Борис Пармузин - До особого распоряжения

Махмуд-бек старается успокоить Фариду:

- Все будет в порядке...

Эта фраза стала традиционной. За последние месяцы Фарида привыкла к ней и перестала верить.

Она с трудом сдерживает слезы. О чем ему сказать? О последнем письме важному сановнику?

Министру? Но Фарида об этом уже рассказывала. Откинув покрывало с лица, она все же торопливо

сообщает о своем последнем послании.

Повзрослела Фарида... Как у много повидавшей женщины, легли морщинки под глазами.

- Вы меня не слушаете? - обиженно спрашивает Фарида.

- Слушаю, милая, слушаю... - улыбается Махмуд-бек.

Она любит эту улыбку... Так может улыбаться только смелый, решительный человек. Фарида

рассказывает о последнем прошении, которое она подала государственному чиновнику. Она боится

потерять веру в эти бумаги, хотя уже догадывается, как медленно ползут прошения. И доползут ли до

главного человека, который может решить судьбу мужа. И найдется ли у этого человека время, чтобы

дочитать бумагу до конца.

Писцы, конечно, мудрят. Очень много слов в каждом прошении. Фарида всегда удивляется длинным

строчкам. Можно короче и яснее сказать о Махмуд-беке. Но писцы получают деньги за работу. Чем

больше работы, тем она дороже.

Махмуд-бек уже несколько раз просил жену не тратить зря деньги. Он не верит бумагам, не верит

жалобам, способным тронуть каменные сердца.

- Брось, Фарида. Брось ходить к этим жуликам... - весело уговаривает Махмуд-бек. Он не

притворяется. У него действительно веселое настроение. Фарида видит но глазам. Махмуд-бек искренне

смеется. Даже люди оглядываются на этого странного заключенного: «Не сошел ли с ума!» - Твои

прошения никто но читает.

- Прочтут, - уверенно говорит Фарида.

Махмуд-бек качает головой и только вздыхает.

- Ну да ладно, может, и прочтут. . - соглашается он. Не надо портить ей настроение. - Может, найдется

такой. Прочтет.

О многом не знает Фарида. Махмуд-бек не имеет права уйти из тюрьмы... Если бы она знала,

например, кто вон тот гордый старик. Он сложил руки на груди, будто совершенно не чувствует цепей, не

обращает на них внимания. Старик, прищурившись от света, с презрением рассматривает поток людей.

Он не просит подаяние. Ему приносят мясо и хлеб. Приносят в камеру эти же стражники, которые сейчас

его охраняют. Принесут за хорошую плату.

Жилистый, черный от ветров пустыни и солнца, он и сейчас стоит во главе большого племени.

Приказано старика держать в зиндане. На базар его вывели стражники на свой страх и риск. Слишком

хорошо заплачено им за эту прогулку. К старику приехали люди из его племени, такие же гордые и

своенравные, как их вождь. Они знают десятки скрытых тропинок и больших дорог, по которым в

соседние страны уходят лихие джигиты и никому не известные чужеземцы. Уходят под покровом ночи. О

их делах никому не известно, кроме этого старика, который сидит почти рядом с Махмуд-беком.

Никакие угрозы и пытки не сломят вождя племени. Ничего от него не добьются самые жестокие

служители тюрьмы. И об этом они хорошо знают.

Да и у кого поднимется рука на человека, чье племя хозяйничает в отдаленных районах страны. У

кого? Люди из племени умеют мстить. У всех есть семьи, друзья, родные...

Махмуд-бек пользуется уважением у старика. Придет день, когда вождь многое расскажет Махмуд-

беку. Надо ждать. Надо упорно ждать. Махмуд-беку нужны дороги, по которым уходят в Страну Советов

чужеземцы, нужны проводники из племени жилистого, неприступного старика.

А как объяснить все это Фариде?

Махмуд-бека давно бы выкупили или украли... Но он еще нужен в тюрьме.

- Скоро... - шепчет Махмуд-бек.

Он проводит ладонью по пальцам Фариды. Пальцы заметно дрожат. Потом берет руку Фариды и,

наклонившись, целует.

Стражники многое повидали в своей жизни, но сейчас удивленно переглянулись. Такого чуда никогда

не видывал и этот шумный, пестрый базар.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

128

На чужбине я встречался и с тысячами обманутых людей, и с так называемой верхушкой эмиграции.

Эти последние были повинны во многом: они предали родину и народ, они уничтожали, сжигали,

убивали...

Уйдя от правосудия, бывшие курбаши, муллы, баи еще строили планы нападения на Страну Советов.

Я знал многих курбаши, которые спали неспокойно, с маузером под подушкой, боялись своих

подчиненных. Курбаши понимали, что никакое «войско» на угрозах и обмане долго не удержишь.

Басмачество - контрреволюционное движение в Средней Азии - проявилось в форме открытого

бандитизма. Басмач (по-тюркски - басмак) - это притеснитель, грабитель, насильник.

Как оно родилось? Кто его поддерживал?

Старый чекист, участник гражданской войны в Средней Азии Сергей Васильевич Калмыков оставил

после себя книгу «Коран и маузер».

Как очевидец, он рассказал о рождении первой банды в Ферганской долине. Начало

контрреволюционному движению положила так называемая Кокандская автономия, просуществовавшая

с 9 декабря 1917 года по 20 февраля 1918 года.

В январе 1918 года крупный бай Хамдам Ходжи Каландар и создал первую банду. Во главе ее он

поставил вора и убийцу Назара.

Это было время, когда в Ферганской долине свирепствовала «крестьянская армия» кулака

Монстрова, когда белогвардейские офицеры и английские разведчики становились советниками

новоявленных «полководцев», снабжали их деньгами, оружием, обмундированием.

Разве можно назвать движение народным, если у истоков его стояли воры и убийцы?

Я знаю, что многих курбаши отдавали правосудию их же «воины».

Связанный долгие годы с крупными деятелями эмиграции, я очень часто чувствовал на себе взгляды

простых людей, полные нескрываемой ненависти. И в меня летели увесистые камни...

ТЮРЕМНЫЕ СТЕНЫ

Доктор, сдвинув наручник, отыскал пульс. Стараясь не смотреть на Махмуд-бека, сосредоточенно

считал удары. Сердце билось ровно. Оно было спокойным. Казалось, человек подчинил эти удары своей

воле.

В присутствии доктора в камере становилось тихо. Все побаивались этого доброго человека, потому

что появление его обычно было связано с несчастьем. Когда, осмотрев неподвижное тело, он

поднимался и странно шевелил пальцами, все знали: еще один покинул этот суетный, грешный мир.

Не глядя ни на кого, доктор выходил из камеры.

Доктора побаивались. И даже при острой боли, недомогании люди молчали, сжав зубы, повернувшись

к каменной стене. Суеверный страх не покидал их и тогда, когда доктор приходил только к Махмуд-беку.

Но с Махмуд-беком пока ничего не случалось.

- Хорошо вы держитесь... - сказал доктор.

Махмуд-бек невольно улыбнулся, пожал плечами: приходится.