Павел Далецкий - Концессия

— Конечно, вам знакомы эти слова? Эти стихи мы пели тогда, когда свергали маньчжуров. Старые, уважаемые друзья, о встрече с которыми я так долго мечтал! После свержения маньчжуров произошли события величайшей важности: новый враг вознамерился поработить нас. Опасность была грозна, почти смертельна. Среди нас оказались люди, покорные западному ветру. Снова! Вы слышите! Но мы во-время спохватились. Однако праздновать победу рано. Западный ветер не утих.

Легкий румянец ударил в щеки Лина, голос стал полнее, движения величественнее. Он заговорил о планах борьбы с западным ветром.

— Есть жила, по которой стекает в Китай зараженная кровь — КВЖД. Очень скоро китайская армия выбросит большевиков из Маньчжурии. Очень скоро русские патриоты перейдут Уссури и, как ножницами, отрежут Приморье. Уже и теперь патриоты заявляют о себе. Это смелые, решительные люди. Я вам прочту, что пишут советские газеты о них... Вот один смелый, решительный поступок.

Лин Дун-фын вынул из портсигара свернутую в трубку бумажку.

«Покушение на советского консула в Харбине.

Двенадцатого февраля, в три часа дня, в приемную генерального консульства СССР явился неизвестный русский в форме китайского полицейского. Неизвестный заявил дежурному сотруднику консульства, что он служит в третьем полицейском участке и хочет видеть генерального консула Мельникова, которого должен арестовать якобы по поручению полиции.

Возбужденное состояние неизвестного показалось дежурному сотруднику подозрительным. Он немедленно известил по телефону полицию и доложил Мельникову.

Когда Мельников вышел в приемную, неизвестный неожиданно вытащил из кармана револьвер и произвел два выстрела. Одна пуля попала в стену, другая — в перегородку, за которой находился дежурный сотрудник.

Сотрудники консульства обезоружили преступника и передали его прибывшим на место происшествия представителям полиции».

— Итак, русские патриоты готовы на все. Что же говорят иностранные газеты о большевиках в Китае?.. Они раскрывают большевистские тайны... Бывшая полоса отчуждения КВЖД, по их мнению, место, где действуют большевики. Что такое дорком, местком, женотдел? — спрашивает «Журналь де Шанхай». Это место, откуда большевики готовят завоевание Китая. Шанхайская «Норд Чайна дейли ньюс» сообщает, что Советский Союз хочет завоевать Китай. Все газеты кричат, что Советский Союз мечтает о войнах и завоеваниях. Первой жертвой должен пасть Китай.

Я приехал к вам, чтобы сообщить обо всем этом. Но, если бы я сказал вам только это, вы могли бы устрашиться. Не страшитесь, все обстоит благополучно. Красная Армия не завоюет Китая, потому что с Китаем весь мир. И прежде всего, англичане и американцы. Особенно американцы! Я хочу сообщить вам, что они друзья. Они поддержат нас всем — деньгами и пушками. Я хочу сказать, как все начнется. Русские патриоты перейдут Уссури и, как ножницами, отрежут Приморье. Старые друзья спросят: что будет потом? Потом в долинах «Хребта больших западных гор» — Сихотэ-Алиня, на равнинах Уссури будет русская народная республика. Туда съедутся миллионы русских эмигрантов, туда побегут из Советов. Богатая, грозная Уссурийская республика! Богатая рыбой, рисом, лесом, золотом, нефтью, серебром и железом. Грозная — союзом с Китаем и Америкой. Старые друзья спросят: что будет дальше? Нет, они не спросят, — они знают сами.

Худое, бледное лицо Лина не казалось уже ни худым, ни бледным. Он говорил, что скоро Китай вернет себе былое могущество и как раньше станет повелителем стран и народов. Тогда китайские купцы будут хозяевами рынков и людей... Китайские купцы Владивостока станут богаче американских купцов.

— Но, — сказал Лин, — для достижения всего этого от вас требуются некоторые усилия.

Он внимательно осмотрел все эти худощавые, полные и толстые лица, глаза, при его последних словах вдруг выразившие беспокойство, руки, вдруг в замешательстве потянувшиеся к веерам.

Лин усмехнулся.

— Я думаю, что вы так же, как и я, в ожидании событий чувствуете радость. Что у вас, как и у меня, чешутся руки от желания поскорее пустить их в ход. Поэтому сообщаю: наш план одобрен в Шанхае. Мы здесь, во Владивостоке, подготовим завтрашнему фронту тыл. Для этого мы должны научить китайских рабочих Владивостока, что они должны думать не о деньгах на лишнюю пампушку, а о Китае. Пусть они знают, что сейчас они должны требовать не увеличения заработка, а с трепетом делать все, чтобы в предстоящей борьбе победил Китай. Когда Китай победит, им будет хорошо. Никто не помешает им стать хозяевами мастерских, в которых работать будут русские. Забастовка же во Владивостоке в то время, когда Китай готовится к удару, — это преступление, которое никому нельзя простить. Бастует предприятие за предприятием! Что это такое? Пусть хозяева мастерских несколько уступят, пусть покажут, что рабочие и хозяева в Китае одно. В других странах, может быть, и не одно, а в Китае одно. Вы должны внушать, что все разговоры русских о рабочей солидарности — вздор, что русские о ней только болтают, а делают то же, что и другие народы. Для этого есть очень простой путь, дорогие друзья, и я удивляюсь вашей бездеятельности. Во Владивостоке немало русских патриотов. Они бедны, они нуждаются в деньгах, они горят жаждой деятельности на пользу родины.

— Что вы предлагаете? — спросил тоненьким голосом Тао-фан. Он был толст, грузен, шелковый синий халат струился на нем в свете вечера, как вода. — Мой старый друг приехал из Шанхая, он не имеет представления, что такое ГПУ — эта организация с китайским именем. Неужели вы думаете, что она позволит вам распоряжаться во Владивостоке?

Тучи налетели на присутствующих.

— Это невозможно! — раздалось со всех сторон. — Выступать в Харбине — конечно! Но здесь, во Владивостоке?!

Почтенные люди, только что выслушавшие широкие планы, которые могли вдохновить и мертвых, пожимали плечами, недоумевали, противились, негодовали.

Ни одного бодрого взгляда, ни одной боевой улыбки, ни одного жеста, обозначающего желание вступить в борьбу.

— То, что я предлагаю, вполне разумно, — упрямо сказал Лин. — Действовать, действовать и действовать! Вот наш лозунг.

— Я сторонник старого моего друга Лин Дун-фына, — сказал сотрудник консульства Чан-кон. — Я сторонник действия, а не сна. Я сторонник грязных от труда рук, а не чисто вымытых. Я любитель зрелища: побежденный враг ползает у моих ног, и я снимаю с него голову, как спелую дыню со стебля. Действовать, дорогие друзья! Китай довольно созерцал упоительные красоты и благополучие природы. Забыть надо старую любовь... Вот пример из практики моего друга Лин Дун-фына. Во время последних событий в Шанхае, когда рабочие восстали против руководства Гоминдана, когда еще неизвестно было, кто победит, правые или левые, а войска левых шли на Шанхай, Лин Дун-фын созывает промышленников, коммерсантов, купцов, помещиков и детей помещиков. Он задает им вопрос: — Готовы ли вы выступить против беспощадного и вероломного врага, против новых татар? И цвет Шанхая ответил Лин Дун-фыну: — У нас нет оружия, мы не организованы для борьбы... Что можем мы сделать? Мы не чувствуем в себе мужества сойти с пути мирной деятельности! — И, отвергнув голос мужества, цвет Шанхая прибег к старому, испытанному в нашей стране способу — подкупу. Они подкупили Чан Кай-ши! Сумма была огромная, им в этом деле помогли иностранцы. Хорошо, что Чан Кай-ши оказался доступен деньгам. Но, дорогие друзья, этот прием сомнителен. Сомнителен с тех пор, как, по мысли Чен Ше-тона, этого выдающегося ученого и моралиста, книга которого «Поощрение к знанию» — руководящая книга всех образованных людей, Сен-вену предложили пост высокого мандарина и миллионы взамен отказа от революции... Вы все знаете, что из этого вышло: Китай замер при виде необъяснимого поведения политического вождя — он даже не расслышал нашего предложения! С тех пор, как эта новая порода людей вторглась в жизнь страны, не годен этот старый путь. Я прошу Лин Дун-фына разработать план борьбы: китайцы Владивостока должны быть здоровы!