Лев Хахалин - Последние каникулы

— И криво!.. — засмеялся комиссар. — Весь наш дом скривил…

— Я поправил, — оборвал его командир. — Сорвал нам мероприятие. Ты гляди, Вовик!.. Мало этого, так еще одно ЧП, — Командир выждал паузу и выпалил: — Оказывается, наши девчонки к гадалке бегали. К той, которая меня постращала. Да! — Он кивнул удивленному комиссару. — Ну, по этому вопросу ты давай — дело политическое. — И сел, насмешливо улыбаясь.

Ребята тянули головы, рассматривали сконфузившуюся Таню, заволновавшуюся Элизабет и, казалось, равнодушных Олю и Галю.

— Правда, что ли? — негромко спросил комиссар. — И когда успели?

— После обеда, — призналась покрасневшая Таня. Она прятала глаза, руки, сжалась. Вадик пожалел ее и подал голос:

— Да бросьте вы, ребята! Что вы шум поднимаете?

— Ты, доктор, в наши дела не лезь, — привстал командир. — Твое дело — йод–бинты, кухня, туалет. — Ребята неуверенно засмеялись. — Тут комиссар главный. Ну, девочки, рассказывайте, о чем гадали, что нагадали. — Девочки молчали. — Говори, Оль!

Оля встала, спокойная, даже вызывающе спокойная, усмехнулась:

— Ну, ходили!

— Зачем ходили? — вроде бы даже ласково поинтересовался командир.

— Судьбу свою узнать ходили. А тебе, что ль, Валя, не хочется? Хотя, тебе все уж сказали.

Командир погасил появившуюся было у него на губах улыбку.

— Человек сам хозяин своей судьбы. Так нас учит материализм, — сообщил он. — С тобой ясно. Ну, Элиза — Лиза-Лизабет?

— А что? Мне и не гадали! — Элизабет встряхнула головой. Прикрытые косынкой бигуди вздрогнули. — Гальке гадали!

— Ну, дура! — громко сказала Оля. — Не говори им, Галька. Тебе ж в уговор гадали? Если скажешь, не сбудется. Не говори.

И тут Галя — временами отчаянно–дерзкая — выпятила грудь, повела по–цыгански плечами и с надрывчиком, так что Игорек захохотал, выдала командиру:

— Пытай, не скажу, Валя!

Командир разулыбался, махнул рукой, а комиссар встал, оглядел веселящийся отряд и грустно сказал:

— Какие ж вы комсомольцы?.. Шутили, что ли? А? Неужто всерьез? Девочки, вы что?..

— Между прочим, знаменитая гадалка, — достаточно громко, но обращаясь будто бы к Юре Возчикову, сидевшему рядом, произнес 'Вадик. — К ней аж из города ездят. Между прочим, не всем гадает. — Ребята притихли, слушали его внимательно. — Ведьмой ее в деревне зовут. Травки собирает, кое–кого от запоя вылечила… Меня так на порог к себе не пустила при диспансеризации. Сразу отгадала, что я врач. — Он немножко подыгрывал девчонкам. Ведьма, едва он представился, решительно выставила его за дверь, хотя вот уж ей–то он, кажется, был нужен в первую очередь: очень уж худа и бледна была старуха, слаба — когда руку подняла, Вадик заметил ее дрожание. — А гадает точно. Таковы факты.

Комиссар кашлянул и, с недовольством поглядев на Вадика, объявил:

— Выговор тебе объявляю по комсомольской линии, а, Галина? Встань.

Та встала, дернула плечом, и все увидели у нее на лице не то усмешку, не то улыбку, и стало ясно, что Галину это не волнует — знала теперь она о себе что–то такое, что было важнее остального…

— Если еще раз будет что–нибудь в этом роде… Отчислю из отряда! — пригрозил командир. — Все! Расходись!

Ребята разошлись, а в столовой остался штаб. За кухонной стенкой, переговариваясь, звенели посудой девочки, и Вадик, вполуха улавливая: «Красный кирпич… сороковка…», — прислушивался к голосу Оли, но слов не разбирал: она говорила очень тихо, хотя и сердилась на что–то. А потом она и Таня с узелочками спустились к воде и там стирали, деловито, молча.

Вадик посидел у костра, дождался, когда девочки вернутся в избу, и все надеялся, что Оля выйдет, И они погуляют. Но Оля не вышла, и Вадик залег на раскладушку:, раскрыл «Терапию», прочел страничку и отложил учебник. Стосвечовка резала ему глаза, поэтому он выключил свет.

Одна из стен его клетушки была общей с девчонками, и, если они разговаривали громко (теперь уже привыкнув и забыв о его соседстве), он, случалось, все слышал.

Сейчас он лежал в темноте, всматривался в стекло оконца, в которое косо засвечивала луна, в блеск ее света на листьях дуба, в игру теней на стене и услышал Элизабет, спросившую:

— …А почему мне не гадала? Да? А ты чего не пошла — ведь предлагала?

— А мне уже на семь лет нагадали, — ответила Оля.

— О–хо–хо-хо!.. — закудахтала Элизабет. — Мистика это все. Метафизика, вот! Значит, насчет счастья она Галке говорила? Вот что бы я хотела знать, так это насчет моего счастья. «Ах, кто б мне дал такое счастье…» — низким голосом пропела она. У ребят закричали: «Тихо! Отбой!» — А когда сбудется, сказала тебе, Галина?..

Не привалило счастья Элизабет: через два дня, когда измаявшийся от безделья Вадик вызвался поколоть для кухни дрова и, разогнувшись, взглянул на дорогу, то увидел, что Элизабет идет, делая руками Движения, будто отгоняет мух. Вблизи оказалось, что эти она смахивает слезы, стараясь не размазать по щекам тушь. Вадик отложил колун и пошел к умывальнику мыть руки.

— Ну что? — спросил он. — Что случилось, Лиза? Из кухни выглянула Таня, а потом и Оля.

— Увидели! Футболку сняла — и увидели! — заревела в голос Элизабет. — Командир сказал: «Ничего. До вечера подожди», — а комиссар к вам послал. — Она с надеждой посмотрела на Вадика. — Болячки у меня!..

— Ну пойдем! — Вадик подтолкнул Элизабет к медпункту.

Оля вошла вслед за ним, встала за спиной И, сжав губы, наблюдала, как Элизабет, все еще плача, раздевается. Вадик почувствовал на себе сердитый взгляд. Хотел обернуться, объяснить — хоть взглядом, хоть жестом, — что, мол… Но тут Элизабет сняла футболку, и на ее спине, груди и плечах он увидел маленькие шелушащиеся розовые пят–нышки. Сердце у Вадика упало. /

— Подожди реветь! — заорал он. — Еще где есть?

— Везде есть, — быстро сказала Оля. Вадик посмотрел на нее и улыбнулся. Изучив типичное пятнышко, Вадик заволновался: под аллергию не подходило — все оказывалось не так–то просто.

— Знаешь, одевайся. Я сейчас по книгам уточню… Это какой–то лишай, — объявил он, полистав справочник. — Нужно обследоваться. Давно они появились?

— Уже с неделю, — ответила Оля.

— Так–так, барышни, — начал кипятиться Вадик. — А расчески у вас общие, да и полотенца путаете. Ох! — сказал он, вспомнив, что видел на Элизабет Танину косынку. — Ты почему не пришла сразу же, а? Завтра в город поедем! — свирепо пообещал он. — А пока постарайся собрать все свои вещи, все! Вспомни! И скажешь мне, у кого что из твоих вещей было, поняла?

Элизабет рыдала. Оля выпроводила ее и сразу же вернулась, оставив дверь полуоткрытой.

— Я вчера на ее постели вечером лежала…

Вадик притянул Олю к себе и сказал в ухо:

— А утром со мной целовалась!