Борис Пармузин - До особого распоряжения

угомонился. Муфтий же забыл о своем возрасте.

В канун восьмидесятилетия приехал Шамсутдин, привез недорогие подарки. Муфтий, не скрывая

чувств, рукавом халата смахнул слезы.

- Ой молодец! Из тюрьмы...

- Он неплохо живет. . - сказал Шамсутдин.

- Откуда деньги?

- Он подружился с русским агрономом, помог ему устроиться на работу. Вы знаете того русского?

- Да-да... - торопливо проговорил Садретдин-хан. - Все-таки прибрал его к рукам. - И снова муфтий

радостно потер ладошки.

- Прибрал... - ухмыльнулся Шамсутдин. - Русский всю жизнь будет помнить Махмуд-бека. Давно бы

сгнил в зиндане.

- Ой молодец!.. - в который раз воскликнул муфтий.

Махмуд-бек действовал. И, конечно, от его имени.

А он?

120

После отъезда Шамсутдина муфтий невольно задумался о своем положении. Он щедро обещает

помощь, дает советы.

- Но сколько можно обещать! - бормотал старик, уставясь на поблекший флажок.

Хозяин дома, заглянувший в этот момент в комнату муфтия, осторожно, на цыпочках ушел.

Садретдин-хан молил аллаха вернуть ему прежние связи, прежнюю власть, а то ведь в конце концов она

окончательно уйдет из рук. Кто-нибудь более смелый и сильный обвинит муфтия в старости, слабости,

бездействии, в пустых обещаниях. Это легко сделать.

Высокие покровители - турки, англичане, немцы, японцы - забыли о старике. А как нужно их доброе

отношение! И как нужны деньги!

Приезжал Аннакули Курбансаидов. Тяжело отдуваясь, громоздкий и важный, он с подчеркнутым

равнодушием осмотрел комнату. Взглянул на зеленый флажок и, кажется, усмехнулся, подлый человек.

Комната Садретдин-хана, конечно, не походила на штабной кабинет, где можно решать серьезные

вопросы, но ведь сам приехал... Никто его не звал. Муфтий не любил Аннакули. Рвется к власти... Всех

бы растолкал своими локтями...

Когда Аннакули начинает рассказывать, то багровеет и отводит глаза в сторону. Неприятно его

слушать...

А сейчас усмехается. Что на уме у подлого человека?

Все, кто приезжает к муфтию, высказывают свое огорчение по поводу несправедливостей, которыми,

увы, полон грешный мир. А вот Аннакули просто поздоровался. Даже без должного почтения.

- Что тебя привело в эту глушь? - не очень вежливо спросил муфтий.

Аннакули удобней уселся, откашлялся. Он понял, что перебрал в своем непочтении. Муфтий не

любит широко расправленных плеч, ухмылок, небрежного тона.

Скрипнула дверь, и заглянул слуга. Около минуты он смотрел на муфтия, ожидая указаний.

Садретдин-хан будто не замечал слуги. И тот скрылся. Аннакули откашлялся, согнулся, стараясь скрыть

свой рост, не возвышаться над сухоньким старичком своей фигурой, пышущей здоровьем и силой.

Муфтий заметил перемену.

- Как ты живешь, мой сын? - уже мягче спросил он.

Встретились два лиса. Один потрепанный, слабый, но закаленный в бесконечных стычках. Другой -

нагловатый, сильный, знающий себе цену, умеющий выждать свой час. Этот другой сейчас, вежливо

помахав хвостом, настороженно следил за каждым движением старика.

- Плохо живем, уважаемый муфтий. Очень плохо.

- Такова воля аллаха, - безучастно произнес Садретдин-хан и, прикрыв глаза, что-то прошептал.

- Да-да, - торопливо согласился гость.

Когда муфтий уходит от разговора, ничего путного не жди. А ему, Аннакули, нужно завтра

возвращаться вето-лицу и встречаться с капитаном Дейнцом. Немец ждет конкретных планов, настоящих

действии.

- Нужна ваша помощь, уважаемый отец...

Сейчас голос Аннакули прозвучал с надрывом. Муфтий закивал головой: понимаю, понимаю.

- Немцы предлагают мне поехать туда... - Аннакули неопределенно кивнул в сторону.

Старик встрепенулся, исчезло показное равнодушие.

- Немцы? - переспросил он. - Туда, домой?

- Нет. Не домой, уважаемый отец. К соседям.

- Что ты будешь делать в той стране?

- Там советские войска.

- Ну?

- Советские, английские.

- Ну... - нетерпеливо повторил муфтий.

- В советских служат наши... Туркмены, таджики, узбеки. Это части из Среднеазиатского военного

округа.

Такой конкретный, деловой доклад понравился муфтию. Бородка вздернулась вверх. Давно она так

лихо не взлетала. Муфтий начал понимать весь смысл поездки Аннакули в соседнюю страну. Но сможет

ли этот огромный дурак подступиться к советским солдатам? Послушают ли его юноши, выросшие

совсем в другой обстановке?

Ясно, что это капитан Дейнц решил прислать сюда Аннакули. Немец догадывается, что его агент

потолчется у ворот воинской части и ничего путного не сделает, а нужно, чтобы советские солдаты

приходили к нему, Аннакули Курбансаидову, приходили бы, как к земляку, и все рассказывали. Нужно

скомпрометировать этих солдат и затем заставить их бежать с оружием из своей армии.

Ох, как много можно сделать! Вначале найти только одного. Есть же такой боец, чьи родственники,

пускай дальние, бежали за границу. Конечно, есть...

- Что ты там будешь делать?

Аннакули пожал плечами. Муфтий фыркнул. Нет, без него, Садретдин-хана, немцу не обойтись. Он

хлопнул в ладоши, и сразу же открылась дверь, заглянул слуга.

- Ты спишь, сын мой, - укоризненно сказал муфтий, - у нас большой гость. Он устал и голоден. До сих

пор нет даже чаю.

121

- Сейчас, господин...

Пока слуга подавал чай, муфтий говорил. Горячо, торопливо, словно боялся, что родившиеся мысли

ускользнут.

- У кого-нибудь из солдат, наверное, есть родственники. Тебе помогут найти однофамильцев.

- Кто?! - чуть не вскрикнул Аннакули.

- Мои люди... - тихо произнес муфтий. - Я дам тебе адреса, сын мой.

С неожиданной для его фигуры прытью Аннакули привскочил, потянулся к руке муфтия и поцеловал.

Но пиалу с чаем все-таки задел, опрокинул и смущенно ойкнул.

- Ничего, сын мой. Не обращай внимания. Сегодня отдохнешь, а завтра с утра будем говорить.

Важное дело надо было как следует обдумать, все взвесить.

Немцы вспомнили-таки о муфтии Садретдин-хане, и они не должны в нем разочароваться...

Не успел уехать Аннакули Курбансаидов, а в Северный городок к муфтию прибыл новый гость -

Тухлы, сын Джунаид-хана. Хорошим бы воином мог стать Тухлы. Крепкие руки у молодого человека и

ненависти к врагам ислама достаточно. Ненависть откровенная, жгучая в словах, в главах, в поступках.

Этого гостя муфтий встретил с почтением. Он любили восхищался подвигами Джунаида, отца Тухлы.

За чаем, за сытным обедом муфтий расспрашивал гостя о жизни, о делах его сверстников, сетовал,

что молодежи приходится расти на чужой земле.

Вроде бы незначительные вопросы, вздохи, причитания муфтия были своеобразным вступлением к

большому разговору. Тухлы, соблюдая правила приличия, тоже хорошо играл свою роль. Ему тоже