Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Что мне оставалось делать? Я сказал ей спасибо и зашагал к лесу, вместо того чтобы помчаться сломя голову совсем в другую сторону. Так сложились мои дела. Но, шагая к лесу, я смотрел назад, следя за тем, как она перескочила канаву, держа грабли в руке, и как направилась дальше к работающим на лугу. Она тоже оглянулась и, встретив мой взгляд, улыбнулась мне, продолжая идти своим путем. Я улыбнулся ей в ответ. Как мог я не улыбнуться, если мне улыбнулась женщина! Но, улыбнувшись ей, я все же постепенно убавлял шаг, выбирая подходящий момент, чтобы остановиться и затем броситься бегом назад.

Но в это время женщина опять оглянулась. Заметив мои колебания, она ободряюще махнула рукой, резнув ребром ладони воздух в направлении леса. Этим взмахом она как бы говорила: «Прямо, прямо иди, не сворачивай!». Я кивнул ей и продолжал идти к лесу, но краем глаза все еще следил за ней, надеясь, что ее вот-вот скроет какая-нибудь копна или кустик. Но луговина была слишком открытая, кустики слишком редкие и низкие, а до первых копен она еще не дошла.

Я взглянул на часы. Они показывали четверть третьего. Если бы я в этот момент круто двинулся назад, то еще успел бы на станцию к пяти часам. Но приветливая молодая женщина продолжала время от времени поглядывать на меня издали, и мне не оставалось ничего другого, как делать вид, будто я с великой радостью следую ее совету насчет того, чтобы идти в Заозерье.

Подойдя вплотную к лесу, я остановился, надеясь, что больше она уже не оглянется. Однако она оглянулась и снова ободряюще помахала мне рукой. Пришлось и мне махнуть ей приветливо в ответ, а потом войти в лес. Что мне оставалось делать? В лесу я, конечно, сразу же остановился, но легче мне от этого не стало. Идти мне надо было, а не стоять. Идти назад. Но идти назад на виду у этой женщины было неудобно. Мало ли что она могла подумать обо мне.

Пока я так стоял и раздумывал, на дорогу вышли со стороны деревни еще две женщины с граблями. При виде их я зашагал скорей дальше в глубину леса. Они могли увидеть меня стоящим на дороге и рассказать об этом своей приветливой подруге. А я не хотел, чтобы она подумала обо мне плохое. Не стоило отпугивать от себя удачу, которую пожелала женщина. Говорят, женское пожелание всегда исполняется, особенно если оно касается другой женщины. Сохранить надо было это пожелание неизменным.

Раздумывая так, я ушел довольно далеко вперед по лесной дороге, а когда остановился, готовый начать обратный путь, впереди послышалось журчание воды. Помедлив немного, я пошел на этот звук. Копченая колбаса и пряники уже давали себя знать, и ради них я удлинил свой путь еще на пять минут. Но, напившись из ручья воды, я взглянул на часы и свистнул. Они показывали десять минут четвертого. Из этого следовало, что пятичасовому поезду суждено было уйти в Ленинград без меня, а мне — ночевать на станции.

Стоя на мосту над ручьем, я посмотрел туда и сюда — и вдруг увидел впереди блеск воды между стволами деревьев. Это было озеро. Но если так близко оказалось озеро, то и Заозерье, надо думать, было не слишком от меня удалено. Почему бы мне туда не пройти теперь, когда к поезду уже все равно незачем торопиться? А вернуться на станцию я могу теперь в любое время, хотя бы даже к ночи. Что от этого изменится?

И я зашагал по лесной дороге дальше, вместо того чтобы вернуться к станции. Вот какой я был отчаянный! Черт его знает, что это на меня так подействовало! Может быть, русский воздух, которым я слишком уж много дышал в этот день, или вода, выпитая из русского ручья, или этот русский лес, в котором птицы издавали разные веселые замысловатые звуки своими тонкими глотками. Не знаю, что было причиной такой моей смелости, но я зашагал дальше в глубину России, даже не задумываясь над тем, где застанет меня их русская ночь.

Дорога обогнула озеро справа и потом раздвоилась. Помня наставление приветливой женщины, я оставил без внимания поворот влево. Но после этого поворота дорога дала еще несколько ответвлений и вправо и влево, заставляя меня каждый раз останавливаться и гадать, которое из них считать прямым продолжением дороги. Скоро лес кончился, открыв моим глазам вид на новые поля, однако деревни все еще нигде не было видно. А часы уже показывали половину пятого.

Можно было спросить о деревне у людей, убиравших сено в стороне от дороги, но я не спросил. Я даже не подошел к ним, продолжая идти своей дорогой. Их там было так много, и мужчин и женщин, что они уже успели сметать огромный стог из утреннего укоса и теперь свозили остальное высушенное сено к другому начатому стогу. И оттого, что их было много, я не решился сойти к ним с дороги. Среди такого множества русских мог оказаться тот самый Иван или кто-нибудь из тех, кто побывал в наших лагерях. А я хорошо знал, что несла мне подобная встреча. Поэтому я продолжал шагать к своей женщине без лишних расспросов.

Но, пройдя еще километра два, я вышел к новой развилке, возле которой застрял минут на десять. Дорога моя разделилась на две такие схожие по ширине и наезженности дороги, что трудно было угадать, которая из них главная. К тому же и отклонялись они вправо и влево одинаково круто. Я оглянулся. Но те, кто стоговал сено, уже пропали из виду за холмами. Спросить было некого. Пришлось идти наугад. Помня, что влево мне идти не советовали, я пошел по правой дороге.

И опять-таки она оказалась длинной, ведя меня среди возделанных полей с холма на холм, из перелеска в перелесок. Удивительно, какой огромной оказалась их Россия!! Стоило мне слегка шагнуть за пределы своего прежнего пути, как она принялась раскрывать передо мной такие обширные дали, о которых я до той поры и понятия не имел.

Был уже седьмой час, когда я увидел наконец впереди нужную мне деревню. Перед тем как в нее войти, я перебрал на всякий случай в памяти слова, которые мне предстояло сказать моей женщине. Это были все больше новые слова, уловленные моим ухом здесь на их разных собраниях и собеседованиях. Этими же словами, надо полагать, изъяснялась и моя женщина. А потому они должны были хорошо на нее подействовать.

Я появлялся перед ней внезапно, как шило в мешке, и после некоторого воздействия на нее словами вежливости выкладывал перед ней всю подноготную: «Вот видите, в какие отдаленные места я не побоялся забраться! И все ради того, чтобы увидеть вас. А это чего говорит? Это говорит того, что никакие расстояния не могут меня остановить, когда дело касается вас и всего прочего, что к вам относится. А что касается меня, то могу заверить, что коммунизмом я уже проникся. Это доказано соревнованием на четвертом этаже, где я выиграл. (О пятом этаже не будем говорить.) И если раньше я недопонимал, то теперь все допонимаю. Так что можете быть спокойны — теперь я вполне сплочен и знаю, что к чему. Вас я не тороплю. Я понимаю, что женщине надо свое выдержать, и готов потерпеть еще немного, тем более что срок моего пребывания в России еще не истек».