Иван Филоненко - Земные наши заботы

Итак, Мальцев дерзнул, отверг одно учение, вернулся к началу пути, по которому наука зашла в тупик, и пошел совсем по другому, по которому никто до него не ходил.

А что делать теперь? Молча продолжать опыты? Молчать только потому, что учение, которое оказалось в тупике, принадлежит авторитетному имени? Нет, Мальцев помалкивать не мог. И он едет в Москву, стучится в кабинет министра сельского хозяйства СССР Ивана Александровича Бенедиктова.

Решил: если уж начинать, то начинать надо с самого верха, не ждать, когда дойдут его мысли до верха через множество инстанций изрядно искаженными, многократно оспоренными и опровергнутыми. Не надо забывать, что все ученые продолжали исповедовать теорию Вильямса, значит, всячески отстаивать ее будут и оборонять. Все, что противоречит ей, обругают и прочь погонят.

И достучался! Министр пригласил ученых: пусть, мол, послушают дерзкого колхозного полевода.

— Рассказал я. Одни, как говорится, в бороды посмеялись, другие не очень–то и вслушивались, однако некоторые вроде бы задумались. А я уже тому был рад, что высказался…

А чтобы закрепить за собой право работать не тайком, он еще одну «вылазку» сделал: опубликовал в областной газете «Красный Курган» первую свою статью, в которой и изложил суть дела.

Я читал ту статью от 9 марта 1949 года. Читал ее же, но перепечатанную газетой через четверть века. Много смысла в этой перепечатке: и то, что и через четверть века идеи великого российского земледельца не устарели, и то, что за это время мы так и не осознали губительного действия отвального плуга, продолжаем нарушать естественный ход почвенных процессов, что промышленность и по сей день выпускает отвальных плугов гораздо больше, чем орудий для безотвальной обработки почвы, и что… Многое можно перечислить тут, в том числе и желание напомнить читателям, что практическое применение законов природы, согласно которым и свершаются почвообразовательные процессы, принадлежит не кому–то, а Терентию Семеновичу Мальцеву. Он же разработал и теорию безотвальной обработки почвы, не нарушающей этих процессов.

Он обосновал и доказал: и на землях, введенных в хозяйственный оборот, можно создавать такие условия, при которых все без исключения растения будут обогащать почву органическим веществом, улучшать ее физическое состояние и тем самым повышать почвенное плодородие. Обосновал просто и кратко, без привычных в таких случаях формул и наукообразных форм, без ссылок, сносок, таблиц, графиков и списка использованной литературы. Он поступил так, как поступает всякий одаренный и потому щедрый человек — делился мыслями и опытом с другими: показывал, рассказывал, выступал с короткими статьями, обращаясь в них к широкому кругу читателей.

Ему советовали: надо закрепить за собой авторство новой системы земледелия. Он лишь улыбался: мол, работать надо, а не бумажками обзаводиться. И продолжал работать. Не славы он ждал, а признания, внимания не к своей персоне, а к системе земледелия. Он дорогу другим прокладывал.

И признание действительно пришло. Способствовало этому решение ЦК партии созвать в зауральском селе Всесоюзное совещание. И оно состоялось. Даже два подряд. Оба — по мальцевской системе земледелия. Одно в августе, другое в октябре 1954 года. Самыми желанными на этих совещаниях гостями были для Мальцева казахстанские целинники. Именно к ним обращаясь, он поотечески советовал:

Вы приступили к освоению целины, этого народного богатства, серьезно подумайте и поработайте, чтобы не повторять неосознанных ошибок наших предков, которые, распахивая целину, очень быстро разрушали ее плодородие.

И предупредил:

— Если будете применять безотвальную обработку почвы, то не копируйте нашу технологию, шаблон в этом деле не только вреден, но и недопустим. Тоже подумайте, поработайте, особенно над тем, как лучше сохранить стерню — в ваших условиях она будет и снег задерживать, и защищать почву от выдувания. А что касается орудий для безотвальной обработки почвы, то они могут быть и не такие, как у нас. Мы применяем те, какие есть под руками.

Показал им и участок, на котором он ведет свои наблюдения, — залежное поле, которое, к великой радости Мальцева, двадцать лет не знало никакой обработки, лишь кони паслись на нем

Вот она, та лаборатория, в которой творит свою нескончаемую работу сама природа: созидает — разрушая, разрушает — созидая Какой из этих процессов преобладает? — вот вопрос, не дававший покоя пытливому исследователю. И залежная дернина, в которой и происходят эти процессы, ничьей волей не управляемые, надолго стала его лабораторией.

Да, самое сильное разрушение происходит именно здесь, в дернине. Отсюда же растения больше всего берут для себя пищи. Казалось бы, именно верхний слой и должен больше всего истощаться. Но он не истощается, а нарастает. Нарастает и потенциальное плодородие. Значит, где больше разрушается, там еще больше создается? Выходит, растения отдают в почву больше, чем они берут из нее? Что ж, такова диалектика природы. Будь иначе, не образовалась бы и дернина, не было бы и почвы.

В этой способности растений отдавать в почву больше, чем они берут из нее, и проявляет себя закон возрастающего плодородия, как один из законов природы исторического характера. На нем, на этом законе и основывает Мальцев свои агрономические приемы, которые в наибольшей мере способствовали бы проявлению этого полезнейшего для земледельца закона природы.

Часть этого поля Мальцев распахал привычным всем плугом и продолжает пахать из года в год до сей поры — здесь традиционное земледелие. Рядом — участок, который с 1953 года обрабатывается только дисковыми лущильниками.

— Вот, смотрите, — показывает Мальцев гостям. — На непаханой пшеница лучше, и в любой год здесь центнера на полтора собираем больше. На почву обратите внимание, на вспаханной она уже с фиолетовым отливом, на непаханой — с коричневым, это органические вещества дают ей такой оттенок. На вспаханной идет процесс разрушения и органики, и структуры. И начался этот разрушительный процесс сразу же, как только пахать начали залежь. На непаханой этого разрушения нет.

Недавно я перечитал стенограмму тех совещаний, которые триумфом можно назвать.

«В истории нашей советской агрономической науки, — говорил заместитель директора Сибирского НИИ зернового хозяйства П. А. Яхтенфельд, — работы Терентия Семеновича Мальцева являются исключительным примером единства науки и передовой практики. Особенно ценным является то, что выводы и работы свои Терентий Семенович выражает не в форме застывших канонов, а в виде дальнейших исканий, постановки новых и новых вопросов повышения плодородия наших почв и подъема урожайности». Такого же мнения были и другие ученые. И ни одного несогласного с Мальцевым. А ведь он разрушал то, что казалось незыблемым. Разрушал не в безлюдном пространстве, на этом «незыблемом» сидели все, кто представлял агрономическую науку. И если он вывел эту науку из длительного застоя, как говорили на этих совещаниях в один голос, то тем самым и укорил ученых.