Жанакаит Залиханов - Горящие сердца

Лицо у Азамата заметно проясняется.

Салих приглашает всех к ужину: на низком дощатом столике уже разложены аппетитные куски душистой баранины. Чабаны рассаживаются и неторопливо приступают к трапезе.

— Славный ягненочек был, — говорит председатель, очищая от мяса косточку.

— Да, чуть позже других родился, — отвечает Адемей, расправляясь с лопаткой. — Это один из тех барашков, которые причитались Салиху в премию. Салих у нас — молодец! — И Адемей торжественно вручает Азамату голову ягненка.

— Так не годится, — возражает председатель. — Ты — старше меня, и голова полагается тебе. Не могу я нарушать дедовские обычаи.

— Гостя принято почитать старшим, а ты сегодня — наш гость. К тому же ты — голова колхоза.

— Если бы у наших предков были председатели колхозов, им бы за столом непременно с почетом отдавали бараньи головы... И этот обычай мы сейчас тоже называли бы дедовским, — улыбается Салих.

Азамат принимает почетный дар. Салих вынимает нож из деревянных ножен и протягивает ему.

— Тебе, Салих, полагается ухо. У молодого чабана слух должен быть острым и чутким. — И председатель кладет отрезанное баранье ухо на протянутую ладонь Салиха.

— Старший чабан — самый зоркий человек на свете! — Азамат подает Адемею глаз.

— А ты, — обращается председатель к молчаливому чабану средних лет, — живи, пожалуйста, дольше тех стариков, которые поедают бараньи головы! — И Азамат отдает ему нижнюю челюсть барашка. — Набирайся сил, друг мой!

Тем временем Адемей, обглодав баранью лопатку, степенно отложил ее в сторону.

— Погадай на ней, — просит его Азамат. — Что нам светит там?

Адемей отнекивается:

— Если что и было, я все очистил.

Но все же он снова берет лопатку в руки и внимательно разглядывает ее поверхность.

— Слава богу, ничего плохого впереди нет. Что еще я вижу? Вижу, что душа у нашего Салиха чиста, что не жадный он человек — не пожалел для нас своего барашка. Всех тебе благ, Салих! Чтобы ты не знал больших трудностей в жизни, чем принимать и потчевать гостей...

Многолюдно сегодня на центральной ферме. Послушать Азамата сюда собрались все животноводы колхоза. Фаризат, Ханифа и их товарки сбились с ног. Председатель же сидит хмурый и молчит, будто воды в рот набрал. Собравшиеся тоже притихли. На что уж разговорчив Конак, и тот сидит понуро, не поминает Москву, уперся подбородком в свою герлыгу, задумался... Вдруг подбородок соскальзывает с палки, и голова старика стукается о стол. То ли задремал Конак, то ли неосторожно задел палку ногой, то ли нарочно это сделал. Все смеются. Конак тоже улыбается.

— Не томи, дорогой, доведи до нашего слуха то, что имеешь нам сказать. Ты сердишься — мы дрожим. Долго ли нам терпеть эту муку?

— Давайте, вправду, начнем. Кажется, все собрались, — прерывает наконец молчание председатель. — Конак уже успел задремать, неровен час и остальные последуют его примеру.

— А мне показалось, будто ты сам задремал, — не остается в долгу Конак.

Снова слышится смех, лица оживляются. Дождавшись тишины, Азамат снимает шапку и приступает к своему невеселому сообщению. Вначале он рассказывает об общем положении дел в колхозе, потом подходит к главному — к состоянию животноводства.

— Здесь у нас дела обстоят совсем неважно, — со вздохом говорит он. — На днях на бюро райкома мне дали такую взбучку — не знал, куда деваться от стыда... Приплода, говорят, мало, овцы непородные, шерсть сдаем грубую, некондиционную. А когда речь зашла о надоях молока, поверьте, я растерялся. Думал, в простоте душевной, что тут-то у нас неплохо, а когда стали сравнивать показатели, выяснилось, что мы от своих коров получаем столько молока, сколько в колхозе имени Ленина получают от коз... В общем, вы сами знаете, я коров не дою и телят не пасу. Все это делаете вы. За свои упущения я всегда готов ответить. И свое я уже получил. И все из-за вашей безответственности. Лучше мне было умереть, чем так краснеть перед товарищами. Я сказал — теперь говорите вы.

Все молчат. Молчат долго. Притихла даже неугомонная Ханифа — сидит, как мышка в норке. Может, отца стесняется, а может, просто первый раз в жизни серьезно задумалась... Наконец откашливается Конак и торжественно начинает:

— Горькие слова сказал ты нам, Азамат, и горько нам было их слышать. Я вот все думаю: чем мы хуже наших соседей? И земля у нас благодатная, и скот хороший, и работать мы, сдается мне, еще не разучились. В чем же дело? Может быть, мыслю я, дело в том, что в последнее время мы как-то распустились, долго раскачиваемся, прежде чем начать работать по-настоящему? Не знаю, не знаю. Тебе виднее, Азамат.

И опять все молчат. Не хочется Фаризат опережать мужчин, но все же приходится брать слово. Начинает она неуверенно:

— Мы и вправду часто подшучиваем над соседями, а они, видите, взяли да и обогнали нас. Мы смеемся, а они работают... Нечего греха таить: наши девушки даже отказываются выходить замуж за соседских парней, дескать, все они лодыри, лежебоки, недотепы. Кто же теперь оказался лодырем, спрашиваю я вас? Эх, стесняюсь я старших, а то повязала бы на головы наших парней бабьи платки. Долго ли будете, друзья дорогие, резвиться на вольном воздухе, как упитанные бычки? Долго ли вам, досыта наевшись, полеживать на зеленой травке?

Парням явно не нравится такой оборот, но они помалкивают — крыть нечем.

— Слушай, — тихонько шепчет один другому, — я же тебе говорил, что у нашей Фаризат завелся дружок в соседнем селении. Теперь ее не удержишь у нас. Вспомнишь мои слова!

— Скажи, Азамат, какая ферма самая лучшая? — спрашивает девушка.

— Ваша, Фаризат.

— Нет, я спрашиваю — во всем районе?

Председатель подумал немного и ответил:

— Вторая ферма колхоза имени Ленина.

— Не предложишь ли нам соревноваться с ней? — снова вступает в разговор Конак. — Разве можно сравнить наш колхоз с теми, что расположены на равнине? У них кукуруза, у них силоса — завались.

— Зачем так говоришь, Конак? — возражает Фаризат. Будто ты не знаешь, что и приплод, и самые высокие надои мы получаем летом. А у них летом скот тоже на пастбищах, как и у нас. Правда?

— Я не о лете говорю, — не сдается Конак. — Если скот зимой хорошо обеспечен кормами и до весны сохраняет упитанность, то он дает хороший приплод и высокие надои.

— Что же, по-твоему, нашим коровам сена не хватило или такие уж они истощенные пришли к весне?

Азамат вмешивается и пытается прекратить пререкания:

— Не спорьте. Вы оба по-своему правы. Коровы, пасущиеся на равнинах, дают больше молока, чем наши, горные. Поэтому мясной скот нам выгодней выращивать, чем молочный. Мы уже говорили об этом с Батыром Османовичем, и он обещал помочь. Но пока нет такого решения, мы должны все силы приложить, но увеличить надои. Это для нас — вопрос чести.