Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

— Если не дашь ключи, они выломают дверь.

Очень может быть, что окончательно он проснулся от слов переводчика. Да и сам переводчик смог потом сказать кое-что об этом странном госте из России, посетившем далекую окраину финской земли. Поэтому очень легко можно представить, как это все происходило. Он услыхал слова переводчика и приподнялся на печи, нащупывая в кармане пистолет. А старик тем временем ответил переводчику:

— Пусть ломают. Вот амбар. Пусть ломают, а я посмотрю.

Затем снова послышалась немецкая речь, после чего несколько пар ног, зашаркав по полу, перешагнули порог и удалились в сени. Последний из выходивших немного задержался. Слышно было, как он сорвал что-то со стены у кровати, и вслед за тем глухо щелкнул ружейный затвор.

Дверь захлопнулась. Рыжий гость из России привстал, снял с дымохода свои сапоги и быстро натянул их на ноги. Здесь же он надел на себя полушубок, которым покрывался ночью, и затем спрыгнул с печки, чтобы взять шапку. Кровать, на которой спал Юсси, была аккуратно застлана. Это означало, что в момент его ухода все в доме было спокойно. Снаружи что-то загрохотало. Слышно было, как в дерево с хрустом впился топор. И в это время послышались угрожающие крики. Они нарастали и приближались. Рыжий надел шапку и снова прыгнул на печку.

И тут неожиданно грянул выстрел. За ним второй, третий, четвертый… В сенях послышались яростные возгласы и стоны. Не слезая с печки, рыжий Юхо встал на колени и вытащил пистолет. Что-то ударилось о дверь комнаты, и затем снова загрохотали выстрелы. На этот раз их было больше. Они слились в сплошной гулкий треск, от которого содрогался дом.

Распахнулась дверь, и в комнату, пятясь задом, вскочил разъяренный Илмари Мурто. Он попытался еще раз перезарядить свое ружье, но сразу же вслед за ним в комнату ворвался солдат в короткой тужурке с меховым капюшоном. Солдат что-то кричал по-немецки, наставляя на старика автомат. Но старик в слепой ярости не слыхал ничего. Круто извернувшись, он хватил солдата прикладом ружья по ногам. Тот опрокинулся, повалив своей тяжестью скамейку. Старик еще раз взмахнул прикладом, собираясь его прикончить, но в это время короткая очередь из сеней заставила его выронить ружье. Он схватился за грудь и медленно сел на кровать.

Юхо заметил в дверях стрелявшего и, вытянув руку, выстрелил в него почти в упор. Гитлеровец выронил автомат и упал на порог. Юхо спрыгнул с печки и выстрелил также в того, который поднимался на ноги с пола комнаты. Сделав это, он осторожно выглянул в полумрак сеней и сказал по-русски:

— Все успокоены? Кажется, все.

Старик Илмари встрепенулся при звуках русской речи и прошептал обрадованно слабеющим голосом на том же языке:

— Так вот кто ты, сынок дорогой мой!

Юхо выбежал в сени. На крыльце лежало два трупа. На дворе у амбара — еще два. Старый Илмари, как видно, не привык тратить зря патроны. Но черная собака продолжала лаять, и с крыльца Юхо увидел еще одного из незваных гостей. Стоя на санях, тот во весь дух гнал со двора лошадь. Судя по одежде, это был финн-переводчик. Не выпуская вожжей из рук, он оглянулся и сразу съежился при виде пистолета в руках Юхо.

Юхо разрядил ему вслед всю обойму пистолета, но не попал и снова вернулся в комнату. Старый Илмари Мурто лежал на спине поперек постели, и его правая рука была сжата в кулак с такой силой, словно удерживала теперь наконец то, что упустила при жизни. Юхо позвал его:

— Отец! Что же ты, а? Отец!

Он приложил ухо к груди Илмари и понял, что тот уже не отзовется. Сердце его не билось, и шерстяной жилет набухал пятнами крови. Юхо уложил вдоль кровати тяжелое неподвижное тело, скрестил на его груди огромные жилистые руки и закрыл глаза.

С минуты на минуту мог вернуться молодой хозяин этого опустевшего дома. Юхо пристроил за плечами свой мешок, взял у мертвого гитлеровца автомат с запасными обоймами и, кинув прощальный взгляд на суровое лицо навеки заснувшего Илмари Мурто, вышел на двор. Там на него залаяла собака, но он не обратил на нее внимания. Кое-что похуже собачьего лая ожидало его на дворе. Исчезли его лыжи. Их убрал из предосторожности Юсси, и Юхо понял, что пытаться их найти бесполезно.

Пока он так досадовал, стоя посреди двора в утренних сумерках, над его головой пропела пуля. Это означало, что его уже видели и знали, что с ним надо делать. Он бросился за угол дома, перемахнул через забор в огород и помчался по глубокому снегу к следующему забору. Над его головой просвистели еще две пули. Он пригнулся и побежал быстрее, с трудом вытаскивая ноги из глубоких сугробов.

По счастью для него, огород шел под уклон, и когда он перемахнул через второй забор, то очутился как бы в лощине. Здесь его не могла достать пуля, пущенная издали. Вдоль забора пролегала по снегу узкая тропинка, и он помчался по ней во весь дух. Но тропинка скоро свернула от забора в сторону, и он вынужден был свернуть вместе с ней, чтобы опять не оказаться в глубоком снегу. Задумываться было некогда даже тогда, когда он обнаружил, что тропинка ведет его на открытый холм. Пригибаясь как можно ниже, он взбежал на него и в следующий миг уже снова мчался под откос.

В момент, когда он переваливал холм, ему вслед опять загремели выстрелы, и послышались отдаленные крики. Но он уже был по другую сторону холма. Он мчался изо всех сил, придерживая одной рукой немецкий автомат и сумку с обоймами. Перед ним открывался вид на чужие холмистые поля, перегороженные заборами, и он таращил на них глаза в поисках спасения. Среди холмов показалась небольшая избушка, окруженная голыми березами и рябинами. Но это была чужая избушка. Черт ее знал, какая западня могла оказаться в ней. Он бежал по чужой земле, где каждый кустик, торчавший из сугроба, мог обернуться врагом.

Наконец тропинка вывела его на узкую санную дорогу, и он помчался по ней, уже с трудом переводя дыхание. Оглядываться было некогда и незачем. Он знал, что за ним гонятся и что спасение его только в ногах. Совсем близко от него, почти рядом с дорогой виднелся густой, темный лес. Будь у него лыжи, он добрался бы до него в один миг.

Можно представить, какими теплыми словами он поминал Юсси в то время, когда перебирал из последних сил ногами по санному следу! И одинокая избушка, окруженная голыми березами и рябинами, тоже не обещала ему ничего хорошего, хотя он и поравнялся с ней наконец. Но куда было ему деваться? Оставаться на дороге было еще опаснее. Э-э, будь что будет! Он ворвался во двор и захлопнул за собой калитку. И дальше с ним произошло то, что могла рассказать потом одна только Майя Линтунен.

Прежде всего к нему под ноги с визгливым лаем кинулась белая лохматая собачонка. Он крикнул ей по-русски: