Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода

— Даже дрова есть, — объявил Коков, освещая одну из пещер спичкой, а вздув другую, третью, сделал новые открытия: очаг, вокруг него камни для сиденья, в стенах пещеры железные крючья — вешалки, в углу — ржавый котел.

Расседлали лошадей, на голову каждой повесили торбочку с овсом, в пещере развели огонь и занялись ужином. Был он не хуже домашнего: жареное мясо, яйца, масло, горячий чай, который привезли в термосе, каждому едоку отдельная тарелка, вилка, чашка. Урсанах, как старый мастер по кострам — где только не приходилось ему разводить их! — регулировал огонь, чтобы дров брал поменьше, а тепла и свету давал побольше.

— Однако, твои, — сказал он Доможакову про дрова.

— Нет, скорее твои, — отозвался тот. Разговор повернулся к прошлому. Сначала вспоминал Урсанах:

— Год — не помню уж какой. По всей Сибири война. Кто — красный, кто — белый. Вдруг стали пропадать у бая Сукина табунщики. Сам пропадет да еще коней головы две-три угонит. Потом один такой пропавший приходит ночью ко мне и говорит: «Не бойся. Я не мертвец. Хочешь убедиться — неси, что в котле». Принес я. Там была каша. Он всю до дна съел и снова говорит: «Теперь поверишь, что мне холодно». Как тут не поверить: каши на двоих на весь день было. «Тогда привези дров», — и указал место. — Овечью степь. Привез я раза три, а потом он говорит: «Теперь иди за мной к нашему начальнику». И привел сюда. Начальник — вот он, — Урсанах положил руку на плечо Доможакову. — Совсем тогда молодой был, Поговорили мы, и стал ваш Урсанах партизаном. Когда дров привезу, когда узнаю, что наш бай делает. Вот начал он собираться куда-то, отделил тыщу самых хороших жеребцов и кобылиц, что было в доме, связал в тюки — и к седлам. «Ты со мной поедешь», — говорит мне. А я думаю: «Это как мой главный партизан скажет», — и к нему. Тот говорит: «Иди. А сзади мы пойдем тайно. Когда надо, я тебя криком филина звать буду».

Идем. Степь кончилась. Кругом тайга. Впереди горы. Баю это и надо. А батракам зачем? И начинают помаленьку шуметь: «Дальше не пойдем». Каждую ночь зовет меня филин. Подошли мы к горам. Снег, лед. Табуны не подкованы, дикие, полыхаются. Чуть метнулся конь и полетел вниз, задел другого, полетел и тот. Там же был первый бой. Страшное дело. Отбили мы половину табунов. Партизаны говорят мне: «Теперь гони их домой. Когда придет Красная Армия — сдай в нее». Я так и сделал.

Рассказ о погоне продолжал Доможаков. Партизаны догнали бая уже на другой стороне Саян. К тому времени от его табунов почти ничего не осталось. Зато партизанский отряд увеличился вдвое — постепенно все батраки от бая перешли к партизанам. Сукина, убитого в бою, подхватили за царь-халат и бросили в пропасть.

Оврагов было несколько десятков, и, как уверял Урсанах, каждую зиму вровень с краями задувало их снегом. Широкие, сухие теперь, русла, сделанные вешними потоками в приовражных котловинах, говорили о том же. Доможаков спросил, куда уходит овражная вода. Уходила она в Енисей.

— Значит, поймать ее можно только здесь. Вообще, весенний паводок на Енисее — такое расточительство! Если бы повернуть его в степи!..

От оврагов проехали к Камышовской плотине. Доможаков долго любовался прудом, который прихотливо раскинулся меж холмов и упрямо бил волнами о каменные берега. Над ним кружилась одинокая чайка. Откуда залетела она, зачем? Может быть, разведчик?

Затем осматривали перемычку, отделявшую Биженский пруд от соседней котловины.

— Я советую принять такой порядок: до заморозков направить все силы на подготовительные работы по оврагам и наледям, — говорил Доможаков, поеживаясь от холода. — Зима может грянуть в любой час.

— Пруд-то скоро будет вровень с плотиной, — вставил Степан Прокофьевич.

Но Доможаков не обратил на это внимания.

— Потом навалитесь на Камышовку!

— А когда же здесь? — вновь не утерпел Степан Прокофьевич.

— Уже дошел. Здесь надо взорвать. Долбить каменную перемычку ломом да лопатой, когда есть аммонал, — смешно. Начинайте с оврагов. С перемычкой я помогу вам.

И Доможаков перевел разговор на другое: предполагается устроить курсы инструкторов по орошению такими общедоступными средствами, как снег, вешние воды, малые реки. Сначала выбрали для этого Опытную станцию, но там невозможны широкие практические занятия: ни оврагов, ни малых рек, ни свободной площади. На конном заводе для курсов будет лучше.

— Подумайте, как разместить тридцать человек.

— Заниматься можно в клубе, для жилья выделить место в конторе, в заезжей.

— Считаю, что договорились. Домну Борисовну попросим заведовать курсами. Коков будет вести практические занятия.

Перемычку взорвали. Биженский пруд стал вдвое шире, холмистая гряда прежнего берега обратилась в красивую группу полуостровков, мысов, островков с прихотливо изогнутыми проливчиками и заливчиками. Вторую плотину, на Камышовке, строили не спеша, лишь бы успевать за подъемом воды.

Самая крупная бригада работала на оврагах: там нужно было проложить до заморозков борозды, направляющие сток вешних вод на поля и луга. Борозды пропахивали плугами и подправляли лопатами. Когда земля промерзла до того, что стала недоступна для вспашки, бригада занялась постройкой перегораживающих овраги запруд — несложных сооружений из камня, навоза, соломы и земли.

После этого начали намораживание наледей. Речки и ручьи в местах с невысокими плоскими берегами перехватывали плотинами вроде тех, какие ставились по оврагам. Во льду у плотины делали прорубь. Вода, поднимаясь, выходила через прорубь, разливалась по берегам и замерзала. Накопив наледь в тридцать сантиметров толщиной — самая целесообразная для полива, запруду переносили на другое подходящее место. Эту работу вели до февраля и прекратили лишь потому, что речки на мелях перемерзли до дна и течение остановилось.

Аннычах вернулась на конный завод весной. С нею был Конгаров. Ехали они с попутной машиной, которая миновала Белое озеро, и сначала попали в Главный стан. Остановились у Хызырки. День был выходной, и Аннычах решила по случаю приезда пригласить на Белое своих друзей — устроить маленький праздник.

С благодушным ворчаньем, без всякого лишнего дребезга и звона, к дому Хызырки подкатил директорский «газик». Зимой механик Хрунов и шофер Тохпан переменили ему мотор и другие износившиеся части, обули в новую резину колеса, подтянули разболтавшиеся гайки.

Сидевший у руля Тохпан заиграл на сигнальном рожке веселый походный марш. В доме обедали. Услышав марш, Аннычах, Иртэн, Конгаров потеряли аппетит и начали собираться в дорогу.

— Куда же это? — Хызырка развела руками над столом, полным всякой снеди. В ее доме наступили хорошие времена: Иртэн закончила техникум и работала агрономом, сама Хызырка, женщина старательная, получила в один год две премии.