Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2

— Да, — подхватил Володя, — а нужно, чтобы что-то происходило, чтобы можно было… — Он привычно пощупал воздух своими мясистыми пальцами.

— И вот я предложил Владимиру Савельевичу изобразить в этом эпизоде гидроразрыв пласта… Представляете? Устье скважины, мощные цементировочные агрегаты, колоссальный напор воды, вокруг все гудит! А?.. — Хохлов улыбнулся, вообразив это зрелище, и добавил: — К тому же гидроразрыв — это новый и весьма прогрессивный способ воздействия на пласт.

— Мы не занимаемся гидроразрывами, — решительно повторил Гаджиев.

— Я знаю. Но ведь… товарищу Одеянову нужно только посмотреть, как это происходит.

— То есть? — Хозяин кабинета весь напрягся.

— Я прошу вас помочь. Ведь кинокартину потом будут смотреть и нефтяники, в том числе на Югыде.

— Притом — в первую очередь, — заверил постановщик.

— Что же конкретно от меня требуется?

Гаджиев, это было совершенно очевидно, снова закипал.

— Нужно выбрать одну из действующих скважин, подогнать туда машины, оборудование. Выделить людей. И продемонстрировать саму обстановку гидроразрыва… В конце концов Владимира Савельевича интересует только внешняя сторона процесса.

— Ах, так!.. — вскочил Гаджиев. — Значит, я должен забрать агрегаты оттуда, где они нужны для дела, отвлечь от работы людей, выбросить коту под хвост государственные деньги — и все это ради… показухи! Устроить спектакль? Я вас правильно понял, Платон Андреевич?..

Гаджиев впервые за весь разговор обратился к Хохлову по имени-отчеству, и, как ни странно, в этом было что-то особо зловещее.

Это была уже прямая, ничем не скрываемая схватка. Без околичностей.

Володя Одеянов, замерев, следил за битвой титанов. В данный момент ему показалось, что рухнет в бою более симпатичный ему титан…

— Александр Ибрагимович, — опять неожиданно тихо и раздумчиво сказал Хохлов. — А… почему бы вам и на самом деле не применить гидроразрыв пласта на эксплуатируемых площадях? Ведь это дает серьезный эффект.

Гаджиев несколько секунд оторопело смотрел на главного геолога. Потом медленно опустился на стул.

— Надеюсь, вы в принципе не против технических новшеств? — спросил, улыбнувшись, Платон Андреевич.

Битва была окончена.

— Хорошо. Мы попробуем… Я прикажу подготовить, — сказал Гаджиев.

Уже попрощавшись и выждав, пока покинет кабинет Хохлов, он придержал за рукав Володю Одеянова.

— Я вас очень прошу… — Александр Ибрагимович искательно взглянул ему в глаза. — Если можно, отобразите в фильме нашу новую хлебопекарню. Уверяю вас, это замечательная пекарня. Все процессы механизированы.

— Не знаю. Вряд ли, — пожал плечами Владимир Савельевич. — Это не в сюжете.

— Не в сюжете? — грустно переспросил Гаджиев, отпуская его рукав.

— И лишний съемочный объект. А у нас, на студии, тоже есть плановики… — Володя подмигнул Гаджиеву.

Он чувствовал себя сейчас гораздо смелее, будучи причастен к победившей стороне.

Три дня Владимир Савельевич Одеянов и его маститый консультант мотались по Югыдскому нефтяному району.

Весенняя распутица оставляла лишь один способ передвижения: им дали гусеничный вездеход, нечто вроде танка без башни. Танком управлял отчаянный малый, который помимо своей прямой обязанности — возить, куда прикажут, — вероятно, еще задался целью продемонстрировать пассажирам великолепные ходовые качества своей машины. Он с разгона перепрыгивал рытвины, форсировал речки, всползал на крутизны, неожиданно тормозил и, по всем боевым правилам развернув грозный транспорт, в лоб штурмовал лесные чащобы…

Машина была превосходна.

Володя Одеянов потирал ушибленное темя. Платон Андреевич упирался руками в скамью, стараясь держаться на весу и создать спасительный зазор между этой скамьей и собственным задом. Душу вездеход из них вытряс уже на первых километрах, и теперь они оба проявляли заботу лишь о своей страждущей плоти. Но все было тщетно: их швыряло в разные стороны, кидало друг на друга, сталкивало на пол и подбрасывало к потолку.

Иногда Хохлов все же улучал момент, чтобы улыбнуться своему подопечному, взывая к его мужеству и как бы снова извиняясь за эти превратности межсезонья.

Однако они повидали все. Все, что было намечено.

И все виденное привело в полный восторг Володю Одеянова. Его толстый блокнот был исписан сплошь, в кармане куртки лежали отснятые кассеты.

И когда на исходе третьего дня они вернулись в поселок, скинули с себя забрызганное грязью верхнее, умылись и, как в нирвану, погрузились в мягкие кресла, а тетя Мотя поднесла им по стакану крепкого казенного чаю, Володя, отдышавшись, сказал:

— Здорово. Грандиозно!.. Теперь я совершенно иначе вижу свой фильм.

Хохлов кивнул: он в этом нисколько не сомневался.

— Все так ново и так… молодо, дерзко!

Володя на короткое время углубился в свои впечатления, потом заговорил снова:

— Платон Андреевич, я просто не могу поверить… неужели здесь раньше было это?

Хохлов вопросительно поднял брови, но затем догадался о сути вопроса.

— Видите ли, именно здесь, на Югыде, этого не было. Совершенно новый район… Однако, если иметь в виду всю территорию… поблизости… Да. Было.

— Не верится, — повторил Володя. — Все так ново. Столько молодежи.

— Теперь у нас в основном молодые кадры, — подтвердил Платон Андреевич. — Между прочим, как это ни парадоксально, к нам сейчас довольно трудно поступить на работу. Слишком много желающих. Берем только специалистов.

— А как это объяснить?

— Что именно?

— Почему сюда с такой охотой едут люди? Ведь ни для кого не секрет, что совсем недавно этот край…

Хохлов медленно допил остывший чай, побренчал ложкой в стакане.

— Могу вам чистосердечно признаться: еще несколько лет назад я предполагал, что нам придется сворачивать это хозяйство — некому будет работать… И вот мы не только не сворачиваемся, а, наоборот, расширяемся!

— Но почему именно сюда повалил народ? — все не унимался, настаивал Володя.

— Потому что здесь людям предоставляются известные материальные преимущества. Северный коэффициент, ежегодная надбавка к зарплате. А у геологов еще и полевые. Скажу вам прямо: живут здесь довольно богато. Причем это касается всех категорий…

Платон Андреевич встал из кресла, приоткрыл дверь, кликнул:

— Матрена Степановна!

Тетя Мотя, всегда пребывавшая в полной мобилизационной готовности, вплыла в «люкс».

— Матрена Степановна, — обратился к ней главный геолог. — Извините за нескромный вопрос: сколько вы получаете в месяц?

— Восемьсот тридцать. Если без вычетов…

— Вы одна живете?

— Теперь одна. Сын женился — ушел к ней…

Тетя Мотя поджала губы, что позволяло догадываться, сколь беспредельно обожает она свою невестку.