Федор Панфёров - Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

Что это значит?

Иннокентий Жук не Любченко: тот мастер потрепаться.

Мимо такого решительного утверждения Иннокентия Жука Аким Морев пройти не мог и потому снова заехал в Разлом. Здесь он несколько дней прожил в бригадах, на молочных фермах, беседовал с колхозниками в хатах, за семейным столом, и даже ночевал в полевых станах.

Все говорило за то, что в колхозе «Гигант» нарастает заводской коллективизм или, как сказал бы Вяльцев, «дух промышленности».

По приезде в обком Аким Морев поддержал «резиновую формулировку» Опарина: «Директору Разломовской МТС Перцову предоставить по болезни трехмесячный отпуск и на это время обязанности директора возложить на Иннокентия Савельевича Жука, не освобождая его от обязанностей председателя колхоза «Гигант».

«Посмотрим, что скажет практика», — подумал и сейчас Аким Морев, внимательно всматриваясь в черты лица Астафьева, затем произнес:

— То, что в сельском хозяйстве еще не налажено производство, как в промышленности, — истина. Вы правы. Хотя и в промышленности еще немало ералашного. А это вас не сломит? — и он показал на дымку, предвестник суховея.

— Наш район? Нет, Пока нет, — ответил Астафьев, неотрывно глядя через окно на рыжую дымку, пригнанную из пустыни. — Но суховей каждый день сотенку миллионов пудов у страны пожирает. А нам коммунизм строить надо, природу покорять. А злые силы природы наступают на нас.

— Коммунизм? Слишком часто мы о нем говорим, а вот молока государству не даем. В степях гуляют десятки тысяч коров, которые и грамма молока государству не дают. Петин побывал в ряде совхозов, поднял женщин на дойку этих самых коров. И что же вы думаете? Женщины с охотой взялись за дело. Но во всех совхозах, исключая совхоз Чапаева, им ножку подставляют, да еще как: то коров вовремя не пригонят к колодцам, то не подадут тару под молоко. А там ведь жара… час-два постояло молоко и скислось — значит, выливай на землю. А вы о покорении злых сил природы! Вот они где, злые силы! Любченко даже потребовал халаты для доярок. Без халатов, слышь, негигиенично. Для себя доят коров и бьют масло без халатов — гигиенично, для государства — негигиенично. Мордвинов на все это только хлопает пустыми глазами, — и тут Аким Морев решил забросить первый пробный камень. — Я было решил Петина направить заместителем к Мордвинову. Отказался работать с Мордвиновым. «Вот если бы к Астафьеву», — так прямо и заявил.

Астафьев, конечно, понял, на что намекает секретарь обкома, но увильнул:

— В район? У меня помощник есть. Да и для Петина такая передвижка — понижение.

— Не в район, а в обком…

В кабинет ворвался всегда возбужденный, шумный Александр Пухов и еще с порога заговорил:

— Народ к совещанию доярок и особенно к пленуму готовится, как к великому… как назвать-то?.. ну, как к великому вече.

— Так вам, Иван Яковлевич, надо еще кое-что продумать к докладу, — проговорил Аким Морев.

Астафьев понял, что Аким Морев хочет остаться с глазу на глаз с Пуховым, и поспешно вышел из кабинета.

— Ну, что? — Аким Морев кивнул вслед Астафьеву. — Если его секретарем обкома по сельскому хозяйству?

— Голова мужик.

— Голова-то голова, да не соглашается.

— Надо уломать.

— Не всякого уломаешь. Я бы вот очень хотел, чтобы вы стали первым секретарем горкома партии.

Пухов некоторое время думал, опустив голову, не показывая своего нахмуренного и недовольного лица, затем сказал:

— Не справлюсь, — но не в его духе были вихляние, отговорки, и потому он сказал прямо: — Что, Аким Петрович, выживаете меня? Не по душе пришелся?

Вначале Аким Морев оторопел, затем резко ответил:

— Не ждал такой глупости от вас, Александр Павлович. Простите за грубость… Но… сидит в горкоме гороховое чучело Сухожилин: вместо того чтобы предупредить срыв в снабжении города продуктами, занялся «философскими выкладками». А вы: «меня выживаете».

Пухов хотел было выйти из кабинета, но на пороге повернулся.

— Кого рекомендуете на мое место? — нацелив на Акима Морева правый глаз, а левый прищурив, как это делают охотники, спросил он.

Аким Морев не сразу ответил: он считал, что Николай Кораблев по деловым и политическим качествам куда выше Пухова, и побаивался, что Пухов, узнав о такой кандидатуре, взъерошится. Но тот, услыхав имя Николая Кораблева, сказал:

— Я согласен. А он?

— Давайте вместе уламывать, — проговорил Аким Морев, радуясь, что Пухов дал согласие стать секретарем горкома. — А теперь обдумаем, как будем принимать доярок.

— Я уверен, совещание пройдет хорошо, — беспечно произнес Пухов.

В это время Николай Кораблев, приоткрыв дверь, спросил:

— Можно?

— Члену-то бюро обкома?

Аким Морев любил Николая Кораблева, как любят хорошего брата: Кораблев не только прекрасно наладил выпуск автомобилей на заводе, но и поднял рабочих на увеличение производства запасных частей для тракторов и комбайнов области.

— Как дела, Николай Степанович, на строительстве городков? — поздоровавшись, спросил Аким Морев.

— Я думал, вы спросите, как дела на заводе… а выходит, главная моя задача — строить городки, — мягко улыбаясь, ответил Николай Кораблев.

— Не главная, но весьма важная. Видите ли, в последнюю поездку я побывал в совхозе имени Чапаева. Там встретил замечательную женщину, Наталью Михайловну Коврову. Прекрасно поставила дело на животноводческих фермах. Народу все это надо показать. А как покажешь? До совхоза далеко… Вот хотя бы часть такого совхоза перенести сюда, к нашему городу, в ваши, Николай Степанович, городки. Видите, какое важное дело мы вам поручили.

— Понимаю, Аким Петрович.

— И еще, — продолжал Аким Морев. — Столкнулся я там с девушкой Марьям, дочерью чабана Ибрагима Явлейкина. Замечательную породу коров вывела. Опять — надо показать народу, и опять — далеко. Сюда бы, поближе к Приволжску, Марьям с ее «дочками». Народ так и называет ее коров — «дочки Марьям».

— А дочка Ибрагима как? — пошутил было Пухов, но, увидев, что секретарь обкома недовольно нахмурился, быстро поправился: — Я спрашиваю… поедет ли, согласится ли переправиться под Приволжск та Марьям?

— Хитришь, Александр Павлович…

В кабинет один за другим входили члены бюро. Первым появился Опарин, за последние недели прямо помешавшийся на строительстве Большого канала. И сейчас он заговорил о строительстве, о Бирюкове, расхваливая того. Но Опарина перебил вошедший и чем-то взволнованный Ларин.

— Товарищи, думал — отделаюсь, а оно вон что… — Ларин положил перед Акимом Моревым выписку из постановления Совета Министров СССР, в которой было сказано, что Николай Николаевич Ларин назначается министром.