Петрусь Бровка - Когда сливаются реки

Сегодня он допоздна засиделся за романом Николая Островского «Как закалялась сталь». «Какая могучая воля была у этого человека, — думал он. — А мы еще раздумываем, сможем ли построить станцию!» — злился старик, вспоминая недавние разговоры своего помощника Петера о стройке.

Быстро стали уставать глаза от чтения. Старик погасил карбидную лампу и вынес ее в сени, а сам лег в постель. Но сон не шел. Лайзан закрывал глаза, но вместо убаюкивающей тьмы на него наплывали бесконечной чередой картины прожитого, а потом возникала в воображении будущая электростанция на озере Долгом. Он представлял ее по-своему — как огромную мельницу, поставленную в толще бетонной плотины. Бурно падает вода, крутятся большущие колеса, которые приводят в движение некую хитрую машину, наподобие одной из тех, которые он видел в Риге. И от машины по проводам бежит яркий свет, которого ему так не хватает на старости лет, особенно после того как книги открыли ему новый и бесконечно разнообразный мир... Лежит старый Ян в кровати, немного ноют натруженные ноги и руки — рады, что отдыхают, — а душа его рвется куда-то, стремится, бежит... «Скорей бы уж ее построить, — думал Ян о станции и о том, как изменится после этого жизнь вокруг. — А то вон сколько годов настукало, кто его знает, как там дальше пойдет... Да нет, — отгоняет Лайзан печальные мысли, — чего ради думать о смерти, когда такое творится вокруг? Года — это еще не старость...» И словно для того, чтобы убедить себя, что силы еще есть, закуривает трубку, зажигает свечку и подходит к зеркальцу на стене. Из глубины зеркала, слабо освещенного свечой, смотрит на него загорелое лицо в рамке седых волос. «Только что седые, а так ничего страшного, — думает он. — Ну, есть морщины, правда, и многовато... Что поделать, по одной на год — и то сколько получается!.. А вот глаза не изменились, как помню, все такие же были... Нравились они когда-то Расме!.. Это она первая постирала мне рубашку, когда был одиноким...» И не только рубашку... У богатых любовь — веселье и радость, а у бедных начинается она порой с простой человеческой жалости... Постирала ему батрачка рубашку, пожалела его, потом по его просьбе сварила в своей печи небольшой чугунок борща. Прошло некоторое время, и они порешили, что выгоднее варить один на двоих... Так и не припомнить, когда началась их совместная жизнь... «Сколько хорошего сделала мне Расма, — вздыхает Лайзан. — Одно плохо, что после себя никого не оставила. Веселей было бы теперь».

Лайзан снова ложится на кровать, и картины прошлого опять встают перед ним. Вспоминается Рига. Хорошо, что теперь посылают его туда. Так захотелось ему еще побывать в этом большом городе! Как там теперь? Ведь все переменилось. Уже сорок лет, как уехал он оттуда! «Интересно будет глянуть на свой завод... Да еще встретить бы того хозяина, который тогда призывал и натравливал полицию, — думает старый Ян, — сказал бы я ему кое-что по секрету... Да где его встретишь? И следа, наверное, не осталось... Подох, он и тогда был рыхлым, как тесто...»

Так Ян Лайзан и не заметил, как прошла короткая июльская ночь. Только собрался прижмурить глаза, а сквозь оконные стекла уже начал сочиться рассвет и за окном защебетали неугомонные воробьи.

«Нет, все-таки хорошо побывать в Риге, — снова возвращался к той же мысли Лайзан, умываясь в сенях холодной водой. — Скорей бы приезжал Каспар, а то как поехал в район, так уже два дня нету...» Наскоро перекусив, Лайзан, по обыкновению, направился в столярную мастерскую. На душе было весело, все окружающее радовало его. Со стороны леса поднялось желтое, как гигантский подсолнух, умытое туманами солнце и сразу обдало теплыми лучами. На травах висела утренняя роса, крупная и белая, словно бусинки белого горошка, а из-под Долгого прозрачными клубами расползался по низинам туман. Жаворонок звенел, — казалось, по невидимой струне он взвивался к небу. Издалека, с поля от березняка, доносилось мычание коров.

«До чего же хорошо жить на свете!» — радовался Лайзан, открывая ворота столярни. На него дохнуло запахом смоляной стружки, глянули давно знакомые предметы, и он сразу почувствовал себя на привычном месте. Он принялся за тройник к телеге, недоделанный вчера, и вспомнил про Петера. «Опять его нет? Непонятен мне этот Петер, — думал он. — Молодой, а тянет не в ту сторону... В мастерскую идет так, словно его на вожжах тащат, а у себя около хаты целую ночь в огороде копается...» Петер прожужжал ему все уши о своем желании как можно лучше устроить домик для себя и Марты. «Кротовая нора получится, а не дом, — качает головою Лайзан. — Хорошо, Марта из парня дурь выбивает, да и мне надо поосновательнее за него взяться...»

Он покончил с тройником, но раздумал доводить дело до конца и не стал прилаживать его к телеге. И не потому, что устал, а потому, что хотелось наконец выяснить все дела, связанные с поездкой в Ригу. Выйдя из столярни, он посмотрел на дорогу в надежде увидеть Петера, но дорога была пуста. Между тем солнце уже стояло сажени на две над лесом. «Значит, Петера не будет, пойду-ка я к Каспару», — решил Лайзан и аккуратно навесил на ворота столярки круглый тяжелый замок.

Хата Каспара Круминя стояла над ручейком, который бежал из леса в озеро. Это было красивое и удобное место, которое Каспар облюбовал после освобождения от немцев. И хотя построился Каспар сравнительно недавно, местность казалась уже вполне и давно обжитой. Вокруг огородика шумели десятка два деревьев, возле окошек стояли молоденькие березки, задиристый петух на заборе, распростерши крылья, так грозно кукарекал, словно хотел предупредить: «Не подходи, в клочки разнесу!» И, соскочив на землю, ходил по двору, важно выпятив грудь, как ульмановский генерал...

— Кыш! — крикнул Лайзан, и воинственный петух кинулся в палисадник.

Лайзан открыл дверь в хату и, хотя никого там не видел, поздоровался. Из боковушки слабым голосом отозвалась Аустра:

— Идите сюда, дядька Ян! Хочу на вас поглядеть.

Он зашел к ней. Аустра лежала одна в полумраке — окно было прикрыто занавеской. Показалась она такой одинокой, что у него защемило сердце. Но старик постарался, чтобы она не заметила этого.

— Где же Каспар, дети? — спросил Лайзан.

— Каспар еще из района не приехал. Говорят, задержался по делам строительства, а там кто его знает?

— Как же это — «кто знает»? — насторожился старик, догадываясь о некоторых подозрениях Аустры.

— Может, у Марты сидит...

— Как тебе не стыдно! — по-стариковски откровенно пристыдил Лайзан женщину. — Каспар такой почтенный и уважаемый человек, отец нескольких детей, а Марта молодая. Да у нее свой парень есть — мой Петер сколько лет по ней сохнет...

— А кто его знает, я и сама ничего не понимаю... Ну, что ему от меня, старой и хворой? Если хорошенько подумать, так Каспар и не виноват... И против Марты я ничего не имею, она работящая и хорошая девушка... Только все-таки Каспару совестно... перед детьми нехорошо...