Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри

— Лиза, что случилось?

Она не ответила, жадно проглотила слюну и снова прикрыла веки.

Темирболот, увидев ее бледное лицо и синеющие губы, перепугался.

— Лиза! Лиза! — звал он, тряся ее за плечи. — Джаркын! — крикнул он в темноту.

— Что, жена твоя подыхает? — злорадно буркнула Джаркын.

Лиза стала приходить в себя. Она слышала слова Джаркын, но не поняла, о какой жене идет речь.

— Лизочка, что случилось?

Лиза молча приоткрыла рот, Темирболот положил ей между зубов комочек снега. Она разжевала снег, проглотила и с помощью Темирболота подняла голову.

— Не знаю почему, но вдруг в боку закололо и голова закружилась.

— Видно, это от голода. Почему я раньше не догадался? — Он отряхнул снег и пошел к камню, где они обычно ели, но, увидев, что Лиза дрожит и не может двинуться с места, поднял ее и понес. Усадил ее, достал пол-лепешки, разломил, большую часть дал Лизе, меньшую взял себе.

— Нет, мне поменьше, — с трудом вымолвила она.

— Ешь, ешь, Лизочка.

Темирболот дал ей снегу — пососать после сухой лепешки.

Руки у Лизы так замерзли, что поднесенная ко рту лепешка упала на колени.

— Кажется, что руки не мои! Не слушаются, Темиш!

Темирболот расстегнул ватник и зажал Лизины руки под мышками.

— Они совсем перестали чувствовать тепло, — прошептала Лиза и едва заметно улыбнулась.

— Почему вовремя не отогрела? Если сама не могла, то сказала бы мне.

— Думала, потерплю. Так хочется вырваться скорее отсюда!

— Конечно, хочется. Но нужно себя беречь. Если отморозишь руки, мне одному не справиться! Такое мужество ни к чему!

Постепенно Лиза стала отогреваться.

Но легче ей не становилось. Руки зудели и ныли.

А когда Темирболот покрепче их сжал, Лиза даже вскрикнула от боли.

— Темиш! Да неужели тебе не жаль меня! Не жми так больно.

Темирболот осветил лицо Лизы фонариком. Увидев на ее глазах слезы, он испугался.

— Не понимаю, что ты выдумал? — Она вырвала из ладоней Темирболота руки — они заболели еще сильнее. Лиза молчала, но слезы удержать не смогла.

— А-а, — сказал Темирболот, улыбаясь. — Ты, видно, никогда не отмораживала ни рук, ни ног. Когда замерзшее место отогревается, оно сперва страшно болит. Потерпи! Скоро боль пройдет, поешь, отдохни, а я снова возьмусь за мотыгу.

Тоннель довольно глубоко уходил в толщу снега. Чем дальше, тем труднее становилось работать. Казалось, что мотыга натыкалась на камень… Но Темирболот вновь и вновь ударял ею в сплошную заледеневшую стену. Мелкие осколки льда попадали в глаза, куски твердого снега больно ударяли по ногам. Темирболот не переставал долбить снег. На разгоряченном лице выступал пот. Острые льдинки, падая на покрытые царапинами руки, жгли, как соль.

Снега скопилось немало. Темирболот принялся мотыгой собирать его, сваливая со ступеньки на ступеньку.

Он выбрался из тоннеля в пещеру.

— Темирболот, я уже отдохнула! — крикнула ему Лиза. — И руки не болят. Теперь мой черед скалывать снег. Ты поешь и отдохни…

— Ладно, сейчас! — отозвался Темирболот. — Мне кажется, Лизочка, что наше освобождение совсем близко…

— Да сбудутся твои слова, Темиш! А теперь давай мотыгу.

— Не мучай себя, Лиза. Все-таки ты выбилась из сил… И еще не согрелась, — Темирболот взял Лизу за руку. — Работа от нас не убежит…

Он подвел ее к камню. Они снова сели на обрывки его мерлушковой шубы.

Лиза в темноте перекинула руку через его плечо, щекой прижалась к щеке Темирболота.

— Отдохнем, — тихонько говорила она ему. — Наберемся сил и скоро выберемся отсюда. Какое счастье будет, когда снова увидим солнышко! А я счастлива и сейчас — ведь мы вместе, вместе работаем… — и вдруг Лиза замолчала, сняла руку с плеча Темирболота и немного отстранилась.

Юноша не понял, почему Лиза смолкла, почему отодвинулась от него.

«Что случилось, Лизочка? — хотел он спросить. — Ведь все хорошо… Твое присутствие вселяет в меня силу, сердце бьется радостнее, когда твоя щека прикасается к моей».

Но Темирболот ничего не спросил, а Лиза молчала.

Ей было неловко. Девушке казалось, что еще не время говорить и думать о любви, а она не удержалась и нечаянно выдала свои чувства Темирболоту.

Она упрекала себя: «Как же это я? Получилось так: „умирает, а песни заводит“. Зачем это надо было сейчас…»

— Если бы был темир-комуз! Вдруг он есть у меня?

— Неужели? — Темирболот хотел приподняться, но Лиза удержала его, нащупала мешок, расстегнула карманчик и достала футляр.

— Ой, Лизочка! Ты молодец! — воскликнул Темирболот, взяв у нее из рук темир-комуз. — Почему ты раньше о нем не сказала?

— Как-то не приходило в голову. Это папа заставил меня взять его с собою, чтобы поиграть маме.

— Очень хорошо сделал! — Темирболот вытащил инструмент из футляра и подал Лизе.

Она прикоснулась к темир-комузу, и родившийся звук прокатился по пещере.

— О-о, слышишь, какой отзвук? — удивился Темирболот. — Надо строить театры именно в таких местах. Красиво здесь звучит музыка! — Улыбаясь, он поднялся, сел, стараясь в густом мраке увидеть лицо Лизы. Но темнота оставалась непроницаемой.

Лиза, сердцем чувствуя, что он улыбается, счастливо засмеялась.

Радость — основа жизни. И вот радость, не боясь толщи снежного обвала, пришла к ним, чтобы наполнить счастливой уверенностью. Без улыбки нет жизни…

Темирболот обнял Лизу; теперь он твердо знал, что рядом с ним его счастье, его первая и единственная любовь. Он нежно погладил Лизу по голове и попросил:

— Поиграй же, дорогая, поиграй мне!

Мелодия зазвучала в темноте таинственно и удивительно прекрасно. Отчего? Объяснить было трудно.

— Лиза, почему ты замолчала?.. Устала? — Темирболот пытался в темноте нащупать руку девушки.

— Нет.

— Почему же молчишь?

— О чем же мне говорить?

— О чем-нибудь… Хочется слышать твой голос, Лизочка! — Темирболот положил голову на колени Лизе и прижал ее ладони к своим щекам.

Сердце ее затрепетало, как пугливый жеребенок, по телу разлилась томная сладость, когда на ее колени опустилась голова Темирболота, а ладони ее коснулись его щек.

Лиза не могла говорить, она боялась вздохнуть. Ей казалось, если она скажет хоть слово, то счастье ее вспорхнет и улетит в кромешную тьму. Темирболот забыл все: и усталость, и смертельную опасность, нависшую над ними, голод, боль в руках, холод.

Оба молчали — им не хотелось говорить, шевелиться, они боялись спугнуть счастье.

— Эх, Лизочка, если бы я был поэтом, — сказал, наконец, Темирболот. — Я сочинил бы стихи и посвятил тебе.

Может быть, действительно гулкие своды пещеры придавали звукам особую прелесть, может быть, Лизе и Темирболоту это просто казалось, потому что в мрачной неволе они были вместе. Может быть, игра Лизы была действительно вдохновенной и звала забыть горе. Темир-комуз звучал все нежнее и нежнее.