Нотэ Лурье - История одной любви

Наше общежитие находилось на Большом проспекте, недалеко от университета. От одной мысли, что Ехевед всего в трех кварталах от меня, сердце радостно замирало. Когда оставалось немного свободного времени, я посещал Эрмитаж, музей Пушкина, Петропавловскую крепость, Смольный. Везде, где бы ни был, я все время озирался по сторонам, надеясь, что встречу ее. Специально проходил мимо университета, однажды даже зашел в актовый зал. Там было полно студентов и студенток, но Ехевед среди них я не видел.

Так прошло несколько месяцев. На случайную встречу я уже перестал рассчитывать, в справочном я узнал номер телефона ее сестры и решил позвонить. Корил себя за то, что раньше этого не сделал. В воскресное утро я спустился в комнату коменданта общежития и, откашлявшись, назвал телефонистке нужный мне номер.

Трубку взяла, вероятно, домработница. Она сказала, что Ехевед вот уже два месяца, как сняла комнату на Восемнадцатой линии и переехала. Женщина сообщила мне адрес.

Каждый день я собирался пойти к Ехевед и всякий раз откладывал. Не мог появиться перед ней в своей выгоревшей косоворотке. После получения стипендии, облачившись в новую рубашку и перелицованный костюм, я отправился на Восемнадцатую линию.

Дом, в котором жила Ехевед, находился в глубине большого двора. Поднявшись на третий этаж, я немного постоял, чтобы перевести дыхание, и позвонил. Только бы застать ее одну…

Дверь открыла хозяйка и, проводив меня по длинному, плохо освещенному коридору, указала на узкую дверь.

Я негромко постучал.

— Войдите, пожалуйста, — донесся из комнаты знакомый голос.

Я вошел. Увидел ее. Сделал неуверенный шаг и остановился.

Ехевед сидела за старинным столиком, обложенным книгами, слегка повернув голову с небрежно сколотыми на затылке золотистыми локонами; она посмотрела на меня так, словно впервые увидела, и вдруг, поднявшись, удивленно и без особой радости спросила:

— Соля?.. Ты?

Я стоял и растерянно смотрел на нее.

Ока подошла поближе, подала руку и довольно безразлично спросила, как я очутился в Ленинграде и от кого узнал ее теперешний адрес.

Я объяснил и сдержанно добавил, что с начала учебного года занимаюсь в консерватории, живу в общежитии на Большом проспекте. Очень близко отсюда.

— Вот как? — проговорила она. По ее тону, по выражению лица я понял, что все это ее мало интересовало. Однако она предложила мне сесть, указав на плетеное кресло, что стояло у круглого столика. Потом достала из шкафа белую скатерку, постелила на столик, поставила на него блюдце со струделем, присланным, видимо, из дому, и несколько антоновских яблок.

Хозяйничая, спросила, на каком я факультете, кто мой педагог и по какому классу. Оглянувшись на свои книги, пояснила, что готовится к сессии, поэтому просит ее извинить, и предложила мне последний номер журнала «Смена». Там напечатана интересная статья о поэме Иосифа Уткина «Рыжий Мотэле». Если я хочу, могу ее здесь почитать.

Было ясно, что Ехевед потеряла ко мне всякий интерес, и лучше всего сейчас же подняться и уйти. Уйти… Но это значило бы, что я обиделся, а выглядеть в ее глазах обиженным мне не хотелось. Пересилив себя, почти с энтузиазмом ответил, что статья о «Рыжем Мотэле» меня очень интересует, я с удовольствием воспользуюсь случаем и тут же ее прочту…

Ехевед с некоторой настороженностью, украдкой посмотрела на меня. Мне показалось, будто она почувствовала себя в чем-то виноватой. Но уже через минуту она снова углубилась в свои конспекты и вообще забыла обо мне.

Я полистал «Смену», нашел статью, но не в состоянии был прочесть ни строчки. Для вида держал перед собой журнал, а сам смотрел на нее, на мою счастливую и несчастную любовь. Ехевед была удивительно красива, обаятельна, как и тогда, когда я впервые увидел ее в пограничном местечке. Одета она была просто: белая батистовая блузка и синяя клетчатая юбка. Комната тоже очень скромно обставлена. Узкая деревянная кровать, застланная голубым одеялом, единственное окно до половины скрыто белоснежной занавеской; рядом с рабочим столиком этажерка с книгами, над ней круглое небольшое зеркало и два портрета: Циолковского и Есенина.

Времени уже прошло достаточно, но она ни разу не обратилась ко мне, ничего не спросила, ничего не сказала, как будто я и не сидел в двух шагах от нее. Я был ошарашен, удручен, никак не мог постичь, почему она так изменилась, стала такой отчужденной. Неужели все начисто забыла? Забыла те чудесные дни, колдовские синие вечера, которые мы проводили вдвоем, влюбленные друг в друга. Неужели ничего не осталось в ее душе от нашей неожиданной, радостной встречи в проливной дождь под навесом старой каланчи, от прогулки по серебрившимся в лунном свете полям, по зеленому лугу у берега реки? Неужели она забыла и ту грозовую ночь, шумящие клены и свой шепот: «Кроме тебя, мне никто не нужен!»

Все, все забыла?.. Удивительную красоту тех тончайших, нежнейших чувств, которыми мы были полны. И это забыто, выветрилось из памяти, испарилось из ее сердца? Ведь такое не забудешь через год или полтора. Не забудешь всю жизнь! В моей памяти это осталось навсегда, как самое прекрасное, со всеми красками, всеми звуками, всеми запахами. Я помню каждое ее слово, ее облик, ее смех, ее походку, ее спокойные, благоразумные суждения и пламенные вспышки. Мельчайшие детали, связанные с ней, все, что имело к ней малейшее отношение, все я запечатлел в своей памяти навечно, как бесценное сокровище, которое принадлежит мне, только мне, мне одному, и никому больше в целом мире.

Как долго, мучительно долго я мечтал, ждал этого дня нашей встречи. Так много нужно было сказать ей и столько услышать от нее. Что же случилось? Почему так неожиданно, даже не попрощавшись со мной, она уехала? Почему не ответила на мое второе письмо? Я ведь теперь от нее уже ничего не ждал, ни на что не надеялся, хотел лишь понять ее, узнать причину всего этого. Но с каждой минутой все больше убеждался, что никакого разговора у нас не получится. Она была поглощена книгами и, вероятно, даже забыла, что я сижу в ее комнате.

Я положил журнал и, вставая, подвинул кресло так, чтоб она услышала.

— Ты уже уходишь? — спросила Ехевед, с отрешенным видом взглянув на меня.

— К сожалению, пора. Тоже надо готовиться к сессии, — без малейшей обиды в голосе ответил я.

— Ты не находишь, что статья очень интересная? — с любопытством спросила она, будто ей очень важно было знать мое мнение, и поднялась.

— Я ее даже не начинал читать, — вырвалось у меня.

Она с некоторым изумлением приподняла тонкие брови.

— В таком случае, если хочешь, возьми журнал с собой. Все же со статьей стоит ознакомиться.

Я поблагодарил.