Юрий Бородкин - Кологривский волок

— Просто как-то неудобно, — не сдавался Морошкин.

Направились в деревню. Сергей взбивал кирзачами пыль, не сворачивая с дороги, Виктор шагал боковой тропинкой. Позади них мотался Андрей Александрович…

Может быть, если бы не этот случайный разговор, так и работал бы Сергей на лесовозе, но запала ему мысль попытать счастья в городе. Да еще мать Кольки Сизова похвасталась при встрече:

— Колюха пишет, не приедет после армии, в Москве остается. Он у меня парень подбоистый, сумеет устроиться не хуже других.

В конце концов Сергей решил ехать. Сколько ребят и девчонок, соблазненных легкостью городского житья, покинуло деревню! И живут, видимо, неплохо, по крайней мере, приедут в отпуск, отдыхают, форсят. Была не была…

Предстояло объяснение с Татьяной. В этот вечер в Шумилине приехала кинопередвижка, показывали «Поезд идет на Восток». Народу в избу Сизовых набилось полно; плотный конус света от стрекочущего аппарата, почти осязаемый, висел в накуренном воздухе, в нем роились сверкающие пылинки. На экране мельтешили темные крапины, словно бы дождь шел, потому что лента была старая. Сергей смотрел этот фильм второй раз, за экраном следил невнимательно, больше косил глазами на Татьяну, стоявшую рядом с ним у стены. Не дождавшись конца кино, он стал пробираться к двери, увлекая Татьяну за руку.

— Подождать бы, все смотрят… — шепнула она на ходу.

— А мы смотрели: Эту дорожку я туда и сюда отстукал: едешь, едешь, думаешь, и конца не будет.

Они вышли из душной избы в чистую лунную ночь, спустились к Портомоям, мерцавшим за ивняком, остановились у самой воды, точно у какого-то предела, а Сергей все не знал, как начать разговор. Обрадовался, заметив корытины Василия Коршунова, причаленные к берегу.

— Прокатимся?

— Боязно ночью-то.

— Ну что ты! Смотри, светлынь!

Он легко подал корытины на воду, помог Татьяне взойти на них, а сам взял в руки шест. На середине их подхватило течение, так что подпираться не было нужды.

Сергей сед поближе к Татьяне, обнял ее, точно в их распоряжении было несколько минут; она улыбнулась, как бы успокаивая, дескать, никто нас не гонит, куда спешить? Ее волосы серебрила луна, в глазах таились приманчивые огоньки, и Сергею мнилось, что стоит выпустить Татьяну из объятий, как она исчезнет по какому-то волшебству.

Знакомая каждой излучиной Песома бережливо несла их вниз по течению. Лунный след, не отставая, двигался слева по воде, как бы соединяя с берегом. Стук движка кинопередвижки то ли смолк, то ли потерялся.

— Нас далеко унесет, как будем обратно подниматься? — спросила Татьяна, но в голосе ее не слышалось беспокойства.

— Пешочком. Корытины я завтра пригоню.

— А хорошо так, плыть бы и плыть.

И опять не хватало духу сказать ей о своей задумке, не хотелось сбивать настроение. А все равно это придется сделать.

Татьяна опустила в воду руку, побаландала: мелкие волны изломали лунную дорожку. В дно глухо ткнуло бревно-топляк, она испуганно вцепилась в матроску Сергея:

— Учти, я плаваю плохо.

— Здесь как раз такая глубина, что свяжи двое вожжей — не достанешь дна, — припугнул он и покачал корытины.

Татьяна еще тесней подалась к нему, он припал к ее горячим губам. Представлялось, будто бы не течение несло их, а подхватила и плавно кружит над притихшей землей какая-то неведомая сила. Гляделись в реку редкие звезды, крался по-за ольховникам месяц, хранили тайну молчаливые берега. Неуправляемые корытины, разворачиваясь из стороны в сторону, плыли сами собой, наугад, пока не сели на отмель у запеска.

— Пришвартовались. На этом месте всегда бывают заторы, когда сплав гонят, — сказал Сергей, отпихиваясь шестом.

Под корытинами тихонько приплескивало. Месяц скрылся за тучей, словно желая прибавить Сергею решимости, и, пока потерялись берега, пока было темно, Сергей, не глядя в лицо Татьяне, сказал, как будто предавая ее:

— Знаешь, я посоветовался с родителями и надумал поехать в город. Как ты смотришь?

Она недоверчиво глянула на него, как если бы рядом с ней вдруг очутился кто-то другой, кого она не могла распознать в темноте.

— Раз надумал — поезжай. Чего меня спрашиваешь?

— Понимаешь, Виктор Морошкин, когда в отпуске был, предлагал и на работу устроить, и насчет общежития похлопотать. Пообживусь, тогда и ты сможешь приехать, — спешил успокоить он Татьяну. — Один я из парней остался в деревне, сама видишь.

Обрывая листья с прутышка ракитника, она озадаченно смотрела в темноту берега, и ей казалось, что ее судьба, представлявшаяся до сей минуты ясной, зашла вот в такой непроглядный тупик. Уже сейчас, заблаговременно, она почувствовала унижение перед односельчанами, хоть и не в чем ей было себя упрекнуть.

— Столько времени ждала тебя из армии, теперь опять не пойми что.

— Я же говорю, ты приедешь ко мне потом, — не веря в убедительность своих обещаний, толковал Сергей.

— Куда я поеду? Зачем? Несерьезно все это, — с ноткой отчаяния в голосе вымолвила Татьяна.

Он понял, что на любые его доводы она сейчас ответит возражениями. Осторожно повернул Татьяну к себе лицом; в ее глазах мелькнула строгость.

— Не обижайся.

Сергей почувствовал недоброе в ее молчании. Слышно было только, как булькает на перекате река.

— Останови корытины! — потребовала Татьяна. — Останови, кому говорят! — И, не дожидаясь, когда он причалит, спрыгнула прямо в тапочках в воду и побежала.

— Таня!

Сергей наспех привязал корытины к иве, кинулся вдогонку. В этот момент его решимость поколебалась, чтобы успокоить Татьяну, пообещал:

— Да никуда не поеду, только перестань злиться!

— Дура я, дура! — казнила себя Татьяна. — Оставь меня в покое, оставь!

И снова строптиво не подпускала к себе, впробеги поспешая береговой тропинкой. Только около деревни немного пришла в себя, остановилась под старой ветлой. Сергей не смел прикоснуться к ней. Со всех сторон неутомимо ковали кузнечики. Проглянула луна, освещенные ею, развиднелись берега, обозначились ивовые кусты у воды, за ними в белом тумане стога, как бы заметенные понизу снегом. Стрежень реки опять заиграл текучим серебром.

— Учти, если уедешь, писем я тебе писать не буду, — пригрозила Татьяна.

— Зачем же так?

— Вот увидишь.

Ну почему нельзя устроить жизнь без расставаний, без слез, без этой неопределенности, когда не можешь найти себе места, тычешься туда-сюда, будто на ощупь? Ведь есть же счастливые или просто удачливые люди, у которых все получается как-то складно. Взять того же Морошкина: прямехонько торит дорогу, ни в какую сторону не свернет, как поезд с рельсов.

— Не слушай ты меня, если есть возможность, поезжай в город, — примирительно сказала Татьяна, промокая кончиками платка глаза.