Александр Черненко - Моряна

Дмитрий остановился около Сеньки, громко спросил:

— Ты у кого думаешь эту путину работать?

Сенька ответил не сразу.

— Не знаю... Подожду Андрей Палыча... — глухо сказал он и, насупившись, отвернулся.

— А ты как? — Дмитрий подошел к Якову.

Молодой Турка медленно поднялся.

— Ума не приложу, что к чему... — Он запахнул полушубок, помолчал. — Одно только знаю: от батьки непременно уйду. Не могу больше, житья нету! — И стал вертеть новую цыгарку.

Дмитрий пристально оглядел товарищей — поугрюмевшие, они молчали.

— Вы что же? — в тревоге спросил он их. — Не согласны, что ли?

— Оттяжка, Митя, — недовольно сказал Сенька. — Каждую путину ты все откладываешь... А теперь будто и случай подходящий — у Яшки вон бударка с сеткой. Подправим ее — и пошел! И Андрей Палыч приедет вот скоро из района.

— Верно! — поддержал Яков. — Зараз и артель сбивать надо!

— Эх, вы! — Дмитрий раздраженно махнул рукой. — Я же говорил вам, целый час толковал... Бу-да-арка! Какой толк от одной Яшкиной бударки? Ну, подправим эту самую бударку. Пойдешь ты, скажем, с Яшкой на лов. — Он искоса взглянул на Сеньку. — А я что буду делать? Или я с Яшкой двину, а ты куда?..

И, крепко сжимая в кармане ключи, он вновь стал подробно доказывать необходимость в ближайшую путину работать каждому в отдельности, чтобы скопить нужные средства на ловецкую справу.

— Ты вот, Сенька, говоришь об оттяжке. А так ли это?.. Гляди-ка вот: раньше Яшка и слушать не хотел об артели. Помнишь, как уговаривали его? А тут — сам заявился. Погляди на себя теперь, Сенька: у тебя сейчас небольшая сохранность завелась. А раньше была? Ни гроша!.. Меня возьмите: сохранность тоже имею. И жизнь моя на лады пошла. С Глушей, под конец, все устроено: Максим Егорыч согласие дал.

Он радостно хлопнул Сеньку по плечу. А тот, припомнив вчерашний разговор о Буркине, спросил Дмитрия:

— А к Григорию Ивановичу пойдем?

— Сходим, поговорим.

— Сегодня?

— Хоть сегодня, хоть завтра.

— Хорошо...

— А ты что невесело глядишь? — Дмитрий подошел к Якову и, положив руку на его плечо, сказал: — Отработаем путину — и артель сбивать начнем! Непременно собьем!

Молодой Турка сдержанно улыбнулся.

— Э-эх, Яшка! И какие дела мы развернем! — Дмитрий взял Турку за руку. — Есть артель, Яшка?

— Есть, — сдержанно ответил Турка.

— По рукам, стало быть?

Они громко ударили ладонь о ладонь. Дмитрий повернулся к Сеньке, хотел обменяться и с ним крепким, дружеским рукопожатием, но Бурый, нахмурившись, направился к двери, следом за ним шагнул Яков.

— А вы заходите еще завтра ко мне, — сказал им вслед Дмитрий, легонько перебирая в кармане ключи. — Заходите! Слышь, Сенька? Я вот подсчитаюсь с Дойкиным —? может, новое чего удумаем. К Григорию Иванычу сходим, потолкуем с ним. Заходите!

Оставшись один, он задумчиво зашагал по кухне...

Вечером Дмитрий решил пойти к Дойкину.

«Может, приехал из района, — подумал он, надевая полушубок. — Подсчитаюсь с ним».

Неожиданно широко распахнулась дверь, и в кухню ввалился слегка подвыпивший Лешка-Матрос. Стараясь казаться трезвым, он подтянулся, разгладил усы.

— Здор о во Казаку!

Дмитрий недружелюбно ответил:

— Ну, здор о во...

Лешка строго спросил:

— Получил от Беспалого ключи?

— Ну... получил, — растерянно пробормотал Дмитрий.

— Вертай обратно!

Дмитрий непонимающе смотрел на Лешку.

— Ключи Максима Егорыча выкладывай! — крикнул Матрос и протянул руку. — Оглох, что ли? Ключи, говорю, вертай назад!

Дмитрий, приходя в себя, вдруг ожесточенно приказал:

— Вон отсюда!

— Ключи!.. — не унимался Лешка.

— Убирайся, тебе говорю!

— Гони ключи! — и Матрос, качнувшись, двинулся на Дмитрия.

Дмитрий, стараясь выпроводить Лешку из кухни, толкнул его, тот чуть не упал и, схватив табуретку, замахнулся:

— Даешь или нет?!

Пригнувшись, Дмитрий рванулся к Матросу и, перехватив табуретку, вытолкал Лешку из кухни. Заложив дверь на крючок, он прислушался.

Матрос рвал дверь, бил по ней кулаками, кричал:

— Максим Егорыч прислал за ключами! Отвечать будешь!.. На маяке я был! Максим Егорыч!..

Вскоре в сенях стихло. Притаясь за косяком, Дмитрий молча и долго стоял.

«Что такое?.. — думал он. — Откуда Лешка знает про ключи? И говорит — на маяке был. Что такое?.. Максим Егорыч, слышь...»

Он осторожно выглянул в окно — на улице было пусто.

«Вот тебе и Максим Егорыч! — продолжал размышлять Дмитрий, крепко сжав в кулаке ключи. — Не одумался ли уж он?.. Не похоже вроде. Должно быть, Лешка все это выдумал... А может, и в самом деле чего Максим Егорыч?..»

Торопливо запахнув полушубок, он решил сейчас же сходить к Дойкину, а от него, не дожидаясь завтрашнего дня, зайти за Сенькой и Яшкой, чтобы втроем пойти к Буркину.

И когда он вышел во двор, его заворожил теплый душистый вечер. Дмитрий устало прислонился к камышовому забору, сдвинул на затылок шапку и часто, глубоко задышал, вбирая влажные, душистые запахи Каспия.

— Зима надломилась, — радостно зашептал он. — На весну дело пошло!

Стоя у забора, Дмитрий продолжал удивляться, как это внезапно опустился на приморье такой тихий, задушевный вечер.

«А днем моряна штормовала...»

Он распахнул полушубок и глянул вверх: густосинее небо было затянуто сплошной движущейся птичьей массой, словно было задернуто огромнейшим неводом.

«Птица пошла!..»

Дмитрий слышал свист и шипение воздуха, рассекаемого бесчисленными крыльями. Ему казалось, будто небо колышется — то приближается к земле, то удаляется, — так густо неслись на север многотысячные стаи разнообразной птицы.

Звучно кричали гуси.

Высокими голосами перекликалась казара — малый гусь.

С трубными звуками неслись колонны лебедей.

Заунывно плакала утка.

— Скоро и рыба пойдет из Каспия, — растроганно прошептал Дмитрий и вышел на улицу.

Он вспомнил Глушу и Максима Егорыча. «Завтра непременно должны явиться с маяка!» Шел он, широко распахнув полушубок, часто поглядывая на небо. Там, между стаями птиц, дрожали яркие звезды, — они то потухали, то вновь светились, будто далекие огневки в темную ночь на воде.

Совсем низко — Дмитрию казалось, можно было достать рукой — плыла партия белых лебедей, распахивая гигантские, словно паруса, крылья. Шумно шуршали эти полотнища, и резко свистел разрываемый ими воздух.

Призывно звенели гуси, неустанно стонали утки, торжественно трубили лебеди.

Всю эту ночь над приморьем созвучно и стройно гудел диковинный пролетный птичий хор...