Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы

— Эх, бессердечная Мухаббат!

— Что?

— Говорю, бессердечные люди.

— Золотые слова!

— Очень стало жаль. Вот у вас здесь все ездят на осликах. Здешние ослы, как лошади, быстро передвигаются. Взвалите два центнера, все равно кричит, что мало. Ха-ха! Видел собственными глазами. Значит, осел полезен для народного хозяйства! Скажу вам...

Кузыбай, расплатившись с официантом, встал. Выйдя на улицу, вспомнил разговор собеседника и рассмеялся.

— Говорит: «Нагрузи два центнера», — а он кричит: «Мало!» Крикун, потому и кричит. Потому-то он и осел! — Кузыбай погрозил пальцем, но, потеряв равновесие, задел кого-то и упал.

— Чем облокачиваться на чужих жен, возьми в руки свою! — послышался злой голос.

Кузыбай поднял голову и увидел Якутой. Она брезгливо отряхнула светлое пальто и, ворча что-то под нос, пошла дальше.

Кузыбай позвал ее по старой привычке:

— Раис-ая! [41] Раис-ая — председательша. Не обижайтесь!.. Вы говорите: возьми в руки свою жену. Вам кто-нибудь сказал, что Кузыбай не сможет этого сделать?

Якутой показалось, что этот мальчишка издевается над ней, называя «раис-ая».

— Растяпа ты, парень! Если бы справлялся с женой, она бы не избрала себе в любовники Шербека!

Кузыбай, скрежеща зубами, поднялся.

— Стой! — прохрипел он.

Каблучки Якутой застучали быстрее. Кузыбай бросился за ней, но пошатнулся и опять свалился. Обняв холодную землю, горестно зарыдал.

Неожиданно опустился холодный осенний туман.

Лампочки на столбах стали тусклыми, пожелтели, как груши.

Кузыбай долго лежал ничком, уткнувшись лицом в землю. Перед глазами мелькали веселые лица Мухаббат и Шербека.

— Подожди, я покажу тебе... Я покажу тебе, — всхлипывая, повторял он. Нащупал за поясом нож и побежал, шатаясь, судорожно глотая плотный густой туман.

В это время в правлении колхоза окончилась очередная планерка, члены правления разошлись, в кабинете оставались лишь Шербек, Саидгази и Назаров. Они тоже собирались уходить, как вдруг услышали, что кто-то бежит по веранде. Шаги замерли у кабинета. Кто-то лихорадочно шарил по двери, ища ручку. Дверь с силой распахнулась, и влетел Кузыбай с ножом в руках.

— Ты нарочно отослал меня в горы, бабник! — закричал он, глядя на Шербека. Толкнул в грудь стоявшего перед ним Саидгази и бросился к остолбеневшему Шербеку.

Шербек инстинктивно отпрянул назад, и удар ножа пришелся в правое плечо. Второй раз ударить Кузыбай не успел: Назаров бросился на него, сшиб ударом кулака, навалился всем телом. Шербек, застывший у стены, очнулся лишь тогда, когда Назаров крикнул:

— Возьмите у него нож!

Шербек подскочил к извивавшемуся под Назаровым Кузыбаю и с внезапно пробудившейся яростью ударил его по уху. Нож, вылетев из рук Кузыбая, с шумом покатился по полу.

Назаров поднял, как ребенка, на руки обессилевшего Кузыбая, положил на стулья, стоявшие вдоль стены, взглянул на Шербека и испугался:

— Да вы же весь в крови!

Только тогда Шербек почувствовал, как что-то теплое течет с плеча и мокнет рукав. Взглянул на правую руку: вся ладонь в крови. Натекло уже и на пол и на зеленую скатерть.

— Эй, послушайте, Саидгази, доктора... — Он оглянулся.

Саидгази исчез.

А Саидгази в это время бегал по центру кишлака и орал:

— Кузыбай зарезал Шербека! Ловите убийцу!

Из домов выбегали люди, пытались расспрашивать Саидгази. Некоторым он шепнул:

— Холостяк. Видно, пошутил с его женой.

Вмиг кабинет переполнился народом. Поднялся невообразимый шум. Появился и участковый милиционер. Он выпроводил всех на улицу, но народ не расходился.

Сквозь шум, доносившийся снаружи, Шербек различил знакомое постукивание каблучков. Он знает, чья это походка. Он не может ошибиться. Это Нигора. Невольно вспомнил свой разговор с Мухаббат, вспомнил, как смутился от ее кокетливого взгляда. Какое-то смутное чувство вины перед Нигорой овладело Шербеком.

Чтобы скрыть волнение, он сдвинул брови, насупился. Даже не осмелился взглянуть ей в лицо. Пока Нигора перевязывала ему плечо, его терзала мысль: что она думает? Сидя перед ней, Шербек украдкой глянул снизу вверх. Холодные, равнодушные глаза, крепко сжатые губы. Словно кто-то окатил его холодной водой. «Все кончено...» — сказал себе Шербек, и сердце его тоскливо заныло.

Закончив перевязку, Нигора шагнула в сторону и вдруг задела ногой какой-то предмет, который с шумом покатился по полу. Нигора нагнулась. Нож...

Назаров, стоявший поодаль, быстро подошел, взял нож из вороненой стали и положил на мраморный чернильный прибор.

— Сын-ночек мой... сын-нок мой... — послышался дрожащий глухой голос. У порога, облокотясь о косяк, стояла Хури. Она никак не могла отдышаться, пуховый платок сполз на плечи, седые волосы растрепаны, в лице ни кровинки. Она протянула руки и устремилась вперед, а ноги не слушались ее.

Назаров и Нигора подхватили тетушку Хури и усадили на диван. Нигора подала ей стакан с водой и взглянула на Шербека, как бы говоря: «Гляди, гляди лучше! Ты довел до такого состояния свою мать!»

Только сейчас Шербек почувствовал, как ноет плечо. Он сжал зубы. А боль с каждой минутой все усиливалась...

В то время как Шербеку перевязывали рану, слух о том, что Кузыбай зарезал председателя и его арестовали, дошел и до дома Мухаббат.

Мухаббат только легла спать, как кто-то постучал в ворота. Лязгнула цепочка двери, отец с кем-то переговорил и бегом вернулся в дом. Вызвал мать Мухаббат, и они о чем-то зашептались на веранде. Затем отец снова заспешил на улицу. Мухаббат услышала, как мать сыпала проклятья на чью-то голову. Сердце Мухаббат, будто что-то почуяв, замерло. Она вскочила с постели и, как была в ночной рубашке, выбежала на веранду.

— Эй, мама?!

— Ой, ты еще не спишь?!

— Почему вы молчите?

— Да этот... твой муж-тихоня...

— Говорите скорее?!

— Ударил Шербека ножом, вот тебе и весь сказ!

Мухаббат вскрикнула и замерла на мгновение, потом бегом бросилась в комнату. Наскоро одевшись, подцепив на ходу туфли, она выбежала на веранду и бросилась к калитке.

— Куда? — закричала мать. — Что тебе там делать? Его уже увезли в райцентр. Иначе заявился бы сюда и, не дай бог, тебя...

Мухаббат вздрогнула всем телом, словно ощутила холодное лезвие ножа у горла.

— Что тебе не сидится, кобыла! Опозорила нас! Марш в дом!

Мухаббат вошла в свою комнату, выключила свет. Не раздеваясь, опустилась на кровать и долго сидела, опершись подбородком о колени и глядя в одну точку. Иногда она тихонько покачивалась из стороны в сторону, тело ее дрожало, будто в ознобе.

Ворота открылись и закрылись со скрежетом. Щелкнула цепочка. Тяжелые шаги отца... В окне проплыла его тень. Понизив голос, он разговаривал с матерью. По обрывкам фраз Мухаббат поняла, о чем шла речь.