Валентин Овечкин - Том 2

«Думается, надо продолжать поиски такой системы хлебопоставок, которая бы надежно гарантировала колхозникам, что при высоком урожае они хлеба по трудодням получат гораздо больше. Надо, чтоб колхозники твердо знали наперед, что же останется у них из валового сбора зерна на внутрихозяйственные нужды — если не в центнерах, то хотя бы в процентах от фактического урожая. Почему мы так упорно придерживаемся ныне действующей старой системы, которая тоже уже вся в заплатах, как тот зипун? И которая — что греха таить — смахивает на продразверстку, если учесть всякие дополнительные закупы. В прошлом году четыре раза давали нам план! Нет ничего вреднее для сельского хозяйства, как «дерганье» колхозников с хлебом. Мало радости, когда читаешь в газетах осенью рапорты областных организаций: «Сдача хлеба сверх плана продолжается». Значит, опять деревню лихорадит, опять у нас неустройство в самом главном деревенском вопросе — в вопросе о хлебе. Закупом можно все смазать, снивелировать, можно, как и раньше было, свести передовой колхоз до положения отстающего — по выдаче хлеба на трудодень. Подрываем материальную заинтересованность. У колхозников нет стимула для борьбы за высокий урожай. Хорошо ли, плохо ли будешь работать — все равно получишь на трудодень те же полтора-два килограмма, что и в отстающих колхозах стали уже получать люди. Конечно, но закупу колхозу платят больше денег, чем за зерно по госпоставкам, но все же не настолько, чтобы у колхозников сейчас совершенно уже отпал интерес к натуральной части стоимости трудодня».

«Понятно, что непредвиденные стихийные бедствия в каких-то районах страны заставляют нас брать дополнительно хлеб из других, более благополучных районов, отсюда и три-четыре плана. Но думается, что можно найти такую систему, при которой недосбор хлеба, против предполагаемого, в одном месте автоматически перекрывался бы большими поставками в другом месте, причем на законном основании, совершенно безболезненно для этих других районов».

«С натуроплатой МТС получается так. Ставки-то твердые, да не связаны с урожаем. Колхозы платят за гектар пахоты столько-то килограммов зерна. Но ведь можно и хорошо вспахать землю, а все последующие работы провести так скверно или несвоевременно, что урожай будет загублен. Не надо далеко ходить за примерами: одной лишь плохой уборкой можно загубить все. И получается: в одной МТС урожай 30 центнеров, в другой, рядом, только 10, колхозы же платят зерном за пахоту да и за все другие работы — одинаково. Одинаково, потому что все эти отдельные работы расцениваются в отрыве от конечных результатов сельскохозяйственного цикла — урожая».

«Возражение против такой системы госпоставок хлеба — в процентах от урожая — может быть лишь одно: это, мол, игра вслепую, государство не сможет заранее спланировать, сколько будет в этом году заготовлено хлеба: тут надо идти на риск — либо выиграешь, заготовишь хлеба больше, чем обычно, либо проиграешь. Думаю, что неверно назвать это «игрой вслепую». Если взять фактический урожай прошлого года и подсчитать известные проценты от него — пятьдесят процентов, что ли, или сорок, — вот это и будет ориентировочный план заготовок на текущий год. Меньше хлеба не получим. А больше — можем получить. «Риска» здесь нет никакого. Определенно будем в выигрыше. Главный выигрыш — твердая уверенность колхозников в завтрашнем дне. Люди будут точно знать, что такая-то доля урожая останется в их распоряжении для хозяйственных нужд и раздачи по трудодням. Эта гарантия поднимет дух колхозников, они будут гораздо лучше работать. Хорошая работа обеспечит высокий урожай. А из высокого урожая в свою очередь и государство получит больше хлеба — в процентных отчислениях».

«По пятьдесят процентов — это, конечно, грубо-примерный расчет. Может быть сорок и шестьдесят, может быть тридцать и семьдесят. Важен принцип — в процентах от урожая, причем амбарного, фактически собранного. Детали, разумеется, требуют тщательной разработки. Ищите, товарищи экономисты, ищите да обрящете!»

«Нужно же наконец нам осуществить по-настоящему ленинское указание о том, что коммунизм надо строить не на энтузиазме непосредственно, а при помощи революционного энтузиазма, сочетая его с личной материальной заинтересованностью каждого работника в росте продукции, в повышении производительности труда! Ленин смело и честно признал ошибочность продразверстки, когда увидел, какой вред она приносит. Надо и нам сейчас решительно и без промедления изгнать из наших заготовок все, что еще хоть в какой-то мере смахивает на продразверстку».

«Учитель Сорокин:

Мы пришли в нашей жизни к интересному конфликту — в вопросе о молодежи. И конфликт этот идет не от каких-то недостатков нашего строя, а, наоборот, от его положительных сторон. Некоторые из рабочих и крестьян, когда свершалась революция, мечтали: «Ну, мы отмучились в шахтах, котельных, на пашне за сохой, зато детям нашим теперь уже не достанется этого испытать. Из кожи вылезем, но добьемся детям высшего образования! Будут наши дети инженерами, профессорами, артистами, художниками, директорами, пойдут по чистой работе, им-то уж другая жизнь предстоит». Так оно отчасти и вышло. Вот мы иногда ругаемся: много развелось у нас чиновников, служащих в разных нужных и ненужных учреждениях. А кто они? Это же те дети рабочих и колхозников, что получили образование. Очень плохо, что у нас много лет прививался через семью, да и через некоторых горе-педагогов взгляд на образование как на средство получения чистой должности — и только. «Учись, Васька, негодяй! Ты же с такими плохими отметками ни в какой институт не поступишь! Колхозником хочешь остаться? Быкам хвосты крутить?» Жили мы как-то сегодняшним днем и не заглядывали в будущее. Считалось доблестью, если парень хорошо учился в десятилетке и успешно сдал экзамены в институт. И комсомол таких хвалил, ставил другим в пример. А на того парня, что после десятилетки дома остался, смотрели даже с презрением. «Дурак! Сколько лет учился, и без пользы! Прицепщик — со средним образованием!» Этакий старомужицкий взгляд на школу: ходить в школу, бить обувь, тратить деньги на учебники — надо же, чтоб потом это окупилось хорошей должностью. Учился парень — значит, должен стать писарем, не меньше. А что же здесь постыдного, если прицепщик со средним образованием? С каждым годом у нас все более сложные машины появляются. Посмотришь на свеклокомбайн, на кукурузный комбайн — да это же целый завод на колесах! Чтоб такой машиной управлять, нужен чуть ли не инженер! Очень хорошо, если бы все трактористы и комбайнеры были у нас со средним образованием! А дальше как будет? Мы же не ограничиваем для молодежи возможности получения образования. В институты труднее стало поступать не потому, что мало институтов, а потому, что слишком много желающих учиться. Больше, чем нам нужно инженеров, бухгалтеров, адвокатов, архитекторов. А как будет при коммунизме? Рядовые работы ведь останутся и при коммунизме. А пути к образованию будут еще шире. Но разве образование нужно человеку только для чистой должности? Да ведь образованному человеку интереснее жить на белом свете! Расширяется круг вещей, доступных его пониманию, его интересуют и литература, и искусство, и философия. Ему есть о чем поговорить с друзьями, с женой, которая, будучи девушкой, может быть, училась с ним в одной школе. Образование нужно просто для себя, для души, для полноты жизни! Для духовной жизни человека! Чтобы не кротом слепым существовать на земле!»