Виктор Полторацкий - След человеческий (сборник)

О героических боевых действиях этой бригады часто упоминалось в оперативных сводках, и мне было интересно узнать подробности, как говорится, из первых рук.

После того как я представился и предъявил документ, удостоверяющий мое корреспондентское положение, командир бригады, еще молодой, бравого вида подполковник с редкой фамилией Щекал рассказал, что с самого начала июля бригада почти непрерывно вела ожесточенные бои с войсками рвущейся к Сталинграду шестой армии гитлеровцев. Но силы были неравными. Бригада несла потери. За два месяца в батальонах осталось не более трети личного состава.

Комиссар бригады добавил, что, несмотря на такую тяжелую обстановку, состояние духа у людей боевое. Многие за это время вступили в партию.

— Принимали самых достойных, кто особенно отличился в боях. Вот на последнем заседании партийной комиссии обсуждалось заявление рядового Олега Шлыкова. Ему всего восемнадцать лет. На фронт пошел добровольцем. Но когда парткомиссия обсуждала его заявление, все, как один, сказали: «Достоин быть членом партии!» И приняли единогласно.

— Интересно бы встретиться и побеседовать с этим товарищем.

— Ну что ж, побеседуйте, — сказал командир бригады. — Обстановка позволяет. Сейчас прикажу вызвать.

— Зачем же, я сам разыщу его.

— Ну и добро, — согласился Щекал. — Связной проводит вас в батальон.

Шлыкова мы отыскали довольно быстро. С виду он был хотя и молод, но крепок. Обветренное, загорелое лицо уже приобрело черты сурового мужества. Под выцветшей гимнастеркой, пятнистой от пыли и пота, угадывались широкие мускулистые плечи.

Для начала разговора я спросил у него, откуда он родом, давно ли на фронте, в каких боях приходилось участвовать.

— Коренной москвич, — сказал Шлыков. — Родители мои и сейчас там. Они педагоги. Папа преподает химию, а мама — математику. Я учился в 110-й школе, но окончить ее не успел. Началась война. Наш девятый класс был сплошь комсомольский, и все мы решили пойти добровольцами в Красную Армию. Отправились в районный военкомат с просьбой немедленно отправить нас на фронт. Но там нам ответили, что для службы в армии мы еще не вышли годами, Мы сказали, что нам уже по семнадцати лет. Николаю Островскому было всего пятнадцать, когда он стал бойцом Первой Конной, а писатель Гайдар в шестнадцать лет был уже командиром полка. Однако военком не принял это во внимание. Тогда мы побежали жаловаться в райком комсомола. Но и в райкоме ответили так же и, вместо того чтобы отправить на фронт, послали под Вязьму на строительство оборонительных рубежей. Под Вязьмой мы два месяца копали противотанковые рвы и строили дзоты, а вернувшись в Москву, опять стали проситься в армию и обязательно на передовую. В армию нас все-таки приняли, но сначала направили в учебную команду.

Лишь в июне сорок второго года Шлыков уже в звании сержанта получил назначение в мотострелковую бригаду танкового корпуса и сразу попал в самое пекло боев, завязавшихся южнее Воронежа. Здесь принял он боевое крещение.

— Как это было? Обыкновенно. Перед боем всегда испытываешь состояние тревоги и нервного возбуждения от неизвестности того, как развернутся события и что ожидает тебя. У необстрелянных новичков это чувство иногда переходит в растерянность. Но мне повезло: в первых боях под Петропавловкой — Острогожском и Коротояком я почти все время находился рядом с батальонным комиссаром товарищем Пугачевым. Это замечательный человек! Член партии Ленинского призыва — с января 1924 года. Бывший шахтер, а потом партийный работник. Сибиряк. Из-под Кемерова. Очень решительный и смелый в бою. Возле него и сам становишься смелее и тверже. В батальоне все любили и уважали его. Для меня он был не просто комиссаром, а боевым и партийным наставником.

Почему я говорю о нем — был? Очень тяжело произносить это слово, но в бою под Коротояком комиссара сразила фашистская пуля. Там мы и похоронили его на берегу реки Потудань. А дня за два до этого он написал и передал мне рекомендацию для вступления в партию. Как завещание. Теперь, став коммунистом, я дал слово всей своей жизнью оправдать его рекомендацию…

Потом Шлыков рассказывал о жестоких боях, которые вела их бригада на донской переправе в районе Клетской и уже под самым Сталинградом.

— Фашисты отчаянно рвутся овладеть городом, но мы Сталинграда не отдадим! — Шлыков произнес это твердо, решительно, с глубоким и искренним чувством, еще более подчеркивающим мужественность его молодого лица.

После нашего разговора с ним я снова зашел к командиру бригады.

— Познакомились? — спросил Щекал.

Я сказал, что Шлыков очень понравился мне.

— Боец хороший, — подтвердил Щекал и добавил — Сурово и жестко началась у этого юноши линия жизни, и думаю, что он ее не покривит.

Снова я попал в эту мотострелковую бригаду уже на Курской дуге летом 1943 года. За бои под Сталинградом она, как и весь корпус, заслужила почетное звание гвардейской. Командовал ею все тот же Щекал, теперь уже гвардии полковник. Я спросил у него о Шлыкове.

Щекал нахмурился, тяжело вздохнул и ответил:

— Нет у нас Шлыкова… После Сталинграда ему присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром танка в 102-ю бригаду. Она участвовала в зимнем наступлении на Харьков. Говорят, что Шлыков и там воевал героически, но машину его подбили, а сам он был тяжело ранен. Вернее — погиб…

Командир 102-й танковой бригады, высокий, черный, гвардии полковник Овчаренко подтвердил, что действительно танк, которым командовал Олег Шлыков, в бою за Харьков вырвался вперед, но был подбит, загорелся. Экипаж и сам командир танка погибли.

— Там гитлеровцы перешли в контрнаступление крупными силами, — продолжал Овчаренко. — Нам пришлось отступить. Видели, как загорелся танк Шлыкова, но подобраться к нему уже не было возможности. Родным-то сообщили: «Ваш сын Шлыков Олег Павлович пропал без вести». Но он, конечно, погиб. Посмертно представили его к ордену Отечественной войны I степени. А воевал он отважно, как коммунист.

С тех пор прошло тридцать два года. Страна отмечала тридцатилетие победы над фашистской Германией. Однажды, листая свои записные книжки с заметками о боевых эпизодах и героических подвигах, свидетелем которых мне довелось быть, а также о встречах и беседах с бойцами, я перечитал запись, которая живо напомнила мне о встрече под Сталинградом. И я подумал: в жизни случаются чудеса. Вдруг объявляются пропавшие без вести, а порой и мертвые оживают. Ведь из двадцати восьми героев-панфиловцев, погибших у разъезда Дубосеково, некоторые оказались живыми! А что если попытаться разыскать бывшего московского школьника Олега Шлыкова или хотя бы его родных?