Гавриил Кунгуров - Оранжевое солнце

...Дни бежали один за другим, складывались в неделю, вторую.

Эрдэнэ уже знал, на каком агрегате он будет практиковаться. Засыпая, думал, скорее бы прошла ночь.

Первые три дня работал вместе с мастером, тот неотлучно стоял рядом. И только теперь Эрдэнэ открылось, что такое слаженность всех частей агрегата. Верно, есть у машины своя душа, требовательность, гордость; она не потерпит, если ее забыли хоть на минуту. Иногда ничего не делаешь, не мешай ей работать, но стой рядом, не уходи. Пусть чует твое внимание.

Мастера и его помощника агрегаты отпускали, когда плотно сгущалась синева гобийского неба.

Вчера подошел к Эрдэнэ начальник участка водоснабжения. Коренастый, плечистый монгол с бурыми скулами, опаленными солнцем; его непомерно большие глаза не смотрели в стекляшки розовых очков, а выглядывали из-под них, начальник показался Эрдэнэ сухим и недоступным. «Наверное, коренной гобиец», — подумал юноша.

Он слышал о начальнике немало. Одни говорили: знаток новой техники, не хуже главного инженера, требует знания машин; другие уверяли: не все машины слушаются его, есть агрегаты, которые не подчиняются, капризничают. Одни находили начальника справедливым; другие, наоборот, упрекали за мягкость и слабость характера. У Эрдэнэ все в голове смешалось: никто не сошьет хорошего халата из разноцветных лоскутков. Звали начальника Хутаг. Он подошел к агрегату, у которого практиковался Эрдэнэ, поздоровался, задал вопрос, все начальники задают такой вопрос:

— Как идут дела?

Не дождавшись ответа, снял очки, вновь надел, перекрывая шум моторов, густым басом, словно молотом по железу, огрубил:

— Не пойдет, молодой человек, нет! Что это такое?

И он провел пальцем по пыльной грани агрегата.

— Машина не терпит грязи. Измерительные приборы требуют аптечной чистоты, — и носовым платком вытер циферблаты; на них будто от страха нервно вздрагивали стрелки.

Начальник молча повернулся и ушел. Эрдэнэ обиделся. Справедливо указано ему на оплошность, но почему, не сказав ни слова, он, даже не обругав, убежал.

После обеда на производственной пятиминутке начальник говорил о машинах, о борьбе за их чистоту, аккуратную смазку, о человеческом отношении к ним. Эрдэнэ запомнилось:

— Никаких рывков, никаких грубых усилий! Машина — девушка, ее надо любить, беречь!

Эрдэнэ сидел в уголке, боясь попасть на глаза начальнику, тревожно ждал, когда он назовет его имя и начнет ругать. Начальник имени виновника не назвал.

После пятиминутки начальник вызвал к себе Эрдэнэ.

И опять не упрекнув его ни в чем, спросил:

— Технический минимум когда думаешь сдавать? Пора...

— А мастер Бямбу? Мы вместе будем сдавать...

— Новость. Мастер Бямбу давно уже сдал.

Злой день для Эрдэнэ, горькая неожиданность подкралась, больно уколола: каков Бямбу!.. Ведь они вместе трудились у агрегата, до поздней ночи вникали в тонкости технических пособий.

Через неделю Эрдэнэ явился в комиссию по приему техминимума. Председательствовал главный инженер рудника, за столом сидели начальник участка водоснабжения, три мастера, среди них и почтенный Бямбу. На стене развешаны плакаты, чертежи, схемы. Экзамен сдавали десять юношей. Эрдэнэ отвечал на вопросы, как ему показалось, тускло. Комиссия и экзаменующиеся пошли к агрегатам, экзаменаторы потребовали подкрепить теоретические знания практикой, работой на различных машинах агрегата. Здесь Эрдэнэ оказался на высоте.

Техминимум сдал, получил производственный разряд помощника мастера и драгоценную бумагу — удостоверение, которое бережно держал в руках.

Вернулись домой раньше обычного. Усталость — приметный знак, что славно потрудился. Отрадно быстро лечь в кровать, набросить одеяло, перекинуться мыслями в заветное. Желание опрокинулось, разлилась чаша ожиданий. Бямбу не ужинал, оделся в праздничное, заставил своего помощника сделать то же самое. Ласковая усмешка скользнула по его лицу:

— Мой дипломированный помощник, уважаемый Эрдэнэ, наш лагерь завершил работу, все уезжают. Приоденься, пойдем простимся с нашими товарищами.

...Встретили их шумливые сменщики. Все с расспросами:

— Каков рудник? Говорят, здорово оборудован?

— Трудна ли работа? Интересная?

Кто-то пытался перекричать остальных:

— А девушки есть? Красивые?

Заговорил Бямбу:

— Товарищи, перед вами дипломированный помощник мастера; техминимум Эрдэнэ сдал отлично.

Все захлопали в ладоши, подхватили Эрдэнэ и начали качать.

Ужинали вместе, шумели допоздна.

Орсо подошел к Эрдэнэ:

— Тебе письмо, чуть не забыл, возьми.

— О, наверное, от моего брата Гомбо, — сел возле горящей печурки. Почерк не Гомбо и не дедушки. Писала Цэцэг:

«Эрдэнэ!

Пишу тебе. Вижу, удивлен. Смотри, не задирай голову, ты можешь такое подумать, что у меня щеки от стыда покраснеют. Твой брат Гомбо забросал письмами, всюду валяются, не все еще прочитала. Есть новость, подпрыгнешь от неожиданности: Гомбо готовится к поездке в Советский Союз, его включили в группу молодежной делегации. Зовет и меня, уверяет, если будет мое согласие и просьба комитета ревсомола, то обязательно поеду. Я ехать сейчас не могу. В лаборатории каждый день чудесное — нельзя оторвать глаза от микроскопа.

Хотелось бы погулять с тобой по Сайн-Шанде, только не ночью, держась за руку, как было в Гоби. Поплавать в бассейне. Лучше нашего бассейна нигде не найдешь, да и город Сайн-Шанда мне очень нравится... Жму руку.

Цэцэг».

— Что новенького, Эрдэнэ? Где твой брат Гомбо? — допытывался Орсо.

— Гомбо! — Эрдэнэ поднял руку вверх. — Его не обгонишь — едет в Советский Союз.

— Молодец Гомбо! — закричали сменщики. — Выпьем чашечку за него!

Пора бы и прощаться; для Эрдэнэ — радостная минута, он рвался домой, хотелось перечитать письмо Цэцэг. Бямбу в палатке не было. «Когда же он успел уйти?»

Полог палатки поднялся, вместе с Бямбу вошел начальник отряда, всеми уважаемый «Гобийский верблюд».

— Пируете?! Можно! Работа завершена. Немало добыто нами воды. Мастер Бямбу и его помощник Эрдэнэ, вы останетесь в Дзун-Баине. Поднимайте выше флаг нашего разведывательного отряда. Да здравствует гобийская вода!..

...Спать легли поздно, но ни мастер, ни его помощник уснуть не могли. Эрдэнэ перечитал письмо; оно удивило и ранило. Лежал он на постели, давила темнота, хотелось вырваться из-под этой тяжести. Гомбо, брат мой. Неужели Цэцэг?.. Тогда будем радоваться вместе... Написать ей? Не буду. Пиши сам. Пусть валяются твои письма у нее под ногами. Пиши!

Эрдэнэ стиснул зубы, рассердился, спрашивая себя: не бросил ли он комок злых слов в своего брата? Что-то противно взвизгнуло, ветер распахнул полог юрты. По густофиолетовому небосклону плыла зеленая луна. Она подмигивала, смеялась, и не луна это... Цэцэг! Эрдэнэ вскочил с постели, приглушенно выкрикнул: