Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри

После зимнего концерта девушки, выступавшие вместе со школьниками, увлеклись игрой на комузе. Айымбийке упросила Сайкал, чтобы та ее научила своему чудесному мастерству.

— Даже про еду забываю, когда вы беретесь за комуз, — говорила она. — Мелодия звучит у вас так задумчиво и переливчато, что невольно заслушаешься. А когда играю я сама, то получается пискляво. Мотив, как скверный конь, что петляет по дорогам, отбиваясь от мух.

Наконец она уговорила старушку, и теперь многие девушки просили Айымбийке тоже научить их игре на комузе.

Айымбийке играла звонко и красиво. Слова песни многим были знакомы, и поэтому слушатели потихоньку подпевали, стараясь не заглушить звуки комуза. Эреше и Сергей, сидя в кругу молодежи, совсем забыли о своем возрасте. В молодые годы они частенько после работы уговаривали поиграть на комузе известную мастерицу Сайкал: «Дорогая, облегчи усталость души». И веселая игра Сайкал так увлекала, что забывался длинный трудовой день и начиналась шумная, веселая вечеринка.

И сейчас этим двум почтенным людям казалось, что их давно прошедшая молодость снова вернулась к ним после долгих скитаний.

Сергей и Эреше совсем размечтались. Им чудилось, что молодая женщина с белым лицом, ярким румянцем и черными густыми бровями — не Айымбийке, а сама знаменитая Сайкал. Сайкал, доживающая свой шестой десяток, вдруг сбросила груз лег, держит в руках комуз и лукаво подмигивает своему возлюбленному, как в молодые годы.

— Отец, пусть теперь ваша дочь поиграет, — сказала Айымбийке, подавая комуз Лизе.

Эреше, досадуя на то, что возвращенная на миг игрой Айымбийке молодость вдруг упорхнула, глубоко вздохнул.

— Пойди сюда, дочка моя! — сказал он и не в силах добавить еще слово, поманил Айымбийке рукой.

Молодая женщина подсела к нему. Он погладил ее по щекам, поцеловал в лоб.

— Дорогая моя, молоденькая Сайкал, ты просто нам с Сергеем вернула молодость. Будь счастлива, живи многие годы!..

— Да, живи долго, и пусть вместе с тобою зреет мастерство, — добавил Сергей, целуя руку Айымбийке.

— Пусть не замолкает игра комуза! — умолял взволнованный Кенешбек, гордясь своими чудесными друзьями.

Он сидел, поджав под себя ноги. Потом бросил взгляд вниз на долину.

Он был воодушевлен и горд неспроста.

Вон аил… только вместо маленьких мазанок, теряющихся среди деревьев, стоят новенькие, опрятные дома. Радостно, когда на отдыхе колхозники шутят, веселятся. Но еще радостнее, когда видишь новое село, воздвигнутое неутомимым трудом этих колхозников.

Кенешбек перехватил укоризненный взгляд Лизы и понял, что мешает общему веселью.

— Прости, твой брат замечтался о колхозных делах, — сказал он. — Прошу тебя поддержать тетушку Айымбийке! Поиграй!

Сергей был очень удивлен, когда Лиза взяла комуз у Айымбийке, а теперь, услышав слова Кенешбека, не поверил своим ушам.

«Откуда ей уметь? Где она научилась?»

Лиза улыбнулась Айымбийке, прижала комуз левой рукой к губам, приставила палец правой руки к стальной пластинке. Сергей весь напрягся: он боялся за дочь. Но Лиза заиграла почти также хорошо, как Айымбийке. Сергей облегченно вздохнул.

Лиза играла «Марш молодежи», школьники исполняли его на выпускном вечере. Все, кто знал слова, запели под аккомпанемент Лизы.

Умелая игра Лизы радовала Айымбийке, ее взволновала песня, увлек общий подъем. Она взяла у сидевшей рядом девушки комуз и, включившись в темп, начала подыгрывать.

Чувствовалось, что молодежь соскучилась по шуму, веселью, шуткам. Теперь пели все. Кто не знал слов, просто напевал мотив.

Марш звучал как единый, настойчивый и мощный призыв. Сергей слушал очарованный. Ему чудилось, что к юношам и девушкам — его детям, которые здесь поют, присоединился весь многомиллионный советский народ. И молодежь всей страны шагает единым строем, а величественные горы Ала-Too множат торжественные слова песни, несут над всем миром. Цветы и кустарники, гордо вздымающиеся среди трав, казалось, покачивались в такт песне.

«О-о! Пока я сторожил сараи в Сарыджаз, как поднялась, как окрепла молодежь! Как расцвели ее таланты! — восторженно думал Сергей. — Там, где мы с Асанакуном не могли вырастить ячмень, теперь цветет мак, золотится пшеница! И трава удивительная! И как хорошо все вокруг. И все потому, что люди золотые, особенно молодежь! И я счастлив… — Он улыбнулся в рыжие усы, оглядывая юношей к девушек. — Если в труде они меня побеждают, то кому же радоваться первому, как не мне?!»

Комуз умолк, песня стихла.

— О дорогие мои, жить вам долгие годы и быть счастливыми! — сказал Эреше и захлопал в ладоши.

Его дружно поддержали.

Лиза искоса посмотрела на Темирболота: она сбилась в одном месте с такта и чувствовала себя виноватой.

— Ну как? — спрашивала она Темирболота глазами.

Их взгляды встретились. У Темирболота снова сильно забилось сердце.

— Отец Сергей! Отец Эреше! Мясо уже готово! — объявил Эшим. — Дорогой Темирболот, полей людям воды на руки! — начал он командовать.

— Темиш, давай я полью, — предложила Лиза, взяла из рук Темирболота чайник и полотенце и подошла к Эреше.

— Нет, Лиза, — возразил Эреше. — Полей сначала девушкам, а потом и до нас дойдешь…

Темирболот расстелил скатерти…

— Каждая чашка — на пять человек! — объяснил Эшим.

Перед Сергеем и Эреше он поставил чашку, где, кроме мяса, лежали крестцы и тазовые кости. Они всегда преподносились самым почетным гостям.

— Ты разделил мясо неверно, — запротестовал старик Эреше. — Нам с Сергеем будет достаточно и одной тазовой кости. А остальные по праву принадлежат женщинам. Хотя возраст наш и почтенный, но дела наших девушек тоже должны быть отмечены…

— Эшим опять погорел! — воскликнул агроном под общий хохот.

— Черт возьми, так растерялся, что даже не помню, на каком боку спал ночью! — отшутился Эшим и принялся заново распределять мясо.

— Ты ночью спал на том боку, которым проигрываешь барашков, — промолвила Айымбийке, отрезала два куска сала и подошла к Эреше.

— Отец Эреше! — сказала она. — Просим вас и отца Сергея это отведать. Если бы не ваше вмешательство, то нас, женщин, ни за что не отметили бы. Хоть Эшим и бригадир и партийный, но он относится к нам по старинке.

— Да жить тебе долго, Айымбийке! — закричали подружки.

— С Эшима полагается еще один барашек, — заключил Кенешбек.

— Вы Эшима, как торт, разделываете, — пошутил Сергей, и все колхозники дружно рассмеялись.

«Ненасытный при еде лишается речи», — говорят в народе. Но тут гремел веселый смех, летели забавные шутки, царило неподдельное веселье.