Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Марк думал, что стоит ему прикоснуться головой к подушке, как он уснет. Но сон не приходил к нему очень долго. Он лежал в темноте с раскрытыми глазами, и перед ним мелькали картины пережитого. Одна за другой. Размокшие поля под крылом самолета, незнакомый северный город, черная река, Кердыш и Степа Ваненга, Марина. «Не надо, Марк!» Ее голос он слышал и в вое ветра, и в плеске мутных волн, и в тишине этой комнаты. «Не надо, Марк!» Слова ее то больно стучали в висках, то уплывали куда-то в ночь, чтобы через мгновение вернуться. И когда Марк опять прислушивался к ним, он видел губы Марины и ее глаза.

Марина не знала, что с собой делать. Такого смятения она еще не испытывала. Стук захлопнувшейся за Марком двери не вывел ее из оцепенения, она еще несколько минут продолжала сидеть, пустыми глазами глядя в темноту за окном. Потом сорвалась с места, подбежала к двери, распахнула ее, крикнула:

— Марк, вернись!

Его шагов уже не было слышно. Она побежала вниз, выскочила на улицу, опять закричала:

— Ма-арк!

Порыв ветра растрепал ее волосы, насквозь пронизал стужей. Вытянув перед собой руки, точно слепая, бросилась к первому переулку. Взглянула вправо, влево… Улицы были пустынными.

Медленно, сцепив у подбородка холодные пальцы, Марина пошла к своему дому. Прислонилась спиной к мокрой кирпичной стене, закрыла глаза, застыла. Не плакала, а просто стояла, как-то сразу обессилев. И даже когда услыхала чьи-то близкие шаги, не шевельнулась, не открыла глаз.

— А Марья стояла и стыла в своем заколдованном сне… — Это был голос ее двоюродной сестры Анны. Голос словно издалека.

Анна взяла Марину за плечи, встряхнула:

— Ты с ума сошла? Стоять раздетой на таком холодище! Жить надоело?

— Не трогай меня, — безразлично сказала Марина. — Оставь меня в покое.

— Оставить тебя в покое? — Анна крепко взяла ее под руку, насильно повела в дом. — Это здесь-то, на лютом холоде, ты ищешь покоя? Ну и ну! Не дури, дева. Слышишь, не дури! — повторила она, когда Марина попыталась высвободить свою руку. И уже мягче: — На тебе лица нет, голубушка. Синяя, как мертвец…

Анна привела ее в комнату, усадила на кровать, сняла с вешалки пуховый платок, набросила его на плечи Марины, обняла ее. И коротко потребовала:

— Рассказывай.

— Не сейчас, — чуть слышно проговорила Марина. — Потом все расскажу.

— Нет, сейчас! Он ушел? Он совсем ушел, твой белобрысый Марк?

Марина посмотрела на сестру, беспомощно покачала головой.

— Лучше бы он не приезжал. Было все проще.

Анна жестко сказала:

— Не ври. Ни мне не ври, ни себе. Никогда тебе проще не было. Ты думаешь, я ничего не видала? Думаешь, я ничего не понимала?

— Ты и сейчас ничего не понимаешь.

Анна почувствовала, как дрожит все тело сестры. Будто в лихорадке. И увидела слезы на ее глазах.

— Зачем он приехал? — спросила она. — Зачем он приходил к тебе? Он обидел тебя?

— Обидел? — Марина ладонью вытерла глаза, взглянула на Анну. — Нет. Он пришел, чтобы остаться.

— А ты? Ты прогнала его?

Марина с минуту помолчала, потом как-то странно улыбнулась:

— Прогнала? Марка нельзя прогнать.

Анна вздохнула, откровенно призналась:

— Я и вправду ничего не понимаю. Ты вроде как гордишься своим Марком. Превозносишь его, а сама… Эх, дева, дева… Понимаешь ли ты хоть сама, что с тобой происходит?

— Сама?..

Марина провела рукой по лицу, словно стирая с него боль. Понимает ли она сама, что с ней происходит? Наверно, нет. Два года чувствовала, что не может забыть Марка, все время в душе носила неотвязчивую мысль: «Таких, как Марк, больше нет». И тут же думала: «Разве он простит?» Помнила ту ночь и то, как он тогда сказал: «Уходи. Совсем уходи. Ищи свой причал в другом месте».

Причал…

Сколько раз мечтала: пришел бы он, ее Марк, все забыла бы, всех бы забыла, отдала бы ему всю себя без остатка, любила бы так, как никто его не полюбит. Мечтала об этом, а знала другое: слишком много растерялось. И если он заглянет в нее попристальнее — отшатнется. Может, и не прогонит, но что это будет за жизнь?!

— Что ж ты ему сказала? — после долгого молчания спросила Анна.

Марина едва заметно усмехнулась.

— Сказала… Много, мол, времени прошло с тех пор, переменились мы. А то, что было, иным теперь кажется…

— Тебе и вправду так кажется?

— Дурочка ты, Анька.

— Спасибо. Только ты вначале на себя погляди. Куда уж какая умница! «Разве ж Марка можно прогнать?» А не прогнала бы, так не ушел бы. Чего ж реветь теперь?

Анна встала, прошлась по комнате и снова вернулась к сестре.

— Ну, хватит, — сказала она. — Хватит, слышишь? — И вдруг рассмеялась. — А Марк-то твой белобрысый — красавчик! Плечи — во! Силушки небось у других не занимать. Приголубит такой — замрет сердечко. Замрет, а?..

Марина молчала.

— Чего молчишь? — не унималась Анна. — Не жалко, что другую вместо тебя приголубить может? Я бы на твоем месте… Эх, дева, дева… Мне вот уже под тридцать, а я, сама знаешь, все берегу себя… А для кого берегу? Попадется какой-нибудь хлыщ, скажет: «Наверно, до меня никому не нужна была?» Удавлюсь тогда с горя. Порой думаю: плюнуть на все, кинуться на шею любому молодцу да крикнуть: «Бери!» И не могу… Не могу без любви… Грязи боюсь… Ведь не отмоешь ее потом…

Анна взглянула на Марину. Та сидела совсем неподвижно. И невидящими глазами глядела сквозь нее. Наконец чужим голосом сказала:

— Да, потом не отмоешь…

— Я не про тебя, — спохватилась Анна. — Не про тебя, слышишь?

— И про меня, — глухо проговорила Марина.

— Нет, я вообще… Ни про кого. Так просто… А глаза у твоего Марка вроде как уж очень печальные…

Марина вздохнула. И опять надолго замолчала.

Марк проснулся, когда и Степан Ваненга, и Саня Кердыш были уже на ногах. Кердыш стоял у своего фрегата, ненец сидел на кровати. Говорили они шепотом, боясь, наверно, разбудить его. Говорили о нем, о Марке. И, кажется, в чем-то не соглашались друг с другом.

— К Беседину не надо, однако. — Степан встал, подошел к Кердышу и остановился рядом с ним. — Нехороший Беседин человек. Жадный шибко, ух какой жадный. И других учит: хватай-хватай!

— Плевать на Беседина, — сказал Кердыш. — Каждый человек своим умом живет. Если Беседин дрянь — значит, и все у него там дряни, что ли?.. Чудишь, Степа. Да и куда еще. Дня три назад Беседин шумел в кадрах: «У меня аврал, подбросьте двух сварщиков…» Сам слыхал. А ему сказали: «Нету сейчас сварщиков, подожди». Вот и дело.

— Плохой он человек, Беседин, — продолжал Степан. — Не надо бы к Беседину…

Марк сбросил одеяло, натянул брюки. Кердыш и ненец разом обернулись. Степан сказал:

— Проснулся? А мы тут с Саней толкуем: куда тебе работать идти?