Григорий Терещенко - Гранит

— Бегма?! Бегма?! Где он был, ваш Бегма?!

Появился Григоренко. Рядом с ним молча шагал Сабит.

— Видите, Сергей Сергеевич, что творится, — с неприязнью и нескрываемой иронией проговорил Комашко.

— Как это случилось? — резко спросил Григоренко. Трудно было понять, кому адресован вопрос — Белошапке или Сабиту.

Остап едва развел руками и в замешательстве опустил глаза.

— Кто устанавливал опалубку?

— Плотники. Из демобилизованных, — ответил Сабит. — Хороший ребята.

— Где Бегма?

— Бегма на железобетонный завод пошел, — поспешил ответить Комашко.

— Та-ак. Опалубку ставили вроде хорошие ребята... Во главе с Сабитом...

Комашко ехидно рассмеялся:

— Хорошие, лучше некуда!..

Стали подходить рабочие.

— Товарищ директор, — не выдержал Сабит, — опалубка был крепко сбит! Сам проверял.

— Крепко?! — побагровел Григоренко. — Если бы как следует сбили, бетон не расползся!..

«Неужели Григоренко не отстранит Сабита и не взгреет Белошапку? — раздумывал Комашко. — Обоих бы их в три шеи... Самый подходящий момент для увольнения...»

— Какими гвоздями сбивали доски? — спросил Григоренко Сабита.

— Соткой.

— А доски?

— Сами видите — хороший доски, новый. Сороковка.

— Я, как главный инженер, настаиваю на тщательнейшем расследовании... — проговорил твердым голосом Комашко. — Необходимо строго наказать виновных. Сегодня опора полетела, а завтра...

— Да, — сказал Григоренко, — расследование провести самым обстоятельным образом. Кого назначим? Может, Пентецкого? Он сейчас мало загружен.

— Пентецкого? Не возражаю, — согласился Комашко. «С Пентецким я проведу инструктаж...» — подумал он.

— Николай Фролович! — позвал Григоренко.

— Слушаю вас, — подбежал Пентецкий.

— Прошу вас, досконально расследуйте, проанализируйте все. Потом доложите. Ущерб тоже подсчитайте.

— Будет сделано.

— Теперь так, — обратился Григоренко к Сабиту.— Снимай со всех работ людей, собирай свежий бетон и настилай пол вокруг дробилки. А убыток... придется оплатить из собственной зарплаты.

— Понимаю. Платить надо.

«Что это он? Так и не снимет Сабита?» — начал злиться Комашко.

Македон Тришкин и Люба Зинченко внимательно рассматривали опалубку в тех местах, где она расползлась.

— Здесь вот вроде бы гвоздь был, а сейчас его нет. И дырочка свежая, поглядите, — обратился вдруг Македон к Любе. — Вытащили его, что ли? Ага, вот он, но почему-то перекушенный. . .

— Кто это его перекусил? — услышав голос Македона, в упор посмотрел на него Пентецкий. — Что это тебе, морковка? Ты брось мне заливать...

— Нет, серьезно, перекушенный, посмотрите! — воскликнула Люба.

— Вот что, товарищ Белошапка, — сказал Григоренко, уходя, — за это я вам с Сабитом отпущу на полную катушку. Это факт. Но попробуйте сами разобраться, в чем тут дело. На одного Пентецкого советую не рассчитывать.

— Непонятно. Как это могло получаться, — тихо, словно сам для себя, проговорил Сабит. — И ребята на опалубке добросовестный стояли. И я все время здесь был...

Лисяк поправлялся. Но в груди еще хрипело. Врачи не спускали с него глаз, не отходили и медсестры. Нога срасталась быстро. Однако перелом ребра и удары по голове дали осложнение.

Потеряв сознание еще в машине, Ростислав пришел в себя лишь в больнице. Тот кошмарный вечер никак не выходил у него из головы. Кто это его так?.. Дружки Сажи и Самохвала?.. Где же скрывается теперь Сажа? Наверное, за тридевять земель отсюда. А вот дружки его остались здесь. Скорей всего, с Самохвалом снюхались. А может, в машине он и сидел. Очевидно, они не собирались его убивать. Иначе бы и Самохвал появился. Возможно, что и ребята из санатория помешали убить его. Сама расправа не была неожиданностью для Ростислава. Он ждал ее вскоре после суда. Но потом успокоился... Нет, Сажи там не было. Тот бы в живых его не оставил. С Лисяком сгинуло бы все, что он знал про Сажу. Несомненно одно — напали на него дружки Сажи и Самохвала. Но как бы там ни было, он остался живым и поправляется.

Ростислав лежал молча, не разговаривал и с сестрами. Порой даже не отвечал на их вопросы. А если и отвечал, то коротко, односложно. Молчаливым он был и с работниками комбината, которые часто навещали его. Лисяк замкнулся в себе.

Когда его расспрашивали о случившемся, он закрывал глаза, будто засыпая. И любопытным ничего не оставалось делать, как покинуть палату.

Как-то одна из медсестер спросила:

— У вас есть отец с матерью?

— Нет.

— А девушка?

— Нет.

— А та, что вчера приходила?

— Светлана? Ее завком присылал.

— Да, товарищей у вас много. Вон сколько каждый день приходит.

— И недругов не мало! — улыбнулся одними уголками губ Ростислав. Восковое лицо его со шрамом через всю щеку покрылось пятнами. Глубоко запавшие глаза заблестели.

— Яблони цветут! Они такие нарядные! — сказала сестра, открывая окно.

Ростислав, помогая себе руками, сел на кровати. Попробовал встать на ноги, но нестерпимая боль пронизала все тело. Сестра бросилась к нему, поддержала, ласково и в то же время строго говоря:

— Вставать нельзя! Нельзя! Врач еще не позволил. Ложитесь тихонечко.

Она осторожно уложила Ростислава в постель и, будто нечаянно, скользнула рукой по его голове.

— Какой у вас растрепанный чуб.

Сестра вышла из палаты, но вскоре вернулась с большой расческой. Присела на кровать и стала осторожно расчесывать Ростиславу волосы. Он послушно лежал, глядя в лицо девушке.

— Вам не больно?

В глазах Лисяка затеплилась улыбка.

— Нисколько.

— Вот через недельку, — весело произнесла сестра, — вам позволят уже и ходить.

Лисяк молчал и не сводил с нее взгляда.

— Книжки позволят читать. Я вам принесу интересную книгу про разведчиков. Вы любите читать про разведчиков?

Ростислав кивнул.

— Ну чего вы молчите? — улыбаясь спросила девушка. — Может, мне уйти? Будете спать?

— Нет-нет, — словно очнулся Ростислав, — не уходите. Вы... вы очень хороший человек. Посидите еще.

Но сестра поднялась.

— Я сейчас вернусь. Принесу веточку яблони, — сказала она. — Пусть в вашу палату тоже войдет весна.

Опускался вечер. Розовый закат осветил стены палаты и ласковым отблеском лег на бледное лицо Лисяка.

Люди спешно покидали взрывоопасную зону. Одни шли в укрытие, другие — за дорогу, которая находилась в полутора километрах от карьера.

Появились рабочие с красными флажками. Им подчиняются все. Перед взрывом никто не должен оставаться в опасной зоне — таков закон.

Григоренко тоже пошел за дорогу. Проходя мимо группы рабочих, он слышал разговор об опытном взрыве. Каждый такой взрыв является важным событием в жизни комбината. Сегодня — опытный! Оправдает ли он надежды? От взрыва будет зависеть дальнейшая работа всего комбината. Что он принесет? Радость или горечь неудачи? Это волновало многих, но больше всего — начальника горного цеха Борзова. Валерий Ильич совсем забыл об отдыхе. С самого начала до конца присутствовал при заряжании, готовил забои, придирчиво проверял соединения детонирующих шнуров, укладку пакетов.