Юрий Збанацкий - Красная роса

Даже не подумал я ни сейчас, ни сразу после того, как прочитал заметку в газете, о том, что, возможно, это другая женщина, не наша бывшая Оленка пестует в этом чудо-саду чудо-плоды. С душевным трепетом и не изведанной никогда в жизни болью в сердце жаждал я встречи с ней.

А вот, наверное, и она сама. Из-за кустов черноплодки выплыла женская фигура, круглая, тяжеловатая. Неужели такой стала коза-дереза моего детства? С утиным шагом, но… черноглазая, смуглая, морщинистая бабуся! Вполне возможно, что именно такой стала наша черноглазая смуглянка, наша всезнающая Оленка.

— Добрый день, — вежливо здороваюсь. — Извините, вы Олена Поликарповна?

— Какая еще такая Поликарповна? — не ответив на приветствие, неприязненно взглянула на меня из-под кустистых бровей женщина. Голос густой, сипловатый и очень неприятный. Сразу же определил — ошибся, не Оленка это. Было бы просто несправедливо, дико, если бы в подобную личность под старость превратилась моя одноклассница.

— Извините, может быть, вы такого человека знаете, тут, говорят, у вас работает Олена Поликарповна Скотинская.

— Скотинская работает, кто же ее не знает, агроном наш, но кто вам сказал, что она?.. Она у нас Олена Павловна, хоть кого спросите…

Пропало желание вести дальше разговор, расспрашивать. Как-то сразу осознал — это было бы большим счастьем и неожиданностью, если бы вот так сразу и просто находились наши чуть ли не прадавние друзья. Обычное совпадение фамилий, имен. Мелочь, по отчеству, всего лишь по отчеству не сошлось, а человек, видишь ли, другой, совсем не тот, который тебе нужен. Но все же я не повернул сразу назад, скорее механически, чем сознательно, переспросил:

— А вы не ошиблись? Вы ее хорошо знаете?

— Почему же я должна ошибаться? Слава богу, не один год с Оленой Павловной работаем, она без меня ни одного деревца не сажала, ни одно опыление не проводила, а вы сомневаетесь…

— Извините за беспокойство, — снимаю с головы шляпу, — ошибочка вышла, думал, знакомую встречу…

— Бывает, — уже мягче проворчала вслед садовница.

Назад иду разочарованный, уже меня здесь ничего не интересует, кроме тропинки под ногами, чувствую себя чем-то незаслуженно обиженным и обманутым, даже ограбленным. И сам не знаю почему, но Оленку, ту самую, пролетевшую в моем детстве ясной звездой, так захотелось увидеть, поговорить с ней, узнать, как сложилась у нее жизнь, какие пути-дороги житейские выпали ей в эти длинные и, прямо скажем, нелегкие дни и годы.

Не сразу понял, что окликают.

— Эй, человек! Погодите-ка!

Невольно оглядываюсь, хотя-и убежден, что этот клич касается не меня. Но неприветливая садовница махала рукой именно мне.

— Олена Павловна идет, у нее самой и расспросите.

Послушно останавливаюсь, хотя и понимаю, что еще одно знакомство в этом чудо-саду может оказаться таким же излишним, а может быть, и малоприятным, как и первое. Оглядываюсь и вижу: из боковой прогалины ко мне приближается женщина. Еще не видел ни ее лица, ни глаз, только очертания незнакомки привлекли к себе внимание, а уже почему-то тревожно и радостно встрепенулось сердце.

Незнакомка шла так порывисто, такая у нее была аккуратная и юная фигура, что я подумал: если бы это была наша неугомонная Оленка, то именно такой она и должна была стать. Неприветливая садовница что-то сказала женщине, и та явно ускоренным шагом направилась в мою сторону. И вот мне навстречу загорелись черные жемчужины глаз, знакомая смуглость лица, засветилась давно забытая улыбка, вырисовалась складка губ, и я порывисто бросаюсь ей навстречу:

— Оленка!

Разгладились на лице морщины, засветились детскостью глаза, раскрылись в радости уста.

— Скотинка! — уже совсем по-детски вырвалось из моей груди.

Она не подошла, побежала молодо, по-девичьи, взглянула в глаза жадно, не поздоровалась, сурово приказала:

— Подожди, подожди! Я сама, я вспомню…

Осматривала с головы до ног, морщила загорелый, округлый лоб, вертела мной, а я смотрел и не мог насмотреться: да, это наша бывшая Оленка, наша насмешливая Скотинка.

— Пуговица! Ей-богу же, Пуговица! — молодо вскрикнула вдруг и обвила мою шею руками, расцеловала так, как целуют после долгой разлуки родного человека. — Точно, Деревянная пуговица!

Вот так после первых удивлений и признаний мы и направились к выходу, а там оказались на стоянке автотранспорта, подошли к красному «Запорожцу».

— Ты с транспортом? — спросила Оленка, то есть Олена Павловна.

— Да, — отвечаю скромно. — В моем распоряжении весь транспорт Советского Союза: автобусы и троллейбусы местного назначения, а за наличные — и таксомоторы.

Олена Павловна и вовсе стала бывшей Оленкой: золотистые глаза блестят, улыбка до ушей, зубы, правда, наполовину искусственные, поблескивают.

— Ну и Пуговица! Вижу, жизнь сделала тебя и мудрецом, и юмористом. А в школе все помалкивал, все присматривался к окружающему, правда же?

— Когда-то было… А впрочем, со стороны виднее.

— Всех запомнила, а тебя почему-то больше всех. Может быть, потому, что самый несчастный был среди всех, беднее всех одетый. Те деревянные пуговицы мне часто вспоминались…

— Ишь, а я и не знал…

Не знал я и теперь, что мне делать: то ли проститься и не надоедать Олене Павловне, к которой, собственно, у меня не было никаких дел, так же как и у нее ко мне, то ли пригласить ее куда-нибудь в кафе или в чайную да еще немного поболтать о делах давно минувших, расспросить ее о житье-бытье, о судьбе бывших одноклассников и людях, встречавшихся на нашем пути. Больше всего, безусловно, хотелось мне услышать про Поликарпа, но, смущенный оттого, что Оленка почему-то избавилась от этого имени и стала вдруг Павловной, не смел раскрыть рот и повести именно об этом разговор, боялся прикоснуться к чему-то недозволенному, задеть какие-то нетронутые струны. Ждал, как поведет себя моя бывшая одноклассница.

— А я на колесах, — не то иронически, не то с гордостью заявила садовница. — Имею вот такой выезд. «Запорожец», черт побери. Правда, уже устаревшего выпуска, но еще фурычит. Прошу в салон! — гостеприимно открыла она дверцу.

Отказаться было глупо. Я уселся на переднем сиденье, с интересом осмотрел «выезд». Не приходилось в таком кататься. Почувствовал себя почему-то будто связанным и посаженным в яму, а когда «Запорожец» тронулся, мне показалось, что сейчас он меня не повезет, а потащит в очень неудобной позе по асфальтному накату.

Едем. Оленка рулит, как настоящий водитель, блестящими глазами за дорогой следит и вопросами не забывает меня засыпать. Что да как, как живу теперь, как жил раньше, какое учебное заведение одолел, где работал, выслужил ли уже пенсию. Я отвечал почти односложными предложениями, даже в глазах Оленки заслужил ироническую похвалу.