Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 2

— Кажется, получается! — и дал несколько практических советов.

Услышать «Кажется, получается» из уст главного механика, скептика и великого молчальника, — это уже достижение. Власову тоже понравилась идея, а он, по мнению Леонида, обладал удивительным даром внушать людям веру в свои силы.

Сегодня во время работы Леонид свистел, мурлыкал под нос мотивы давно позабытых песен и, часто откладывая циркуль и карандаш, подолгу сидел неподвижно, положив руки на колени. Иногда он улыбался своим мыслям и опять принимался за дело.

Обеденный перерыв подходил к концу, когда в конструкторское бюро зашел Сергей Полетов.

— Ты почему не обедаешь? — спросил он.

— Не хочется! — Леонид нагнулся к чертежной доске, делая вид, что занят работой.

Сергей взял стул, сел на него верхом, положил руки на спинку и, внимательно глядя на своего шурина, спросил:

— Уважаемый гражданин, себе-то самому вы можете объяснить, что с вами происходит?

— Ничего особенного…

— А все-таки? Ну, напряги свои умственные способности.

Леонид молчал.

— Леня, мы с тобой давнишние друзья, — серьезно, без улыбки заговорил Сергей, — и знаем друг друга как облупленных. Выкладывай начистоту, что случилось?

— Я познакомился с нею!..

— С кем?

— С той женщиной… О которой я тебе говорил, помнишь?

— Ну и что? По этому случаю объявлена голодовка?

— Серега, не шути!

— Влюбился?

— Да…

— С первого взгляда?

— С первого взгляда.

— Бывает… — Сергей встал, прошелся по тесной, заставленной чертежами и деталями машин комнате. — И прекрасно, что познакомился! Постарайся поближе узнать ее — ты ведь ничего о ней не знаешь… И — честно предупреди Наташу!

— Как просто получается у тебя: узнай, предупреди… Куча конструктивных предложений! Сердце только во всем этом никак не участвует, а? Вполне современно…

— Мне остается только одно: поздравить тебя и пойти поесть! — Не получив ответа, Сергей вышел.

Леонид весь день работал с особым старанием. К пяти часам дала себя почувствовать усталость, — начали неметь руки, заломило спину. Он встал из-за чертежной доски, потянулся. Вот теперь ему захотелось есть, скорей домой, к Милочке, — она, наверно, приготовила что-нибудь вкусное. По дороге Леонид заглянул к Сергею в партком, но его там не оказалось.

Утром следующего дня Леонид встал минут на пятнадцать раньше обычного, тщательно побрился, повязал новый галстук и, позавтракав на скорую руку, собрался уходить. У самых дверей его остановила Милочка.

— А ну-ка покажись! — Оглядев его, она сказала: — Вид ужасно самодовольный, и несет от тебя, как из парикмахерской! Милый брат, не таись, поведай сестре, в чем дело?

— Решительно ни в чем. Может человек надеть новый галстук и после бритья протереть лицо одеколоном?

— Может, конечно. Вот только физиономия у тебя слишком выразительная, — подводит. Вчера за ужином ты улыбался без всяких видимых причин, сам с собой разговаривал… Обычно люди так не ведут себя, если они психически здоровы.

— Не понимаю, почему ты потратила свое драгоценное время на изучение моей скромной персоны?

— Шуткой отделываешься?

— Желаю вам, моя бесценная сестричка, тысячу благ. Оттачивайте свою наблюдательность! — Леонид галантно раскланялся и ушел.

В вестибюле станции метро Леонид остановился недалеко от лестницы, чтобы не пропустить Музу. Мимо него бесконечным потоком шли и шли озабоченные люди, спешили на работу, ехали в центр по своим житейским делам. Его толкали, но он, поглощенный мыслью о предстоящем свидании, не замечал этого.

Наконец Муза показалась. Еще издали заметив Леонида, она отвела глаза и, только поравнявшись с ним, холодно кивнула и молча направилась, как всегда, к третьему от конца вагону.

Леонид опешил, теряясь в догадках. Что могло случиться за такое короткое время? И вообще, та ли это обаятельная женщина, которая всего двадцать четыре часа тому назад весело разговаривала с ним, непринужденно шутила, смеялась? Разве они не расстались друзьями? Он последовал за нею в вагон, не осмеливаясь заговорить.

Только на улице она взглянула на него и сухо, коротко ответила на его вопрос:

— Благодарю, я вполне здорова. Просто не в настроении…

— Надеюсь, не я причина этому? — робко спросил Леонид.

— Нет, конечно. Вы тут абсолютно ни при чем. Я капризная, неуравновешенная женщина… — Она ускорила шаги, как бы желая поскорее отделаться от него.

Но Леонид был упрям, да и самолюбие не позволяло ему прервать разговор.

— О том, какая вы, пусть судят другие. Я готов терпеливо ждать, пока вам захочется снова говорить и видеться со мной.

Муза остановилась там же, где и вчера.

— До свидания, терпеливый молодой человек, — сказала она, кивнула и ушла.

Так было и в последующие дни. Каждое утро они вместе ехали в вагоне метро. Он провожал ее до определенного места и следил за нею до тех пор, пока она не скрывалась в подъезде большого многоэтажного дома. Иногда, впрочем, она шутила и давала понять, что общество Леонида ей приятно. На следующий день ее словно подменяли, она опять замыкалась в себе. И только спустя недели две она уступила настойчивым просьбам Леонида и согласилась встретиться с ним вечером у входа в Сокольнический парк.

Леонид почему-то был уверен, что Муза непременно опоздает. Но она пришла минута в минуту, была в прекрасном настроении, шутила, смеялась. Свернув в боковую аллею, ведущую к маленькому пруду, она сказала Леониду:

— Садитесь и рассказывайте про себя. Я ведь ничего не знаю о вас, кроме того, что вы многообещающий молодой инженер…

— Я знаю о вас и того меньше… Да и рассказывать мне почти нечего, — сказал Леонид, садясь рядом с ней. — Школа, война, эвакуация… Получили извещение, что отец пропал на фронте без вести. Потом он нашелся… в подмосковном доме инвалидов. Без рук и без ног. Сейчас живет с нами… Мать, не зная, что отец жив, — Леонид покраснел, говоря неправду, — вышла замуж за другого… Вот, пожалуй, и вся моя биография!.. Да, есть еще у меня сестра, Милочка. Весьма волевая особа, сестра преданная и заботливая. Зять тоже стоящий человек. Двое забавных зверюшек — племянница и племянник. Я живу с ними…

— Позавидуешь вам…

— Завидовать? Чему? — удивился Леонид.

— Ваша жизнь только начинается, а я успела многое пережить…

— Слушайте, это уже было! У классиков… Только мне вы почему-то отвели женскую роль: «В огромной книге жизни ты прочла один заглавный лист, и пред тобою открыто море счастия и зла…» Боюсь все же, что Лермонтов имел в виду не меня.

Муза засмеялась, потом оборвала смех и долго смотрела на верхушки молоденьких берез и сосен, мягко освещенные золотистым светом заката.