Валентин Овечкин - Том 2

— А теперь, — подвел Долгушин итоги собрания, — давайте условимся, что будем в своей работе следовать такому правилу: обещал — сделай! Я всю жизнь провел среди рабочего класса на заводах. Там люди дорожат словом, привыкли слово товарища считать реальной вещью. Там не дают обязательства «просто так», для газетки, как понял было это дело товарищ Чалый. Такие обязательства — это болтовня, липа. Болтовню будем изгонять из нашей жизни беспощадно! Я не для того потратил день на разговоры с вами, чтобы этот список с вашими обязательствами завести в красивую рамку, повесить вот тут и любоваться им. Я буду требовать выполнения обязательств. И поскольку мы здесь всем нашим собранием выяснили, что обязательства эти не фантастические, вполне реальные, мы, руководство МТС, пересмотрим производственные задания бригадам. То, что взято в обязательствах, будет записано и в производственные задания. Не к чему нам вести этот двойной счет — один для дела, другой для болтовни. Будем отныне заниматься с вами здесь, в Надеждинской МТС, только делом! Есть возможности сократить сроки сева ранних колосовых — сократим. И еще запланируем дополнительно какие-то работы тракторному парку на эти дни. Вот видите, как это важно — выполнить свое обязательство! На нем будут построены все расчеты. Не выполнит один, не выполнит другой — подведете МТС, сорвете все расчеты. А МТС — это твои товарищи, друзья по работе, это большой рабочий коллектив. Не подводить товарищей, не бросать слов на ветер; дав слово, помнить его как присягу! Самый опасный в обществе человек, слову которого нельзя верить. Пустую болтовню долой из нашей МТС! Вот так будем жить с вами, друзья.

Хотя всех разморило от жары и духоты в переполненном кабинете, ни один тракторист не задремал на этом необычном собрании, продолжавшемся — с небольшими перерывами для куренья — часов шесть. С кем бы ни вел разговор директор, слушать этот разговор было интересно и поучительно всем.

— Много вы им наобещали, Христофор Данилыч, — сказал Холодов, открыв форточку и закуривая, когда трактористы, захватив с собою скамейки и табуретки, на которых сидели, вышли из кабинета.

— Так же, как и они нам, — ответил Долгушин. — И чтобы они свои обещания сдержали, нам надо сдержать свои. Очень прошу вас, Григорий Петрович, заняться колхозом «Рассвет». Думается мне, что вам там найдется работа и по вашей бывшей профессии следователя.

— Возможно, — согласился Холодов.

— Не кажется ли вам, дорогие товарищи, — сказал Долгушин, надевая пальто и шапку, весело поглядев на Марью Сергеевну и Холодова, довольный, видимо, удачно проведенным собранием трактористов, — что я сегодня отбил у вас кусок хлеба?

— Да, нашу с Григорием Петровичем зарплату за сегодняшний день надо перечислить вам, — ответила в тон ему, шутливо, но все же смущенно Марья Сергеевна. — Такое собрание трактористов нам нужно было провести вчера! Я сегодня, слушая вас, многое поняла.

Но Холодов не сдавался:

— А соцобязательста в основном остались те, что мы записали. По двум бригадам только изменили, — сказал он, запихивая свои блокноты в туго набитую разными документами полевую сумку. — Цифры были правильные.

— Души не было в тех цифрах, Григорий Петрович! — горячо возразила ему Борзова, не думая в ту минуту, что критика — вещь не всем приятная и что рискованно называть бездушной работу старшего по должности товарища.

Разошлись из конторы МТС в разные стороны. Долгушин пошел пообедать на свою квартиру, к бригадиру Смородину, который жил тут же, на усадьбе, за мастерской, в бывшем поповском доме, — в поповском потому, что сама МТС обосновалась на бывшей церковной площади и контора стояла как раз на месте разобранной немцами в войну для ремонта моста через Сейм старой деревянной церкви. Холодов поехал на «газике» в Троицк, в райком, докладывать о проведенном собрании трактористов. А Марья Сергеевна пошла в село, где жила тоже пока на частной квартире, у одной бывшей учительницы, пенсионерки, которая охотно присматривала за ее детьми, когда она отлучалась из дому. Надо было постирать белье себе и ребятам, наварить, напечь им чего-нибудь побольше — перед выездом с тракторными бригадами в поле на посевную.

Холодов не выехал в «Рассвет» ни на другой день, ни на третий. Ему мешали разные, как он говорил, «оперативные дела»: он выполнял какие-то срочные поручения райкома, собирал сведения, составлял ведомости, передавал их по телефону и лично отвозил в Троицк, задерживаясь там всякий раз до ночи.

Посевная началась недружно. Почва плохо подсыхала из-за ночных заморозков. Местами, где на южном склоне можно было уже кое-как пахать и сеять, тут же, через перевал, на северном склоне плуги по самую раму утопали в грязи и тракторы буксовали в борозде. Но все же гектаров по пять — семь кое-где в колхозах удавалось посеять за день.

Холодов посоветовал Долгушину не давать пока сводок в район о таком выборочном севе.

— Почему? — удивился Долгушин.

— Потому, что с первой же сводки нам зачтут начало сева. И если мы потом даже закончим сев раньше других МТС, все равно будет считаться, что мы сеяли не семь-восемь рабочих дней, а двенадцать — пятнадцать.

— Черт возьми! — сказал Долгушин. — Мы с вами, Григорий Петрович, вместе начали работать в сельском хозяйстве. И моложе вы меня лет на пятнадцать. Но откуда у вас такой житейский практический опыт? Я бы ни за что не догадался!

— Передадим ли мы в район сводку или не передадим, все равно в область она оттуда не пойдет до начала массового сева.

— Да?.. В область не пойдет?

— Но внутри района будут считать, что мы начали сев такого-то числа.

Долгушин подумал.

— Значит, можем очутиться на последнем месте в районе по севу?.. Но как же так: посеяно уже почти двести гектаров — и молчать?.. Ладно, дело товарища Медведева передавать или не передавать сводку в область, а мы в район передадим. Не будем копить гектары про запас. В конце концов, Григорий Петрович, первенство на севе еще ничего не решает. Дело в урожае. Из сельскохозяйственных пословиц мне очень нравится одна: цыплят по осени считают.

В колхоз «Рассвет» поехал на второй день массового сева сам Долгушин.

Он был еще мало знаком с работой колхозных животноводов и поэтому решил в первую очередь побывать на фермах. Молочная ферма «Рассвет», свинарники и птичник были по пути, на этой стороне реки Сейма, дорога на наром и в село пролегала как раз мимо животноводческого поселка. Долгушин выехал из дому, чуть забрезжило на востоке. Он хотел поприсутствовать при утреннем доении коров — нигде, никогда не видел он еще, как это делается.

Делалось это в «Рассвете» самым обычным путем — руками. Ни доильных аппаратов, ни автопоилок, ни подвесных дорог на ферме не было. Тем не менее присутствие директора МТС, которого доярки видели уже однажды у себя в колхозе на собрании, странным образом сразу же сказалось на количестве надоенного молока.