Борис Пармузин - До особого распоряжения

по двору и ворчал на ленивых работников.

На третий день «черный дервиш» пригласил хозяина в худжру. Гость сидел, поджав ноги, сидел не

шелохнувшись, только вот взгляд... Хозяин невольно потупился. Он терялся под этим взглядом.

Дервиш начал разговор издалека. Похвалил хозяина за гостеприимство, за хорошую пищу,

поинтересовался его делами.

- Какие дела... - вздохнув, развел пухлыми руками хозяин. - Что хорошего в этом городе? Нищета...

Не давали покоя тяжелые тюки, которые с трудом втащили в соседние худжры. Что собирается делать

с этим товаром дервиш? Торговать? Ждать следующего каравана? У него же нет своего коня.

Гость, конечно, и не подумал делиться планами. Он продолжал не мигая жечь хозяина сумасшедшими

глазами. Он словно пытался докопаться до нутра этого человека, так старательно сокрытого жиром. На

что годен толстяк? Чем может помочь? Умеет хотя бы молчать? Или, отупев от вечной скуки, поспешит

выложить невероятные новости первому встречному гостю?

Толстяк любит деньги. Берет торопливо, хватко. Потом, наверное, оставшись наедине, разглаживает

ассигнации, перекладывает без суеты монеты, стараясь, чтобы они случайно не звякнули.

Дервиш знает таких людей...

Но у этого человека дела, судя по всему, идут не очень хорошо. Если он даже болтун, деньги должны

заставить его молчать. Другого выхода у дервиша нет. В городе один караван-сарай, одно удобное место.

Хозяин знает всех, кто приходит в город, знает об их делах»

- Часто бывают гости? - спросил дервиш.

- Редко, добрый человек. Очень редко... - опять вздохнул хозяин. - Там, - он едва повернул голову в

сторону, - там пустыня, горы. Заскочут злые люди, пошарят в городе и скроются. А что к нам заскакивать?

Нищета...

- Полиция есть?

- Есть... - хозяин небрежно взмахнул ладошкой. - Есть двое. Во время налета сами прячутся. Что они

сделают?

- Другие гости бывают?

- Редко...

- Кроме караванов? - уточнил дервиш.

- Приходят. . - неохотно сказал хозяин.

Кажется, дервиш добрался до нужной цели. Именно об этих редких гостях ему и хотелось узнать.

- Что им здесь нужно? - спросил он.

- Дела... - неопределенно сказал хозяин.

Дервишу не понравился ответ. Ему нужны подробности. Хозяин посопел, зачем-то взглянул на второго

гостя. Тот замер, прикрыл глаза. Казалось, он даже не дышал.

Хозяин слышал об индусах, которые могут часами но двигаться. «Наверное, из таких этот истукан».

- К кому приходят гости? - продолжал дервиш.

Толстяк покосился на открытую дверь. Эти бездельники обрадовались, что хозяин зашел к гостям.

Столько работы, а они в какой-нибудь пустой худжре играют в кости.

- У нас... здесь, - вдруг отрывисто, шепотом заговорил толстяк, - здесь живет государственный

преступник.

Необычное сообщение не удивило дервиша.

- Кто? - спокойно спросил он.

119

- Чужой человек... Муфтий Садретдин-хан.

Хозяин вытер ладонью пот с лица и уставился на дервиша.

- Муфтий Садретдин-хан, - медленно, но твердо произнес гость, - великий, святой человек. Он борется

за счастье правоверных. Его оклеветали злые люди. Он большой друг вашего народа. Об этом скоро

узнают власти. - После паузы дервиш торжественно произнес: - Об этом знаешь ты. Один.

Хозяин торопливо кивнул.

- Возьмите за ваши заботы... - уже другим тоном добавил дервиш. Но сам не пошевелился. «Истукан»

мгновенно протянул руку. На этот раз было две монеты. Хозяин уже не сомневался в их настоящей цене.

- А теперь расскажите о всех гостях, которые приходили к святому человеку... - спокойно попросил

дервиш.

Муфтий редко появлялся на улочках маленького города. Он и в мечеть ходил только по большим

праздникам. Никто из местных жителей не осуждал старого человека. Все понимали, что муфтий

проводит время за молитвами в своей тесной комнатке.

Это подтверждал хозяин дома, где последние четыре года жил ссыльный эмигрант. В комнате в

западном углу висел старый флажок. Тот самый флажок, который всю жизнь скитается с ним по чужим

городам и странам. На зеленом поле флажка золотистый, правда уже поблекший, полумесяц и

многоконечная звезда.

Во время молитвы, в часы раздумий муфтий смотрел на флажок до боли в глазах. Когда глаза

начинали слезиться и флажок расплывался в тумане, он ложился и поворачивался к стене. На линялом

ковре узоры напоминали дороги, тропы, тропинки, запутанные и далекие, по которым Садретдин-хана

носило в горячие дни борьбы.

Он никогда себя не чувствовал старым, больным, слабым. Он и сейчас бы мог проделать длинный

путь. Было бы ради чего... Да и попробуй сесть на коня. Это заметит полгорода. Появится сонный

полицейский и укоризненно покачает головой.

Полицейский относится к муфтию, как к любимому ребенку. Беспокоится о здоровье и не отпускает от

дома ни на шаг.

Во время налета бандитов полицейский отсиживается у муфтия. Страж закона верит, что

государственный преступник Садретдин-хан известен и среди головорезов и может одним словом

утихомирить бандитов.

Муфтий привык к посещениям полицейского, у которого есть время послушать о трудной жизни

святого человека, о его вечной борьбе с врагами.

Муфтий не говорит вслух о планах, хотя они рождаются всякий раз после каждой встречи с

эмигрантами. К нему редко, но приезжают за советом, за помощью. Люди смотрят выжидающе на

сухонького старика, делятся бедами.

Муфтий Садретдин-хан, сжав кулачки, трясет ими в воздухе, проклинает неверных и отступников,

обещает скорую победу над врагами. Но совсем иные слухи доходят до этого городка, до караван-сарая.

Немец уже отступает под ударами Красной Армии, а муфтий предсказывает близкую гибель Советам.

Приезжали к муфтию несколько раз Салим и Шамсутдин. Рассказывали о судьбе Махмуд-бека, о его

жизни в тюрьме, о делах.

- Он подружился с вождями племен, с главарями банд, с теми, которые томятся в зиндане.

- Каков молодец! - восхищался муфтий. - Каков молодец!

- Он находит нужных людей. Засылает на землю Советов.

- Ой молодец! - потирая ладошки, восклицал муфтий.

Значит, Махмуд-бек в тюрьме не сидит сложа руки.

И не ведает ссыльный муфтий, что имя его в эмигрантских кругах по-прежнему повторяется с

большим уважением. Ссылка прибавила авторитет Садретдин-хану. О муфтии стали говорить, как о

человеке, страдающем за правое дело, за счастье мусульман. Правда, не все почитатели Садретдин-

хана решались его навестить. Иные побаивались навлечь на себя гнев местных властей.

Но прошел год, второй, и к муфтию потянулись состоятельные эмигранты. Никто за этими гостями не

следил. Вероятно, местные власти решили, что старику стукнул восьмой десяток и он наконец