Виктор Полторацкий - След человеческий (сборник)

Счастливо сложилась и личная жизнь его. В 1949 году он познакомился со студенткой географического факультета МГУ Таней Боцмановой. Потом Татьяна Ивановна стала Шлыковой — женой и верным другом Олега Павловича. Сейчас у них есть сын Сережа. Учится уже в седьмом классе и, как отец, увлекается физикой.

Я спросил у Олега Павловича о судьбе мальчиков из 110-й школы, которые вместе с ним в 1941 году пошли добровольцами на войну.

— Из нашей школы на фронт ушли более ста человек, а вернулось меньше десятка, — с грустью ответил он. — Во дворе школы есть памятник павшим в боях за Родину. Школа — в Скатертном переулке, недалеко от Никитских ворот…

Вспомнив, что еще при первой нашей встрече под Сталинградом Олег Шлыков говорил о том, что в школе он увлекался музыкой и теннисом, я напомнил ему об этом.

— Музыку по-прежнему очень люблю и сам иногда музицирую, — Олег Павлович указал глазами на пианино. — А для тенниса уже не гожусь. Зато пристрастился к туризму. Знаете, после госпиталя я ни разу не был ни в санаториях, ни на курортах. Отпуск обычно проводим в путешествиях. Машину я вожу сам. За эти годы объехал весь юг Украины, Кавказ и Алтай. А в позапрошлом году прошел тысячу километров в лодке по Енисею. Вот думаю, съездить бы в Кемеровскую область, в родные места нашего батальонного комиссара.

— Помните его?

— Никогда не забуду!..

Вот тут и мне вспомнились слова, сказанные о Шлыкове командиром бригады Щекалом: «Сурово началась линия жизни у этого юноши».

Продолжение ее исполнено высокого мужества.

Сухая, охристо-желтая, с багряными пятнами осень застоялась в Касимове. В садах над Окой шумно пировали ватажки дроздов-рябинников. Небо было высоким и чистым. Похолодевшая Ока наливалась густой синевой.

Однажды утром в городке случилось невероятное: площадь возле старых торговых рядов вернулась в далекое прошлое. Над лавками появились старинные вывески. По булыжной мостовой загремели пролетки и тарантасы. Усатый городовой таращил глаза на важного господина в сюртуке и цилиндре. У двери с вывеской «Колониальные товары» маячил кудрявый молодец в белом фартуке. Пробежала горничная, прошли две дамы в длинных старомодных платьях и шляпках.

А тут же чуть поодаль стоял грузовик с двумя электрическими прожекторами. Невысокий молодой человек в курточке из синтетической кожи взмахивал руками и кричал: «Внимание, приготовились… Начали!»

Трещал киноаппарат, шли натурные съемки для будущего фильма «Рыцарь мечты».

Сценарий фильма был написан по материалам рассказов Александра Грина, и главным героем картины, рыцарем мечты, был сам Грин, писатель-романтик, бродяга, очарованный мечтой о прекрасном.

И вдруг подумалось о том, что лет семьдесят назад по этим касимовским улицам, когда все они были еще такими, какими будут в кинокартине, проходил человек, чем-то похожий на Грина: тоже литератор, хотя и малоизвестный, тоже фантазер, овеянный ветром мечты. Это был капитан речного парохода Петр Алексеевич Оленин-Волгарь.

Сейчас в Касимове лишь немногие помнят о нем. Прошло уже более сорока лет с тех пор, как он умер. Но К. Г. Паустовский в своей книге «Золотая роза» рассказывает, что в 1924 году он еще встречался с этим капитаном в редакции одной из московских газет, и называет его «человеком феерической жизни».

Судьба Оленина-Волгаря поистине незаурядна. Прадед его был президентом Петербургской Академии художеств. Дед — один из героев Бородинского сражения. Отец — кутила помещик. Сам же Волгарь в автобиографии, написанной им незадолго до смерти, говорит о себе, что в юности мечтал стать матросом океанского корабля и поехать в Америку освобождать индейцев, угнетаемых белыми. Потом занимался химическими опытами в надежде открыть какое-то волшебное вещество. Наконец увлёкся сочинением стихов…

Да и будучи уже в зрелом возрасте, он с юношеской горячностью принимался то за одно дело, то за другое, оставаясь мечтателем и фантазером. Такие люди, может быть, и не свершившие ничего особенного, даже оставшиеся в неизвестности, горячностью и одержимостью своей побуждают других к подвигам и открытиям. И я подумал о том, что небезынтересно будет собрать, где возможно, уже забытые сведения и рассказать о жизни Оленина-Волгаря. Мысль эта возникла у меня еще несколько лет назад. И возникла она совершенно случайно.

Однажды, приехав в Касимов, я заглянул в местный музей краеведения. Он помещается в здании старой татарской мечети. В музее, как и полагается, выставлены для общего обозрения полуистлевшие кости каких-то громадных животных, кремневые наконечники стрел, глиняные черепки, съеденные ржавчиной железные копья и сабли, бусы и бронзовые витые браслеты, найденные в окрестностях города. Были тут и предметы старого крестьянского обихода — деревянные прялки, ушаты, горшки, светец для лучины, посконные мужские рубахи и бабьи поневы. В застекленных витринах красовались пестрые татарские тюбетейки, сафьяновые сапожки, бархатные златотканые душегрейки, медная и серебряная посуда касимовской знати.

Стены одной из комнат были увешаны картинами самого различного содержания, главным же образом пейзажами. Тут висели «Приокские дали», «Обрывистый берег», «Летнее утро» и «Летние сумерки». Среди этих картин живописной русской природы в глаза бросился портрет чернобородого человека в розовой пышной чалме, выгодно оттенявшей смуглую кожу его лица. На маленьком кусочке картона под портретом было написано, что это некий брамин Нам-жоги-Алан, пришедший из Индии.

— Куда пришедший? В Касимов? — спросил я у сотрудницы музея, сопровождавшей редких посетителей.

— Нет, в Петербург, — сказала она и, как бы извиняясь за брамина, не догадавшегося заехать в Касимов, добавила: — Ведь это было давно, еще в девятнадцатом веке. Тут на обороте полная надпись имеется.

На тыльной стороне портрета действительно имелась надпись, свидетельствующая о том, что брамин Нам-жоги-Алан из города Удепур Индийской области Мальва прибыл в 1816 году в Петербург для разрешения некоторых научных и философских вопросов и остановился в доме А. Н. Оленина. В этом доме он прожил около двух лет и скончался там же 29 апреля 1818 года. Портрет его написан сыном А. Н. Оленина — Петром.

— Но как же портрет оказался в Касимове?

— Должно быть, попал сюда из усадьбы Олениных, находившейся недалеко от нашего города. Но лучше всего об этом вам может рассказать научный сотрудник музея Галина Ивановна. Пройдите к ней в канцелярию.

Канцелярия, она же и рабочий кабинет Касимовского музея, помещалась в низенькой, тесной, полуподвальной комнатке, загроможденной шкафами и книжными полками, среди которых приютился небольшой столик — за ним работала женщина лет сорока восьми, с приятным, немного усталым лицом, на котором лучше всего были глаза, по-татарски чуть-чуть приподнятые к вискам.