Василий Цаголов - За Дунаем

Петр вдруг отстранил дочь и, сжав кулаки, подступил к полицейскому:

— Я умер в тот день, когда твои люди убили нашу мать.

Иванна всхлипнула, но отец прикрикнул на нее, и она умолкла:

— Молчи! Я ему все скажу...

Иванна видела, как размахнулся Али, и кинулась вперед, но было поздно. Отец провел рукой по лицу и проговорил таким невозмутимым тоном, будто ничего не случилось:

— Бог видит, что у меня в доме никого нет, кроме вас. Ищите, найдете — голову положу на плаху. Только скажу вам, зря будете время тратить...

Али шепнул что-то на ухо своему товарищу, и тот, сунув под мышку мушкет, вышел во двор. Полицейский еще раз окинул Петра с ног до головы и, погрозив ему кулаком, тоже пошел к выходу.

— Доиграешься е огнем... Ох, накличешь беду на свою голову,—Али щелкнул пальцами перед носом Петра.— О твоем сыне я не забыл, помню его... Хорошо, что погиб, а то бы я замучил Христо вот этими руками.

Полицейский позвал Али:

— Пойдем, что с ними говорить... По-моему, гайдук укрылся в другом месте.

Али и его спутники вышли на улицу. Петр плюнул им вслед и, потирая щеку, засмеялся, а когда стихли их шаги, погрозил в темноту кулаком.

4

Высокий кирпичный дом Тулатовых господствовал над селом и был виден отовсюду. Он стоял на возвышенности, а вокруг раскинулась зеленая поляна, обрамленная молодыми тополями. Стройные деревья вытянулись, напоминая неподкупных сторожевых, гордых своей преданностью сильному человеку.

Под каменной стеной забора журчал ручеек. Трава на поляне нехоженая, густая. В солнечные дни дети, не смея приблизиться к усадьбе, глазели издали на цинковую крышу тулатовского двухэтажного дома: с восхода и до заката на крыше играли блики. А взрослые смотрели на усадьбу через злой прищур.

Расцвеченное лучами солнца небо предвещало жаркий день, и собравшиеся, задрав головы, цокали языками. Нетерпеливо поглядывая в сторону ворот, они молча строгали палки, курили трубки... Солнце вставало из-за гор. За забором мычали коровы, блеяли овцы, слышались торопливые голоса тулатовских холопов.

Расставив ноги, Знаур уперся плечом в ствол тутовника. «Алдары забыли обычаи отцов, ни младшего, ни старшего давно уже не почитают... Да разве я виноват, что у меня нет табуна скакунов или мой дом не покидает нужда? Или бог не дал мне такое же сердце, как у Сафара?» — Знаур перевел взгляд на Бекмурзу.

Toт сидел на камне и, подперев рукой голову, медленно раскачивался из стороны в сторону. Но вот Бекмурза Оглянулся по сторонам и крикнул неожиданно:

— Есть среди нас старший или нет? Почему Тулатовы не выходят к нам?

Никто не повернул к нему и головы.

— Ну хорошо, тогда я сам напомню им о себе,— Бекмурза хотел встать, но на его плечо легла рука Кудаберда.

— Не горячись, Бекмурза, ссориться с Тулатовыми мы не можем: они кормят нас.

Бекмурза поднял взгляд на Кудаберда и побагровел:

— Убери руку... Послушайте только этого хромого. Он поучает меня, несчастный щенок!

Кудаберд, однако, не вспылил. Продолжая стоять возле, он пытался привлечь к себе внимание собравшихся:

— Ты хочешь, чтобы Тулатовы обозлились на нас? А ты подумал об этом честном народе? Кто просил . тебя говорить от его имени? — Кудаберд стоял подбоченясь, с таким бравым видом, будто собирался драться с Бекмурзой.

— Отойди, а то и вторую ногу перебью!

У Кудаберда не хватило выдержки. Заметив, как с лица Бекмурзы стала отливать краска, он отскочил в сторону и, испуганно озираясь, поспешно заковылял к воротам: «Разбойник, ну, подожди, я тебе припомню твои слова. Щенком меня назвал, сукин сын!»

Ссора, к счастью, тут же погасла. Но Бекмурза продолжал кричать, все больше распаляясь:

— Эх, вы... Вам бы только пить араку да кушать мясо в чужом доме. Скоро нас нужда задушит, а мы боимся напомнить Тулатовым о себе и ждем у ворот, пока нам подадут милостыню,— Бекмурза уронил голову на руки.— Ох-хо!

В другой раз бы ему мужчины не простили дерзких слов. Но сейчас каждый чувствовал себя униженным и молчал, невольно соглашаясь с Бекмурзой; они понимали. что бессильны перед Тулатовыми.

Наконец приоткрылась калитка, и люди повскакивали со евоих мест. К собравшимся вышел Сафар, елнпствеиный сын Дхполата Тулатова.

Сельчане столпились в нескольких шагах от ворот, образовав полукруг, и молча ждали, что им скажет Сафар. А тот медлил. Кончиками длинных пальцев нарочито долго снимал с рукава белой черкески паутинку. «Сволочь, нарядился, как на свадьбу собрался,— Бекмурза продолжал сидеть и искоса смотрел в сторону Сафара. Заметив, как Сафар похлопал хлыстом по голенищу блестящих ноговиц, Бекмурза встал. Знаур, следивший все время зр ним, испугался, 'как бы он не натворил беды, и поспешил к нему. Бекмурза попытался отстранить его, но Знаур настойчиво проговорил:

— Не надо, Бекмурза! В другой раз, а сейчас стыдно перед людьми. Ты хочешь, чтобы они остались без хлеба из-за нас? Прошу тебя, Бекмурза! Побойся позора.

Бекмурза медленно, оглядываясь на Сафара, вернулся на прежнее место.

— Солнце уже давно взошло, а вы еще здесь. Или вы ждете, когда мои люди вынесут вам шашлык с горячими пирогами? Привыкли дрыхнуть...— Сафар, заложив руки за спину, продолжал играть хлыстом.

У его ног сидел на корточках Кудаберд и, заглядывая ему в лицо, угодливо приговаривал:

— Да, да...

Но на Кудаберда никто не обоатил внимания, ибо все были возмущены грубостью Сафара. Послышались нерешительные голоса:

— Хозяина ждали, а не приглашения на пир.

— Ты, Сафар, не кричи на нас, а скажи, что нам делать?

— Так вы еще вздумали разговапивать в моем доме? Забыли, что я вас нанимаю работать? Бепите волов и отправляйтесь в поле. Сразу же начинайте пахать. Только не вздумайте возвращаться рано, лодыри! — прикрикнул Сафар и ушел в дом.

Знауоа от этих слов передернуло, в нем закипал гнев. «Ах ты, собака, как разговаривает со старшими. Правду говорит Бекмурза: нет среди нас мужчин, а то бы ему голову оторвали».

Мимо шли сельчане, направляясь в поле.

— Поджечь бы волчье логово!— крикнул Бекмурза.

Кудаберд услышал угрозу Бекмурзы и остановился,

сделав вид, что поправляет ноговицу. Но Знаур заметил, как он поглядывает в их сторону, и шепнул другу:

— Жди неприятностей от Кудаберда, он слышал твои слова. Кажется, он частый гость в доме Сафара!

— Я ему сейчас переломаю хребет,— рванулся Бек-мурза, засучивая рукава черкески.

Испуганно взмахнув руками, Кудаберд запрыгал по дороге, словно подбитая птица.

Люди, счастливые тем, что у Тулатовых нашлась работа, не хотели быть причастными к разговорам Бекмурзы. Не оглядываясь, они быстро уходили в сторону речки. За нею начиналась земля, на которую давно уже претендовали аульцы. Ее захватили Тулатовы, переселившиеся с гор вместе с крестьянами. Алдары хорошо заплатили золотом кому надо, чтобы начальство не обращало внимания на жалобы крестьян. Так это или нет, но сколько прошений ни писали аульцы, а ответа на них не получили. Вот и стали поговаривать, что незачем было направлять послов к русским, жили бы себе, как и прежде, в горах. А то оставили насиженные места и выселились в долины в надежде, что наделят землей всех. А оказалось совсем другое. Царь и алдары быстро поняли друг друга и стали роднее, чем братья, вскормленные одной матерью. Кое-кто поговаривал, не лучше ли вернуться в горы. Но для этого тоже надо было просить разрешения. На нихасе поговаривали, что осетинам пришел конец, прогневали они бога, не нужно было бросать могилы предков. Теперь его ничем не задобришь. И никто не знает, какие беды еще ждут всех.