Валентин Овечкин - Том 2

Федосья. Зачем, Настя, старое тревожить? Разное понятие у нас было. Ты раньше поняла про колхоз, да. Ну что ж, гордись этим. Я — позже. Но теперь я с этой дороги никуда не сверну!.. Знаешь, какой у меня был Фомич, покойник. Вот уж сколько раз решали с ним: вступим в колхоз. Как станет отвязывать быков, чтоб вести на общий двор, да как заплачет над ними, как дитё, — сердце разрывается. Не чужой ведь — муж. Думаешь: «А будь он неладен, ваш колхоз, как из-за него человек убивается!» Мы ж только перед самой коллективизацией тех быков нажили… Так же и агрономам не сразу поверила я. Век сеяли хлеб, с дедов, с прадедов, а они говорят: не так сеяли, вот так надо. А может, он вредитель какой, что заставляет яровые весною боронить? Ты на курсах была не раз, ты моложе меня, тебя и в Москву посылали. Ну, ладно, я — старая дура, виновата перед тобой. А вот — девчата. Молодежь. Им ни богами, ни чертями голову не забивали. Покажи, поучи их и — сделают. Всё сделают!.. Только не учи их своевольничать по-твоему.

Настя. Я вас учила, учила, да и рукой махнула. Десять лет учила!

Федосья. Вот, слышите?.. Опять стародавнее вспоминаешь! Вспомнила бы ты, Настя, что недавно было. Когда вернулась ты с Урала. Не вместе ли с тобой мы колхоз из пепла подняли? Мы — народ… Мы натерпелись здесь такого, что другим оно и во сне не привидится! Мне дай теперь простор, хочу для государства делать больше! Хочу нашу силу так укрепить, чтобы никогда больше никакой враг не пришел на нашу землю!.. (Разволновалась, ищет рукой сзади стул. Черных подал ей стул. Села).

Фрося (простодушно). А может, вы, тетя Настенька, боитесь, что мы вас обгоним?

Настя. Вы?..

Тимошин. Не может Колосова этого бояться! Она советский человек, коммунизм строит. Знает, что для коммунизма одних ее рекордов мало.

Настя. Ну, ладно, пусть вы такими сознательными стали. А еще у нас сколько людей! (К Тимошину и Силкину.) С теми что делать? И за тех мне отвечать?

Силкин. Да. Тебе — за них отвечать, им — за тебя.

Настя. А по-моему, уже каждый показал себя достаточно — на что он способен.

Тимошин. Настя!.. Тяжелое это слово — «бюрократ», да и не клеится оно к тебе, труженице. Но ты оторвалась от народа.

Настя. Я — бюрократка? Заработала. Мало терпела там, еще и от вас…

Тимошин. Десять лет учила! А как же? Будем учить, пока всех не научим. Для того и существуем!.. Да и кому ты это говоришь: «учила», «учила»? Эти девчата тогда еще под стол пешком ходили.

Силкин. Другие, может, подкачали, а они работают хорошо. Они — наша опора.

Тимошин. Да, да. Она этого не хочет видеть… Что у тебя дома делается? Не то музей, не то канцелярия. Приемная мастера высоких урожаев. Знатный человек, Настя, это — не чин, не должность.

Настя. Канцелярия, да! И секретаршу завела! А что же мне делать? Идут, едут, письма пишут. Во все газеты статьи просят.

Тимошин (помолчав). Слишком резко бросается всем в глаза разница между твоими урожаями и средними, вот ты и на виду, и едут к тебе все.

Настя. Ладно… Значит — не заслужила? Работала, здоровья не жалела… Ехать домой и так и сказать всем: «Не заслужила»? Пусть насмехаются?

Силкин. Над чем же насмехаться?

Настя. Эх, товарищ Силкин, товарищ Тимошин! Не знаете вы всего, что делается у нас. Думаете, нет таких, что скажут: «Ну что, наградили тебя за твое старание?» (Сдерживая слезы, идет к двери.)

Тимошин. Погоди! Не то говоришь.

Черных. Настасья Никитишна!.. (Идет за нею.)

Настяуходит.

Вернуть ее?

Тимошин. Не надо. Пусть у нее перекипит… Она, может быть, впервые выслушала здесь такое.

Федосья (встала). Ох, уедет она на линейке, а нам пешком идти придется!

Тимошин. Не уедет… Нам надо бы с вами еще поговорить.

Силкин. На машине отвезем вас. Я дам машину, мой «газик» вышел из ремонта. Садитесь.

Все уселись опять по местам. Пауза.

Федосья. А это она верно сказала, Денис Григорьич: есть и такие людишки у нас, что посмеются над нею.

Тимошин. А письмо — ваше? (Показывает письмо.)

Фрося. Наше. Мы писали. Дуня конверт клеила, я писала, а тетя Федосья подсказывала. Разве можем мы молчать, когда в колхозе непорядки?.. Денис Григорьич! Мы с Дуней комсомолки, нам молодежь приходится убеждать. А нам отвечают: «Довольно на Колосову указывать! Потому она всегда с урожаем, что ей условия особые создают!»

Дуня. Приезжайте к нам, Денис Григорьич, да поживите подольше — сами всё увидите, что у нас делается!

Тимошин. Приеду, обязательно. (К Черных.) И Василия Павловича попросим почаще к вам приезжать. Он не только за МТС — и за ваш колхоз отвечает.

Федосья. Мы не худа ей желали, а добра. Как бы нам хотелось, чтоб она могла по-прежнему, с чистой совестью, от каждого человека требовать: «Почему ты не работаешь так, как я?» Да мы бы первые на ее звездочку порадовались!.. Простая женщина, весь ее род — мужики простые. А чего достигла? В Кремле была! Мы смотрим на нее и думаем: наша плоть, и мы такие, всё сможем! Ее удача — и нам радость. А как ошибется она, не то говорит, не то делает — это нам нож в сердце!..

Силкин. А ведь — дорогой человек! Талант!

Федосья. Что говорить!..

Тимошин. Только некому у вас этот талант держать в руках.

Федосья. Вам с горы виднее, кто кого у нас прибрал к рукам.

Тимошин. Придется начинать с головы, с председателя. (Испытующе смотрит на Федосью.) Нам нужны в руководстве колхозов не оборотистые мужички, а воспитатели народа, широкой души люди.

Федосьяподошла к окну, посмотрела.

Не уехала?

Федосья. Нет, ждет… Что нам деляночки, Денис Григорьич. Показательными гектарами народ не накормишь. И вам бы надо как-то иначе руководить. Довольно одним звеном звенеть!.. Война кончилась, люди должны почувствовать, что мирная жизнь наступила. Много хлеба надо, чтоб досыта всех и в городах накормить, и чтоб сами колхозники богато зажили. Нам на тысячах гектаров нужно брать то, что Настя на своих делянках берет!

Тимошин. Верно говоришь, Федосья Андреевна. Именно это и нужно нам!.. Ну, поезжайте домой. Займемся вашим колхозом. Поправим дело! Подумаем и о Шаврове… Жизнь — штука беспощадная, идет и идет вперед, как колонна на марше, не останавливаясь из-за одного-двух отставших… До свиданья! (Пожимает руки Федосье и девушкам.) Спасибо за науку. Письмо ваше — правильное.

Федосья. До свиданья, Денис Григорьич! Ждем в гости!