Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

Вглядываясь в темноту, он спросил сердито:

— Кого там черти принесли?

Юсси отозвался:

— Это я, старик, успокойся.

— Ах, это ты. Вот как! Это ты. Вспомнил все-таки, что есть у тебя еще где-то родной дом да еще с отцом. А что за голодранца с собой ведешь? Это он орал сейчас?

— Он…

— Уже ночь на дворе, а он еще никак не проспится. Идите оба туда, где вы напились. А здесь пьяным нет места.

— Он вовсе не пьян, старик. Он просто такой уж есть.

— Откуда он?

— Это наш парень.

— Наш парень… Все вы наши парни, когда вам нужно у нас пригреться и поесть. Но у меня ничего нет. Так и зарубите себе на носу. Вот здесь веник. Обметите ноги и входите.

В больших темных сенях еще держался застарелый запах прокисших кож. В комнате тоже стоял этот запах, но слабее. В комнате было темно. Старик повесил ружье на стену, чиркнул по столу спичкой и зажег свечу на полке, осветив свое худое бритое лицо с двумя глубокими бороздами, идущими от носа к углам тонких губ.

Старый Мурто был так же громаден, как сын, но слегка сутулился и поэтому казался не выше Юхо. Он, кряхтя, скинул обшитые кожей войлочные пьексы и залез под одеяло на скрипучую деревянную кровать, повернувшись лицом к стене, обитой картоном. Сын спросил:

— Почему у тебя так холодно?

Старик не ответил. Сын повторил свой вопрос. Тогда отец проворчал себе под нос:

— А ты мне дров запасал?

Подоткнув под себя со всех сторон ватное одеяло, он спокойно засопел носом. С минуту длилось молчание, а затем раздался треск расколовшейся доски. Это Юсси опустил с размаху на край стола свой тяжелый кулак. Сделав это, он вскричал сердито:

— Как тебе не стыдно, старик! Это просто свинство! Это не похоже на тебя! Пришел чужой человек. Он устал. Он целую неделю в снегу ночевал. По-человечески его принять надо!

Старик повернул голову к сыну и сказал спокойно:

— А ты не ори. Если ты будешь тут орать и столы мне портить, я вас обоих за двери выкину.

В их разговор вмешался Юхо, сказав примирительно:

— Ладно. Не стоит из-за меня беспокоиться. Мне очень мало надо. Только уголок, чтобы прилечь. А еда у меня самого найдется. И вас прошу присоединиться, если желаете.

И он стал выкладывать из мешка на стол хлеб, сало, консервы и сахар. Юсси спросил удивленно:

— Откуда это у тебя?

Юхо самодовольно тряхнул рыжей головой:

— А ты думал, я из беды выкручиваться не умею? О, будь спокоен. Не пропаду нигде.

— А все-таки?

— Склад обчистил. Я же знаю там все ходы и выходы.

— Где там?

Юхо собирался что-то ответить, но ему помешал старик, сказавший с удивлением:

— Это русский хлеб! — Он засунул ноги в пьексы и подошел к столу. Взяв со стола хлебец, он повертел его и руках и даже понюхал. — Да, это русский хлеб. Такие буханки только они выпекают. Вот это хлеб! Чистая рожь. Это из России. Да. Это оттуда. Оттуда.

Он задумался и осторожно положил хлебец на прежнее место. Но Юхо сказал ему:

— А ты возьми его себе, отец. Убери куда-нибудь. А я еще достану.

И он снова положил буханку старику в руки. Тот взял и опять задумался, вертя ее в руках. Прикинув на ладони ее вес, он сказал:

— Много у русских этого добра. Помнишь, Юсси, ты рассказывал, как вы русскую машину с хлебом перехватили?

Юсси нехотя кивнул головой и взял с этажерки газету. А Юхо спросил у старика:

— Когда это было?

— Прошлой зимой. Они сперва повалили ее из орудия, а потом налетели со всех сторон на лыжах. Но русский водитель был еще жив. Он обложился мерзлыми буханками, подпустил их поближе и открыл огонь из ручного пулемета. Но потом они его все-таки убили.

Юсси прервал его, недовольно шевельнув газетой:

— Охота тебе рассказывать об этом.

— А разве я вру?

И он опять протянул руку, чтобы положить хлеб на прежнее место, но Юхо сказал, отталкивая его руку:

— Нет, нет, нет! И думать об этом не смей! Я обижусь, если не возьмешь.

Старик положил хлеб на край стола, и взгляд его с хлеба перешел на пылающее румянцем лицо Юхо. Он спросил:

— Ты из каких мест? Судя по выговору, это места не близкие. Но что-то как будто мне знакомое. Тебя как звать?

— Юхо.

— Вот как! И у соседки нашей Майи муж назывался Юхо. Тоже неплохой парень был.

— А где он теперь?

— Убит. В редкой семье сейчас кто-нибудь не убит.

Старик вздохнул и принялся растапливать плиту.

Поставив на нее кофейник, он достал из шкафчика две тарелки и, неторопливо шаркая большими пьексами по стертым деревянным половицам, вышел в сени. Когда дверь за ним закрылась, Юсси сказал сердито:

— Тебя кто просил тут свой хлеб демонстрировать?

Юхо, доставший к тому времени из мешка вторую буханку, виновато развел руками:

— А как же, Юсси! Подкрепиться надо же! Твои штабисты ведь не догадаются накормить меня перед допросом. Верно?

Юсси ответил, подумав:

— Пожалуй, да. Но этот хлеб убери с глаз долой.

— Зачем, Юсси?

— Ты же видишь сам: он вызывает всякие ненужные разговоры о России. Убери!

— Тебе виднее, Юсси. Как прикажешь, так и сделаю.

Однако он не торопился убирать со стола подаренную буханку. И пока он резал на ломти вторую буханку, старик вернулся в комнату, неся в одной тарелке мерзлую рыбу, а в другой — соленые грибы. Перехватив недовольный взгляд сына, он проворчал, кивая на грибы:

— Не вороти нос. Это еще труды твоей матери.

Рыбу он положил на сковородку и, пока она жарилась, поставил на стол тарелки. Юсси спросил его:

— А мясо и картошку сдал?

— Не получат они у меня ни мяса, ни картошки.

— Ты не шути с этим, старик.

Но старик, переворачивая ножом на сковороде рыбу, повторил упрямо:

— Не получат они у меня ничего. Я не приглашал гитлеровскую солдатню на кормление в свою страну. Довольно того, что я в прошлом году отдал им сдуру шерстяное одеяло. Хватит с меня и этой глупости.

— Но есть закон военного времени.

— На грабеж не может быть законов.

— А сдать все же придется.

— Нет, не придется. Уже приходили сегодня утром. Требовали бычка. А я прицелился из ружья и говорю: «Берите». Они говорят: «Смотри! Будет хуже, если от самих союзников комиссия придет». — «Пусть придет. Ответ у меня для всех грабителей один». С тем и ушли. А бычка я застрелил днем и шкуру снял. Завтра буду разделывать. Соли только не хватает немного для засолки.

Юсси сказал нахмурившись:

— Это добром не кончится.

— Если тебе наплевать на отца, то, конечно, добром не кончится.

— Ладно. Завтра подам рапорт начальству. Обрисую положение. Попрошу их походатайствовать в Саммалвуори о снятии с тебя этой повинности.

— Тебе давно следовало вмешаться, а не корчить из себя святого хранителя законов, не народом установленных.

— Но ты не имел права так поступать.

— Я знаю свое право.