. Он исчезает только при условии плавки в вакууме, в безвоздушном пространстве. Но для массового сталеварения такие условия создать невозможно. Неужели то, что почти год назад мимоходом высказал Павел Петрович на совещании в сталелитейном цехе, неужели это возможно? Он фантазировал тогда о таких веществах, которые бы прочно связывали водород, проникающий в сталь, и по ходу плавки выносили бы его в связанном виде в шлак.