Юрий Ефименко - Маленькая повесть о двоих

—◦Я вас понял,◦— деликатно перебил главреж.◦— Но театр не филиал клуба для молодых родителей. Зачем нам?

—◦Это нужно всему театру, всему. Вы не замечаете его некоторую ущербность? Ваши матери и отцы живут без детей, будто бы их и не было или они сразу взрослые. В жизни мы все по колено в детях, одиночки и бездетные семьи — это ненормально. У театра все наоборот. Явная искусственность, заданность для драматурга, который и рад бы, может, а нельзя. Не принято. Кино это преодолело, а театр завяз. Вот что главное, хотя начал думать с другого.

—◦С чего?◦— спросил кто-то из присутствующих, должно быть, чтобы уразуметь, зачем же все это Изгареву.

—◦Недавно сын сказал, что хочет играть. Пришел и сказал.

—◦Ну, если мы все потащим своих детей на сцену!..◦— совершенно удовлетворенно воскликнул директор.

—◦Он хочет мать заменить!◦— вступился Изгарев за сына и за себя, в конце концов: терпеть не мог унижения неправдой.◦— При нем так часто твердили: незаменимая Изгарева, самая нужная людям, ни за что не уходи — театр осиротеет!..

—◦Ну, за столом…◦— сухо и недовольно молвил директор.

—◦Стоп!◦— сказал по-режиссерски решительно главреж.◦— Стоп! Стоп!.. Тут есть нечто! И мне это нравится! А ведь — ощущаете ли?◦— мальчик желает продолжить мать, чтобы она не умирала. Если он заменит ее — она оживет. На сцене снова ее фамилия и плоть. Нет, это чудесно, как хотите, а мне симпатично, за пределами воображения! Индивидуальность! Личностные качества проявляются!

—◦Ничего нет, ни одной пьесы,◦— напомнил о себе просто режиссер.◦— Мне довелось видеть у маяковцев — в театре имени Маяковского,◦— прибавил он для Изгарева,◦— «Медею» с Козыревой, и она провела один раз через сцену своих детей, естественно Ясона. Как овец. По-моему, вообще…

Но в этот момент его перебили, позвав в бухгалтерию, святая святых среди служб в храмах искусства. И он вскочил и выбыл так резво, что не успел попрощаться с Изгаревым. А у директора заурчал телефон с белым рядом клавиш внизу, вызов был, без сомнения, ответственный, потому что директорский палец нажал на эту клавишу очень бархатно, и тут же директор перестал присутствовать, припав к трубке. Главреж облегченно вздохнул и с радостным расстройством развел руками, ничего не сказав.

О чем говорить, если ничего нет.

Ничего нет? Изгарев ходил взад-вперед по всей комнате. Ничего нет — напишу сам! На ничего нет — суд есть. Есть, а?◦— Он остановился перед портретом.

А театр, от вешалки и до главного пожарника, все в нем уже крутятся и здравствуют так, как будто и не было никогда среди них чудной, нежной, межгалактически хорошенькой актрисы Изгаревой. Ну, конечно, конечно, это же нормально.

…И все же дежурству пришел конец. Без четверти полночь. Изгарев расслабленно посидел с минуту. В мыслях, кроме вялой элегии, ничего. Он позвонил вниз и спросил, есть ли машина, выключил настольную лампу, выбрался из-за стола. В туалете посмотрелся в зеркало. Какая выжатая физиономия! В темном переулке драпанул бы от такого. Наклонился к крану и набрал в ладони холодной воды, погрузил лицо. Немного отпустило. И возвращаясь в кабинет по вымершему давно коридору, он вспомнил о сыне. В садике карантин, и всю неделю у Витьки не прекращается свобода. Где ходит, что ест — только бог и соседи знают.

Перед подъездом Изгарев посмотрел на окна — в гостиной не вполне темно. Телевизор. А пора бы спать, какой ты ни беспризорник!

Витька сидел перед экраном, почти уткнувшись в телевизор. Там появлялись и гасли нерусские титры, а за ними красивая женщина в длинном белом платье уходила в темноту, за прозрачные колонны декорации. Конец передачи.

—◦Кто это?◦— спросил Изгарев.

—◦Ани,◦— Витька сидел со сжатыми кулаками на коленях, пылающий странным для ребенка, к тому же самого обыкновенного, пламенем вдохновения, голубоватым от экранного света.

—◦Кто-кто?

—◦Ани, Ани!

—◦Постой, ты сердишься, а я знать не знаю ее.

—◦Она поет. Из Польши.

—◦Анна Герман?

—◦Правильно — Ани. Ты забыл ее? Она с машиной в катастрофе была, в аварии, долго-долго лечилась, а потом все равно вышла на сцену и стала петь.

—◦Что ей еще оставалось делать,◦— сказал Изгарев, выключая телевизор, где начались новости, последняя, торопливая сводка.

—◦Где обедал сегодня?

— У Димы.

—◦Хорошо кормят?

—◦Да, как у Саши и Вадика. А ты все забыл про Ани?

—◦Честное слово.

—◦Ну мама рассказывала…

Изгарев спохватился и припомнил. Да-да, однажды, и не слишком давно, ТВ показало фильм о Герман. И он не видел его, засидевшись на однодневном съезде работников городского коммунального хозяйства. В тот же вечер о ней пересказала очаровательнейшая актриса Изгарева.

Витька возился рядом с игрушками, а он-то уже отбывал в тихий безкоммунальный сон. Кресло, покрытое мехом, поощряло. И ее слова проникали не все, как дождь сквозь прохудившуюся крышу, о которых наслышался за день на всю жизнь. Однако, удивительное дело, из слов сложилось точное и ясное воспоминание. Трогательная актриса Изгарева восклицала, что не смогла бы ни за что так: все заново! «Выжить — и снова на сцену! Какая необыкновенная женщина! Какая настоящая сила! И вот она пошла, к залу, камера за кулисами едет вслед за нею. Трудные, неуверенные шаги. Перед самым последним остановилась и придержала кулису. Прикрылась. Страшно, миленькие мои мужчины, ей же страшно было! А я — заплачу сейчас. Никогда бы не смогла, как она! Я бы и прилипла к той кулисе. Ох и славная женщина! И как хорошо ее поляки зовут — Ани».

—◦Да, Витька, рассказывала… Это концерт был?

—◦Хороший. И еще один певец пел.

—◦Понравилось? Голос у нее особенный.

—◦Папа, знаешь, какой голос,◦— он помучился немного, видимо, мысль не умещалась в известных ему словах,◦— он похожий на солнце сегодня. Совсем такой!

Изгарев поднапрягся, но на этот раз память отменно отказала — не нашлось никаких следов сегодняшнего солнца.

—◦Согласен. Только ты подолгу не смотри телевизор. «В мире животных», мультфильмы — само собой. И «Клуб кинопутешествий» разрешаю, ну и «Кинопанораму» можно. А без нужды ящик не включай, бездельником станешь, а это скучно.

—◦Я не включал.

—◦А кто же?

—◦Гость приехал.

—◦А где он?

—◦А он спит.

—◦На месте?

—◦Да, в моей комнате. Я все показал. А он ноги не помыл.

—◦Ну пусть спит. И тебе пора.

—◦Иду,◦— поднялся Витька.

—◦Как его зовут?

—◦Не знаю. Незнакомый.

—◦И откуда?

—◦Из Магадана.

—◦Ну ладно. Покойной ночи… Ближе гостя не нашлось,◦— зевнул Изгарев и отправился на кухню приготовить кофе. В Магадане никогда не был, никого не знал.

Потом он сел писать. Пьеса изо дня в день раскрывалась перед ним, страница за страницей, как анфилады дворца. Они чередовались с галереями и залами. В сущности, планировка их была ему известна, но так трудно найти нужную и единственную дверь в их множественности и достаточной запутанности. В очень поздний час глубокой ночи он заметил, что вместо анфилад начал той дело забредать в чуланы, а то и вовсе — в сараи.