Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

А от темного на всем светлом леса, из-за глухой, известной плохим характером сельчан деревни Большой Овраг выплыли на яркое небо один за другим кучевые облака. Проходили они быстро, некоторые из них были темными и грязными: видать, остатки вчерашней грозы.

Тени бежали по полям и логам. Солнце вырывалось из-за облаков и слепило. Видно, ветрено было вверху. А внизу-то так тепло, и свежо, и хорошо установилось. Во всех кустах при дороге птицы пели. И дергач в логу кричал, несмотря на то, что был белый день.

Алексей жадно выспрашивал возницу о травах в нынешнем году, о хлебах, о скотине. И чувствовал себя все более и более деревенским.

Брала его обида, что покинул он эти места. Не от хорошей жизни покинул. Сердился Алексей на все и на всех и думал: а не вернуться ли сюда обратно? Работник он что надо. Да и жена ему не уступит. Отгрохал бы он в своей деревне дом всем на зависть, украсил бы наличники резьбой. Ах, проста и понятна ему деревенская жизнь!

Но нет, Алексей. Срезанный гриб не прирастет к корню, вырванный стебель не природнится к своему комочку земли. Чужой ты деревне, и она для тебя чужая. Насквозь ты стал городским. А это так, воспоминания одни. Одно слово — мечты.

Мечтал Алексей, глядел и раздумывал. И вдруг увидел в стороне от Ершова, к которому уже подъезжали, колодезный журавель своего Плетешова. Начал он привставать, поглядывать, не выдержал наконец, слез. И тропкой, напрямки, через хлеба и льны, минуя Ершово, потащил свой нелегкий багаж к родимой деревне.

Уже два дня живет Алексей в Плетешове, у сестры. Много напланировано им было при отъезде из города: в лес ходить по ягоды, по грибы, купаться, помогать на сенокосе, рыбу ловить, спать на сеновале. Но пока что сумел только часть родни обойти, часть подарков раздать. Везде угощали, везде длинные разговоры завязывались. И спит пока Алексей в избе: на сеновале куры рано будят и полог не налажен.

А вот сегодня пришли из Михайловского — звать на Иванов день.

У каждой деревни свой праздник. Справляют его твердо. И вот что интересно: церкви не то что в сельсовете, а и во всем районе нет, в бога почти никто не верит, а праздники справляют.

Давным-давно потерялся их религиозный смысл. И названия путают. И к чему все это относится, никто, кроме древних старух, не знает. Но положено деревне раз в году гулять, и она гуляет.

Новый председатель решил покончить с этой «пьянкой в рабочее время» и предложил на общем собрании отменить «все это хозяйство» — так он и сказал — и установить осенью один для всех праздник урожая.

Все согласились. Проголосовали. Стали теперь справлять праздник урожая. Ну, а старые точно таким же манером, то есть по-прежнему, продолжали отмечать.

Потому что интересно это — в другую деревню сходить, к родне, посмотреть, как там у них. Потом к тебе придут. И так далее.

День отработают, вечер гуляют. Ну, а на следующий день и председатель махнет рукой. Известно, какие на следующий день работники.

Во второй половине дня пошли большой компанией и с гармонью в Михайловское. Алексей в шляпе и с чемоданчиком. Подарки понес. Шел он, как уважаемый гость, в середине гурьбы.

Пришли к Петровану. У того две избы — зимняя и летняя. Летняя только что выделана, в ней и гуляли.

Полы новые, стены новые, потолки новые. Не почерневший еще мох из пазов торчит. Столы стоят углом, покрыты чистенькой ряднинкой.

На столах закуска. Много закуски с квасом. Холодец с квасом, печенка с квасом, просто окрошка. А все потому, что после варки пива остается дробина. И нет лучше исходного продукта для кваса.

Из окон летней избы видны поля па две стороны да недальний бор. На третьей стороне окна выходят во двор. И тут стоят еще кормозапарник и чан, которые Петрован не успел увезти.

В кормозапарнике перепаривали солод. Много пива варили, на шесть пудов. Потом в чаи все это переливали и туда кидали раскаленные камни, а после хмелем веселили и закрывали наглухо.

Руководил всем Ларионыч, опытный старик. Это мудрое дело — пиво сварить. А Ларионыч хорошо может. Изготовит и медовуху, если надо, и местное пиво сварит, и вологодский «шатун».

Ларионыч пива на вкус не пробовал, а все зачерпывал да на досочку капал. Посмотрит на каплю, подумает, скажет: «Пора сливать».

Выбьют деревянную пробку, подставляют закрытые бочонки-лагуны. Волокут лагуны в подполье. Остынет там пиво. И вот налили его в огромную деревянную чашу — нарушу, — и пошло оно по кругу. Совсем как в древней Руси. А на дворе лето и как раз вторая половина двадцатого века.

Чарушу сразу не хватай — неприлично. Попроси отпить хозяина. Он для видимости приложит к другому краю губы, а ты пей сколько влезет.

Народу набралось уйма. Кругом ближняя и дальняя родня. В Плетешове, Ершове, Дороговице, Шубине, Малом Выселке, Пазганах. Да повсюду.

Молодежи льют пиво в отдельные чашки и стаканы, а народ постарше пользуется чарушей. Ходит она из рук в руки.

Ломают пироги-рыбники. Рыба тут запечена прямо с чешуей. Отломишь верхнюю корку, возьмешь рыбу за кожу. Снимается сразу кожа, и лежит рыба, белая, раздетая, исключительно даже вкусная.

У молодежи уже и песни пошли. Современные. У старших — разговоры. Но вдруг вышла на середину тетка Петрована, крепкая еще старуха, и начала:

— В хороводе людей мало, веселиться не с кем стало…

Посыпались бабы постарше из-за стола, встали в хоровод. Поют, других вызывают. Пройдут около Алексея, пропоют:

— Ты, Алешенька, поднимись, свет Иванович, приступись…

Алексей только маленькой своей головой на длинной шее согласно кивает. Улыбается да к чаруше прикладывается.

Подъехали председатель с парторгом. Знает начальство все праздники, беспокоится. Усаживали их за стол — не сели. Стоя выпили по стакану пива. Председатель сказал:

— Гулять гуляйте, а чтобы завтра — ни-ни. Сами знаете, какое время.

Начали его убеждать, клясться. Председатель только усмехнулся, головой покачал: знаю, мол, вас. Выпили они еще по стакану и уехали.

Это хорошо помнит Алексей. Помнит еще, как затянули «Бабу пьяную да нетверёзую», которая «быстрой речкой шла, да не мочилася», а потом «ко верейке-верее прислонилася». Песня длинная, как зимняя дорога. Начало помнит Алексей, а в конце песни чего-то начался у него в голове дым коромыслом. И все куда-то пропало…

Очнулся Алексей на повети. Поглядел на часы — двенадцать. И комары не помешали, и куры не разбудили. Спустился, кряхтя, держась за голову, с повети, пришел в избу. Там очень мало гостей было: ушли все же люди на работу. Остались только отчаянные гуляки да такие, как Алексей, которым идти никуда не надо.

Выпили. Начались разговоры, хотя потише, чем вчера. Стали попивать пивцо да поджидать работников. И так до самого вечера.