Николай Шундик - Быстроногий олень. Книга 2

— Ничего Ятто, я должна записать. Нашему колхозу надо все пастбища знать, — и девушка, присев на корточки, приготовилась записывать.

Нояно хорошо понимала, насколько важно для колхоза собрать самые точные сведения об оленьих пастбищах именно теперь, когда намечалось перераспределение пастбищ между бригадами.

— Ну как, сейчас пойдем на пастбища у речонки Койныкай или потом, когда отдохнем в стойбище? — спросил Воопка, обращаясь к Нояно.

Девушка закрыла глаза, прислушалась, как ноют усталые, натруженные ноги, и, тяжело вздохнув, ответила:

— Нет, сейчас я уже не смогу туда дойти. Страшно устала. Пойдем лучше домой.

— Скажу честно тебе, девушка, я хоть и много за свою жизнь ходил, привык к этому, но тоже очень устал, — улыбнулся Ятто. — Да и Воопка, наверное, скоро на землю повалится и спать целые сутки будет.

Воопка потуже подвязал тесемки торбазов и взмолился:

— Пойдемте скорее в стойбище. Первый раз в жизни вижу такую сильную женщину…

Нояно с трудом встала, сделала несколько неверных шагов.

— Не упади, девушка, — осторожно поддержал ее за руку Ятто.

Когда начался спуск с перевала, перед глазами путников открылось стойбище. Красным огоньком пламенел флаг над палаткой. Нояно на мгновение остановилась, первое, что ей пришло в голову при виде палатки, это мысль о Владимире. Она много думала о нем в своем тяжелом пути по речным долинам и горным перевалам. И думы эти, похожие на неясные мечты, помогли ей незаметно пройти не один десяток километров.

Усеянная камнями дорога спускалась круто. Итти вниз было так же трудно, как и взбираться на перевал. Все чаще и чаще хваталась Нояно за протянутую ей то Ятто, то Воопкой руку. Время шло, но огненная точка флага по-прежнему казалась далекой.

«Не буду смотреть на стойбище, долго не буду смотреть, потом посмотрю и оно сразу окажется близко», — решила Нояно. Глядя под ноги, она машинально принялась считать шаги. Много сотен шагов уже осталось позади, а девушка все еще медлила посмотреть вниз. Споткнувшись, она больно ушибла ногу, невольно глянула на стойбище и закрыла глаза: красное пламя флага, казалось, не приблизилось ни на метр.

— Давайте немного отдохнем… Пить хочу, — упавшим голосом сказала Нояно. И, заметив среди камней свежую лужицу, жадно припала к ней. «И все-таки сегодня я увижу его, обязательно увижу», — подумала девушка, утолив жажду.

Владимир проводил занятия по ликбезу.

Мужчины и женщины, усевшись двумя рядами на устланном шкурами полу палатки, держали на коленях фанерные дощечки с разложенными на них тетрадями. Журба стоял у доски и показывал написанную мелом букву «Г».

Кто-то из оленеводов тут же назвал ее Гатле [14] Гатле — птица. .

— Верно, Гатле! — обрадовался Журба. — Видите, и клюв, как у птицы, — и подумал: «В букваре перед буквой «Г» обязательно нарисовать птицу».

Нояно незаметно вошла в палатку и, не отрывая глаз от учителя, уселась за небольшой столик, стоявший в углу. Владимир повернулся от доски к ученикам и увидел Нояно. Загорелое лицо его с черным пушком над верхней губой вспыхнуло такой неудержимой улыбкой, что оленеводы невольно проследили за его взглядом, и все увидели Нояно.

— Пишите! Пишите! — смущенно замахала руками Нояно, хотела выйти, но почувствовала, что сделать это не может. «Сегодня все скажу ему», — подумала она, украдкой глядя на Владимира.

Когда занятия подходили к концу, в палатку вбежал мальчик и закричал так, как будто его должны были услышать все жители тундры:

— Катер по реке пришел, много русских людей привез! Плот с бревнами притащил! Учительница Оля приехала!

— Оля приехала? — переспросил Владимир. Тотчас же все вскочили с мест.

— Можно итти? — спросил пастух Раале, привыкший к порядку на занятиях.

— Идите, идите! — быстро проговорил Журба и сам устремился к Нояно. Он крепко пожал ее протянутые руки и сказал: — Пойдем?..

На берегу реки суетились люди. Хозяева стойбища помогали гостям вытаскивать бревна на берег, разгружать кунгас. Около трех десятков русских плотников, выделенных различными организациями района, с любопытством посматривали по сторонам.

Через час гости уже пили чай и возбужденно переговаривались с хозяевами, радуясь, что некоторые среди них говорили по-русски.

— Дом это не яранга. В доме никакой мороз не будет страшен! — положив на плечо Мэвэта огромную руку, объяснял бородач с добродушным лицом.

Мэвэт кивал головой и повторял по-русски:

— Карошо, карошо, очен карошо!

— Ковалев… понимаешь, секретарь Ковалев сюда нас послал, — продолжал свою беседу бородач в прежнем задушевном тоне.

— О, карошо, очен карошо! — ответил Мэвэт, довольный, что у него находится вполне подходящее слово, чтобы вести беседу на русском языке.

…Журба и Солнцева медленно шли вдоль берега реки, захваченные разговором о своей работе над букварем. За время, пока они не виделись, у обоих накопилось немало интересных наблюдений. Порой они останавливались, чертили на песке буквы, рисунки, писали целые предложения.

— Надо спешить, — сказала Оля. — Жизнь требует нового букваря… Отсюда тоже много малышей на следующий год ко мне в школу пойдут. Я в основном за тем и приехала, чтобы познакомиться с ними и с их родителями. Ты мне поможешь?

Владимир не ответил. Выбрав плоский камешек, он подошел к воде и лукаво подмигнул Оле:

— Хочешь блинчиков напеку?

— Ну что ж, напеки.

Взмахнув рукой, Журба пустил камень по воде, как делал когда-то в детстве. Но камень подскочил всего два раза…

— Э, так ты меня совсем голодной оставишь, — шутливо возмутилась Оля и, быстро осмотревшись, взяла плоский камешек.

— Куда же скрылась от нас Нояно? — спросила она, заставив ловким броском подскочить камень над водой семь раз.

— Я сам о ней беспокоюсь, — ответил Журба. — Была веселая и вдруг…

— Может быть, в стойбище вернемся, поищем ее? — предложила Оля, искоса наблюдая за Владимиром.

— Да, да, пойдем! — отозвался тот с такой поспешностью, что Оля весело расхохоталась. Журба смутился.

— Знаешь, Володя. Я очень рада и за тебя и за нее. Я знала, что так получится, — неожиданно став серьезной, ответила девушка. — Со мной тоже случилось совсем непредвиденное: уехал Гивэй учиться, и я… затосковала!.. Да еще как затосковала! Да, да! Не смотри на меня так удивленно!

Нояно сидела на опрокинутой кверху полозьями нарте и, подперев руками подбородок, смотрела невидящими глазами в ту сторону, где маячили далекие силуэты Владимира и Оли.

«Почему я не подумала об этом раньше? Он, конечно, любит ее! Разве такую, как Оля, можно не любить? Я и сама люблю ее!»

Вспомнив с какой радостью она готовилась сказать Владимиру какие-то особенные слова, как ждала встречи с ним, Нояно горько улыбнулась.