Геннадий Башкуев - Пропавший

Жорик пялился в телевизор, который видел впервые, как завороженный. Какие цвета! Красивее, чем в жизни.

— …ты думаешь, что все это упало с неба? Нет, дорогой, ошибаешься! Я давал и даю план. Посмотри на мои руки! — брат сунул под нос бугристые ладони. От них воняло бензином и одеколоном. — Видишь мозоли? Это руки рабочего человека! Ты вот катаешься, а я вкалываю в гараже до темноты! А потом всю ночь дежурить, это как?

Руки отмыть некогда! Костоправ я, понял?

— Ветеринар, что ли? — думая о своем, тупо переспросил Жорик, поджимая пальцы в дырявом носке. Тапочек ему эта крашеная не дала.

— Совсем спятил с этими овцами! — засмеялся брат, покачивая шлепанцами. — Да! Цивилизация и до нашего медвежьего угла докатилась! Костоправ клепает частников, понял? Чинит их машины, словом. Не даром, не даром! Спрос рождает предложение. А ты как думал? В грязи, да в масле! Так что давай, не позорь фамилию нашу…

Жорику братовы излияния стали надоедать, и он уныло ждал, когда тот выдохнется и заговорит о его просьбе. Но хозяин ударился в воспоминания о детстве, как они играли в войну и подрались из-за какого-то патрона, и что у них была одна пара ботинок на двоих, в общем, нес чепуху. Жорик покашлял и спросил насчет денег.

— Смешной человек! — брат хлопнул себя по коленке. Шлепанец подбросило. — Я о чем битый час толкую! Ни-че-го с неба не падает!

Жорик, чертыхнувшись в душе, понял, что голыми руками двоюродного брата не возьмешь! Костоправ!

— Ты спрашивал про дом… — покашлял Жорик. — Помнишь?

Хозяин выразил удивление, погладив живот.

— Ну… про отцовский дом… Я согласен. За ту же цену.

Брат встал, натянул на живот тренировочные штаны с полосками, выключил телевизор, снова сел в кресло и только потом засмеялся.

— А я думал, когда он про дом заговорит? Но зачем он мне? Сам посуди. Дача у меня есть, добрые люди помогли. И потом, в деревнях сейчас немало брошенных домов, цены на них упали, да и места у нас, сам знаешь, не курортные… Что делать? Старики умирают, дети уходят в город, дома остаются. Кому охота возиться в земле? В навозе? — брат сокрушенно вздохнул. — А вообще-то нехорошо! Все-таки дом твоего отца, моего дяди, ветерана войны, наконец! И мать, встань она из могилы, не одобрила бы… Так что давай, не позорь фа…

Жорика как пружиной подбросило, он сжал кулаки. Уши его горели.

— Чего вскочил, как тарбаган? — снизу вверх прищурился брат, выпятив губу. — За все в этой жизни, дорогой кузен, нужно платить.

Жорика так и подмывало поскандалить. Слов не было. Он разевал рог, словно выброшенная на берег рыбешка. Этот «кузен», который еще полгода назад торговался из-за отцовского дома, разыгрывал из себя чуткого родственника. Нохой! То же самое он повторил вслух.

— Тихо, тихо! Пусти свинью в дом… — начал привставать с кресла брат. Глаза его, и без того узкие, превратились в щелки. Брат был раза в два его толще. Костолом! Жорик на всякий случай приглядел на столике тяжеленную книгу о вкусной и здоровой пище.

— Уже уходите? — мгновенно появилась в проеме гостиной братова жена. Фальшиво заулыбалась. — Жаль! А то я лапшу поставила.

Очень жаль! Заходите при случае. Всегда рады.

Жорик ринулся в прихожую. Натянул сапоги, куртку, нахлобучил кепку, демонстративно погляделся в зеркало, дернул дверь, заранее решив как следует ею хлопнуть, да не ту — в санузел. Она распахнулась.

— Дядя Жаргал, вы сильно хотите? — пропищал племянник, придерживая штанишки. — Я могу потерпеть.

Жорик вымученно улыбнулся, потрепал племянника за чубчик, рванул нужную ручку, забыв попрощаться и хлопнуть дверью.

Вспомнив разговор с братом, Жорик облизнул потрескавшиеся губы: сильно захотелось курить. Он сидел, поджав ноги, на низенькой скамейке за перегородкой из железных прутьев. Привалившись к ним, в углу посапывал человек в армейских галифе, в кедах и ватнике. Под глазом в неоновом отсвете полыхал свежий синяк. «У этого тоже нет паспорта», — догадался Жорик.

Окно в дежурке линейного отдела милиции было зарешечено 55 виде восходящего солнца. Или заходящего, скривился Жорик, но это уж кому как… Первый испуг прошел: он понял, что его задержали случайно. Не нравится он начальству, доверия не внушает, но с этим пора бы свыкнуться. Вообще-то сержант, так ретиво исполнявший службу на людях, по пути в отдел смягчился, перешел на родной язык, но Жорик сам все испортил: засуетился, замельтешил, стал словоохотлив. Дурак и есть! В конце концов, не воровал он этих валушков! А деньги он внесет, отработает тем же плотником, если надо…

Старшина милиции, сидевший за столом с несколькими телефона ми, грузный, с пшеничными усами, чем-то напомнил ему председателя Базарова. Но разговаривал вежливо, обещал все выяснить, поинтересовался, к кому товарищ колхозник приезжал. Жорик решил не обижаться на «колхозника» и ответил, что к родственникам. Это была почти правда, почти оттого, что отныне он своего двоюродного брата таковым не считал и желал ему разбиться на «Жигулях» у первого столба. Старшина, переспросив фамилию брата, снял телефонную трубку, предложил обождать за перегородкой. Жорик осмелел до того, что громко попросил у дежурного закурить. Старшина отрицательно пока чал головой и сказал, что нужно потерпеть.

— А много… кхе… терпеть? — облизнув губы, припал к прутьям Жорик. Его снова охватило беспокойство.

— Немного, я так думаю, товарищ колхозник.

Телефон на столе зазвонил.

— Дежурный по отделу… — схватил трубку старшина. — Да, да, товарищ майор… Принял старшина Загоруйко.

Успокоившись, Жорик опробовал задом скамейку — жестковато, но лучше, чем на вокзале: теплее, тише. Сосед в армейских галифе все так же безмятежно посапывал. Жорик улегся на скамейку.

Проснулся он от громких голосов. Протерев глаза, увидел старшину, молоденького сержанта, который его задержал, еще одного милиционера с повязкой, женщину с высокой прической в накинутом на плечи пальто с песцовым воротником. Спинами они загородили того, кому вразнобой что-то доказывали. Жорик вслушался.

— Поймите, — старшина даже встал из-за стола, к которому вроде бы прирос. — Это же небезопасно, в вашем-то возрасте!

— Уважаемая, мы хотим вам только добра! — сержант снял фуражку и обмахнулся.

— Она там настоящий скандал закатила! — виновато пожаловался дежурному второй милиционер.

— Соображать надо! — нахмурился старшина, рассматривая ка кие-то бумаги и маленькую фотокарточку.

— И как таких отпускают без сопровождающего! — тонким голосом пропела женщина и поправила прическу. Она повернула голову к старшине, блеснув сережками. — Понимаете, у меня очередь — нечетный на подходе, все торопятся, сейчас вообще народ пошел нервный. Сами знаете… А тут она! Заладила одно и то же: «Россия, Россия!» Я объясняю: «Россия» ушла. Час назад. Теперь только через сутки. А она — «милиция, милиция!»