Михаил Пархомов - Хороший парень

И только к вечеру, покрывшись пылью, он стал медленно блекнуть. Уставшие краски позднего лета вяло окрашивали небо и землю. Вернулся утомленный Неборак и, кое-как распихав многочисленные покупки по машине, сказал, что пора ехать домой. Затем он осведомился у Нади, понравился ли ей базар. Шутка, ли, такое изобилие!..

— Понравился, — ответила Надя.

Она не кривила душой, ей действительно было все в диковинку на этом базаре. Она даже книги не раскрыла за. весь день. Всю неделю Надя возила председателя. Утром на работу, а вечером с работы. Днем делать было нечего, я она, сидя в машине, читала. А в следующее воскресенье, когда Неборак снова с видом хозяина уселся рядом с нею и велел ехать в Ивановку, молча вынула из книги какой-то листок и протянула его председателю со словами:

— Подпишите.

— Что такое? — спросил Неборак.

— Путевка, — не глядя в его сторону, спокойно ответила Надя. — Подпишите.

Неборак засопел и полез в карман пиджака за очками. Нехотя поднес листок к глазам и, шевеля толстыми губами, прочел: «Путевой лист». В нем значилось, что машина «Победа» под номером «21–05» по указанию Неборака следует из райцентра в село Ивановку на базар. Расстояние — 64 километра. Цель поездки — закупка продуктов.

— Точно, как в аптеке! — хохотнул Неборак, стараясь свести дело к шутке. — Молодец, Надежда, зафиксировала все, как полагается. А теперь поехали…

— Подпишите путевку, — повторила Надя, продолжая смотреть прямо перед собой.

То ли по выражению ее лица, то ли по ее голосу, но Неборак понял, что она от своего не отступится. Тогда — делать нечего! — он подписал «путевой лист» и отвернулся от Нади. У него в эту минуту было по-ребячьи обиженное лицо.

«Вот, — думал он, втягивая голову в плечи, — делай людям одолжение. Другие шоферы, небось, на уборочной спят по два часа в сутки, а эта книжки почитывает, получила отдельный номер в гостинице и еще недовольна. Ты к ней по-хорошему, а она…»

Назавтра, однако, Надя снова потребовала, чтобы Неборак подписал путевку. Она ему не перечила, по первому требованию председателя она готова была подать машину к дому и поехать куда угодно, но только… «Подпишите!». Тут уж, как понял Неборак, было не до шуток.

И как ни жаль было ему лишиться машины, он, поразмыслив, все-таки пришел к выводу, что с Надей надо расстаться. И чем скорее он от нее избавится, тем будет лучше.

О своем решении Неборак в тот же вечер сказал Наде. Нашел подходящий предлог: не сегодня-завтра исполком будто бы должен получить новую машину по наряду, и поэтому он, Неборак, не видит причин для того, чтобы задерживать Надю, и она может ехать домой. Конечно, он даст Наде отличную характеристику, в которой будет сказано, что она поработала на уборочной, как говорится, на славу, — если Неборак не ошибается, она ведь комсомолка? То-то же! И, во-вторых, он распорядится, чтобы ей выдали на дорогу бензин. Какие могут быть разговоры!

«Вот как, хочешь меня задобрить, — подумала Надя, искоса поглядывая на председателя исполкома. — Только напрасно стараетесь, товарищ Неборак. Из этого ничего не выйдет».

Собралась она быстро: выгладила блузки и носовые платки, уложила вещи в чемодан. Но так как ехать на ночь глядя не имело смысла, а до утра было далеко, она решила скоротать последний вечер в городском парке.

Обычно там играл духовой оркестр. По аллеям, грызя подсолнухи, прогуливались девчата и парни. Два или три раза Надя тоже бродила по этому парку. Но сегодня она направилась прямо к летнему кинотеатру, в котором, судя по афише, шла повторным экраном «Актриса». По всей вероятности, это была очень старая картина, выпущенная еще во время войны. Надя ее не видела.

Она купила билет на второй сеанс, так как первый уже начался. Отойдя от кассы, присела на пустую скамью и задумалась.

Думала она о Яшке.

Где он? Что делает теперь?

Она припомнила от первого до последнего слова свой разговор с Яшкой на площади перед его отъездом.

Тогда они поссорились. Они всегда ссорились, и это было очень странно.

Затем она постаралась думать о чем-нибудь другом. О стычке с председателем исполкома, о близком отъезде. Но мысли ее помимо воли снова возвратились к Яшке.

Какое-то предчувствие, ожидание чего-то томило ее. А вокруг шумели деревья.

И когда, прислушиваясь к этому легкому и тонкому шуму, она подняла глаза и увидела перед собой живого Яшку, это нисколько не удивило ее. Так должно было случиться, и так случилось.

И все же с минуту они оба молчали.

Наконец, чувствуя, что молчание становится невыносимым, Яшка спросил у нее глухим, охрипшим от волнения голосом:

— Значит, уезжаешь?

Он произнес не те слова, которые собирался и, главное, должен был сказать. Он чувствовал это, но, увидев наконец Надю, которую ему пришлось долго искать, Яшка, прежде чем она ответила на его вопрос, снова сказал с болезненной горечью:

— Быстро, однако, сматываешь удочки…

Ему было больно. Обидно и больно. Он отмахал больше восьмидесяти километров только для того, чтобы увидеть Надю. И вот он узнает, что она уже собралась в путь-дорогу…

— Да, сматываю удочки, — ответила Надя. — И что?

— Все понятно. — Яшкины губы скривились. — Как пишут в газетах: комментарии излишни.

Он еще что-то хотел сказать, такое же обидное и злое. Но у него пересохло во рту, и он, махнув рукой, повернулся к Наде спиной и зашагал прочь. Его плечи были опущены.

Наде хотелось крикнуть: «Вернись, дурень! Да ничего-то ты не понимаешь, ничего!..» Она подалась вперед, прижав почему-то руки к груди, но, обессилев, снова опустилась на скамью.

Яшки уже не было. Звонок, дребезжа, настойчиво созывал зрителей на второй сеанс.

Как знать, быть может, Яшке и не привелось бы, как ему того хотелось (через час он уже жалел о своей размолвке с Надей), снова увидеть ее, если бы судоремонтный завод не шефствовал над тем самым колхозом, в котором теперь работал Яшка.

Но судьбе было угодно подстроить так, чтобы Яшкину полуторку отправили в распоряжение колхоза «Пятилетка», и та же судьба позаботилась о том, чтобы Дынник в скором времени отправился на «Победе» в этот колхоз.

Надя вела машину легко, уверенно, и Дынник, сидевший рядом с нею, рассеянно поглядывал на пустые поля, которые простирались до самого горизонта. Директор не обращал внимания на красоты природы: он не замечал ни темных скирд, ни синевшего вдали сосняка, ни пухлых, румяных облаков. Он был слишком практичным человеком, чтобы заниматься пустяками. О шефском концерте, который должен был состояться в колхозе через несколько дней, директор тоже не думал. Как это ни удивительно, его мысли возвращались к Наде.

Дынник, конечно, обрадовался, когда Надя вернулась с уборочной раньше, чем он ожидал. И машину она привела в полной сохранности. Но только… Дынник знал, кому он был обязан тем, что чуть было не получил партийного взыскания. Если Надя могла явиться к секретарю горкома Краюшкину и, выложив ему на стол пачку «путевых листов», поднять шум по поводу того, как неправильно используют выделенный на уборочную транспорт, то кто мог сомневаться, что она же в свое время сообщила Краюшкину о подмене автомашин? От такой девки всего можно ожидать! И Дынник смотрел на Надю со смешанным чувством уважения и неприязни.