Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Пока я пытался это установить, к воротам сада подъехала грузовая машина и остановилась, громыхнув пустыми бидонами. В кузове машины сидели женщины, одетые в белые халаты. Одна из них позвала:

— Валя! Наташа!

Но она могла бы и не звать, потому что к машине уже неслись выскочившие из дома Арви Сайтури две девочки лет по шестнадцати, тоже одетые в белые халатики. Вспомнив про незаконченный разговор, я спросил воспитательницу, имея в виду этих девочек:

— Вы сказали, что они сами вырастили по три коровы из телят. А откуда у них взялись телята?

Она ответила:

— По правде сказать, откуда взялись, там и остались: в колхозном стаде.

— Значит, они не собственные?

— Почему же? Очень даже собственные. Они за ними ухаживают, они их кормят, поят. И судьбу их решают они же. Понимаете?

— Не особенно, простите в доверии.

— А вы бы съездили с ними на пастбище да убедились в этом собственными глазами. Там, на месте, все нагляднее вам представится. Хотите? — И, не дожидаясь моего ответа, она крикнула в сторону машины: — Подождите, девушки, минутку! Возьмите с собой гостя нашего!

И они взяли меня на отдаленную луговину, занявшую между холмами и оврагами несколько квадратных километров. И там я спросил у женщины, принимавшей в бидоны надоенное молоко, насчет этих же девочек. Она ответила то же самое:

— Да, это ихние коровы. А то чьи же? Они их выпестовали.

Я сказал:

— Значит, они могут их продать, если захотят?

Она удивилась:

— А за каким лешим стали бы они продавать колхозных коров?

— Значит, это все-таки колхозные коровы?

— Колхозные.

— И колхоз может их продать, если захочет?

— Как так продать? Да разве эти девочки позволят своих коров продать?

— Но ведь коровы колхозные, вы сказали. И молоко от них, наверно, поступает в колхоз, а не девочкам.

— Правильно. А на что девочкам столько молока? Им дай бог по литру в день выпить, да и то в летнюю жару.

— Может быть, им деньги отдают за это молоко?

— А на что им деньги? У них и так все есть.

— Но деньги могут им потом пригодиться, когда они хозяйками станут.

— И тогда тоже у них всего будет вдоволь.

— А коров они себе заберут, когда хозяйками станут?

— Да на что им по три коровы-ти? По одной возьмут — и ладно. Да и то возьмут ли. Колхозное молоко скоро наладим отпускать всем по потребности.

— Но если они не возьмут в свое хозяйство коров, то у них уже не будет коров. А чтобы корова приносила хозяйству доход, она должна быть в хозяйстве.

— Ну дак что. Без дохода они не останутся. Колхозу доход и им доход.

— Значит, это общий доход?

— А то как же!

— Спасибо. Теперь я понял.

— Еще бы не понять. Арифметика простая.

Я вздохнул и еще некоторое время полюбовался девочками, хлопотавшими среди других женщин возле своих коров. Обходились они с коровами ласково, и те, как видно, были настроены к ним вполне дружелюбно. Да, могли быть и у меня тоже такие доченьки, такие же ласковые к животным. Но смог ли бы я обзавестись коровами, чтобы они могли применить к ним ласку, — это другой вопрос.

Окинув еще раз взглядом хлебные и картофельные холмы, окружавшие эту богатую травянистую равнину, я отправился на пристань. А куда мне иначе было отправляться? Все было для меня теперь окончательно и преокончательно ясно, что касалось их колхозов. Больше нечем было дополнять мои сведения о них. Я знал их насквозь.

Идти мне пришлось в обход равнины. Напрямик я не решился ее пересечь. Где-то там, в километре от меня, вдоль ее середины тянулась полоса особенно густой и высокой травы, похожей на осоку, среди которой местами поблескивала вода, Это показывало; что там проходила заболоченная полоса, куда мне лезть было не обязательно. Обогнув стадо, я двинулся по склону холма в том направлении, где предполагал пристань. Тропинок я не искал и шел напрямик, ступая прямо по траве. Склон холма изогнулся, унося меня в сторону. За первым его изгибом показался второй. А еще за одним изгибом я увидел груды старого кирпича, возле которых два парня рыли лопатами землю.

Я знал, откуда этот кирпич, и знал также, какого рода судьба ему уготована. Парни расчищали место для кладки печи, из которой потом должны были выйти новые молодые кирпичи для их дворца культуры. Все это я знал. И о некоторых людях, причастных к этому кирпичу, я тоже кое-что знал. Одним словом, я знал теперь все про их колхозы. Больше мне нечего было про них узнавать. Поэтому я прошел мимо парней стороной.

Обогнув еще два холма с полями ржи и пшеницы на склонах, я увидел маленький домик. Он приткнулся к нижней части ската, обращенного к югу, и три его стены состояли почти сплошь из стекла. Возле этого домика тоже виднелись люди. Но и они мне были не нужны. Мало ли кем они могли оказаться. Я еще не забыл того страшного Ивана. Избегая с ним встречи, я домик тоже обошел стороной.

К домику прилегал молодой сад. В нем росли яблони, груши, сливы и вишни. Но плодов на них еще было мало. Зато густо и высоко разрослись ягодные кустарники, полные малины, смородины и крыжовника. Пройдя ягодный кустарник, я вышел на открытое место, где растения стлались по самой земле, и здесь увидел того страшного Ивана. Он пригнулся и, упираясь одной рукой о землю, готовился другой рукой метнуть в меня гранату.

Так обстоят у них здесь дела, в их колхозах, когда к ним попадает финн. Вы думаете, что вы идете к пристани. Но вам не дойти до пристани, ибо вас на этом последнем пути обязательно перехватит Иван. И тут кончается ваш путь к пристани, и заодно кончается всякий иной путь.

Я остановился, готовый все же попробовать увернуться от его гранаты. А он сказал мне странным голосом, в котором низкие ноты сменялись высокими и снова переходили в низкие:

— Здравствуйте. Ну, как переночевали?

Я всмотрелся в него внимательнее. Оказывается, это был хозяин дома, в котором я гостил. Вот как все обернулось. Ну, ладно. Бывает у них тут, конечно, и так. Они на все способны. Такие это коварные люди. Я ответил ему, что хорошо переночевал, за что ему спасибо, и заодно спросил, как у него тут дела. Он в ответ как-то странно дернулся, полулежа на земле. Резко оторвав от земли руку, на которую опирался, он хотел ею что-то сделать, но рука не послушалась и неопределенно мотнулась в воздухе. Тогда он снова оперся на нее и сказал, кивнув головой на то, что придерживал другой рукой:

— Что ж, дела как дела. То ладятся, то нет. Вот зеленел, зеленел и вдруг желтеть начал. Приходится подкармливать.

Я спросил:

— А что это такое?

— Арбуз.

— Разве в этих краях арбузы растут?

— Раньше не росли. Теперь растут. Мы заставили их расти. И виноград заставим.

— А для чего это нужно?

— Как для чего! Для украшения жизни.