Пётр Вершигора - Дом родной

— Ладно, поедем.

— Только не подведи.

— Разве я тебя подводил когда-нибудь? — с легкой горечью сказал Шамрай, глядя другу прямо в глаза.

И, повернувшись, он вышел простой, мягкой, человеческой походкой, так, как ходят все люди, не испытавшие страданий войны.

Глядя ему в спину, Зуев подумал: «Отойдет!»

И сам задумчиво вышел вслед за Шамраем.

Дома он долго не спал, ворочался.

Он думал о том, что надо написать Инне Башкирцевой в Москву. Но как написать? О чем? Нет, надо честно порвать с нею… Что у нас общего? А жаль, что так мало общего. Правда, в учебе она как бы тянула его вперед… Но все же надо рвать.

Перед глазами вставали Шамрай, Зойка… Это была та прошлая, но дорогая сердцу жизнь, которую не может же так просто выбросить человек за борт, даже если он весь устремлен в будущее…

А «Орлы»? А Швыдченковы бычки? А дворянские кролики? Это уже настоящее. А учеба, диплом?.. А сон, сон? Крепкий, освежающий, заработанный мирный сон?

Военком вздохнул еще раз полной грудью и тут же спокойно уснул.

Кажется, это была первая ночь после Дня Победы, когда Зуеву не снилась война.

На следующий день Зуев явился по вызову Швыдченки на бюро. Он ожидал серьезной дискуссии или хотя бы острой перепалки. Но с удивлением увидел, как быстро был решен первым секретарем этот остро спорный вопрос с бычками. Правда, военком и подозревать не мог, чего стоила секретарю вчерашняя встреча на трактовом перекрестке. Верный себе, Швыдченко пошел на хитрость и «легко» победил. Но Зуев видел лишь результаты: он не знал, как досталась эта победа, как, впрочем, ни свидетели, ни потребители больших и малых побед почти никогда не знают их настоящей цены.

Явившись точно к началу внеочередного бюро, военком искоса поглядывал на Сазонова. Он ожидал от него упорного сопротивления или какой-нибудь каверзы. Но, видно, предрика решил почему-то не особенно возражать. Только в конце, когда вопрос был уже по существу решен, Сазонов записал одной длинной обтекаемой фразой свое особое мнение.

Все вздохнули облегченно. Не только Зуев был удивлен податливостью Феофановича. Члены бюро тоже не подозревали, какой ценой Швыдченке досталась легкость решения этого сложного дела, могущего повлечь за собой крупные осложнения. Ведь могли последовать неприятности из области. Ну а Швыдченке да и в какой-то степени и новичку в подвышковских делах Зуеву, тоже уже болевшему за горести своего района, больше всего была нужна суть дела, а не его оформление.

И они добились ее: один — с риском, другой — даже не очень понимая, как все легко получилось.

Вопрос решился просто потому, что Швыдченко, придя раньше на один час, достал из стола чистый лист бумаги. Он долго кряхтел над ним, соединив в одну черную линию свои разлапистые брови. После каждой написанной строки он крепко потирал синюю щеку. Это была характеристика предрика, затребованная обкомом на руководящих работников района. Перед заседанием он показал свое сочинение Сидору Феофановичу. Так, между прочим, вроде проверить фактические данные его биографии. И на бюро Сазонов не встал на дыбы, а просто очень осторожно заготовил себе путь для отхода. Но на это никто не обратил внимания. Оговорки, увиливания, особые мнения Феофаныча никого не удивляли. Это уже было привычное для всех членов бюро поведение Сазонова. Его манера, стиль и сущность.

— Ишь как округляет, — буркнул под нос начмил Пимонин. — Прямо как велосипед.

— Хитра штука лисапед… — ответил начмилу повеселевший Швыдченко, но вторую половину поговорки не рискнул произнести.

Пока «особое мнение» заносили в протокол, Швыдченко, весело разглядывая присутствующих, остановился на лице Зуева. Он задержал на нем взгляд и долго вспоминал что-то…

И наконец вспомнил: «Эх, Федот, так ведь и не выполнил своего намерения… А ведь думал же перекинуться с ним насчет личной жизни. Разузнать более подробно… Что у него там за нелады… Наверное, по девчачьей части какое ни то преткновение. Ведь молодежь все-таки…»

Швыдченко всегда считал своим партийным долгом помогать молодым товарищам и в их личных делах.

«Парень, — думал он, глядя на военкома, — молодой, но по всему видать — стоящий». Так, мимолетно раздумывая обо всем этом, секретарь вдруг вынес на бюро вопрос о прикреплении уполномоченным райкома члена партии с 1943 года товарища Зуева Петра Карповича к колхозу села Орлы.

Все присутствующие с интересом повернули головы к военкому. У большинства на лицах было написано удивление. Кое-кто с сожалением покачал головой, а начмил Пимонин укоризненно взглянул на Швыдченко: нехорошо, мол, подводить так парня…

— Товарищи, вопрос подработали? Знает он, на что идет? — громко спросил начмил.

— Товарищ Зуев Петр Карпыч очень интересуется колхозами, — твердо сказал секретарь. — И сам просил меня привлекать его к партийным поручениям. И с его положительным отношением к этому колхозу я вынужден был согласиться. Тут у нас не было правильного подхода. С учетом особенностей.

Зуев встал и сказал, что это партийное поручение его вполне устраивает. До войны он бывал в этом селе по культшефству и по комсомольской линии.

— Гм-м… — только сказал Сазонов и пожал плечами.

Члены бюро молча проголосовали. Только один Пимонин воздержался.

Швыдченко «провернул» кучу мелких вопросов, и бюро закончилось.

Народ потолкался немного в кабинете… перекинулись текущими, дневной оперативности, как подумал про себя Зуев, новостями, и все стали расходиться по своим делам.

Швыдченко подозвал Зуева:

— Ну как? Не очень я тебя? Того… перегрузил?

Зуев пожал плечами.

— Хочу еще раз съездить по нашему маршруту. Сегодня… В звено Евсеевны и в Орлы. Не будет никаких поручений?

— Что так срочно? — с мимолетной улыбкой спросил Швыдченко.

Зуеву не понравилась эта ухмылка. В ней был какой-то двусмысленный намек.

— Просто маленькая неприятность у меня вышла с моим финансистом. Не признает нашего оформления. Тех самых бумаг. На тракте. Поеду — отберу подписи по всей форме. Привезу ему на бланках, черт с ним… — сказал он сухо.

— А-а-а, тогда поезжай. С финансовиками всегда так. Сам поедешь?

— Прихвачу тут с собой одного вояку.

— Однополчанина?

— Нет, в школе еще учились вместе… по комсомолу друзья. И еще просьба: нельзя ли бензинчиком подзаправиться?

Швыдченко быстро написал записку.

— Ну что ж, валяй. Передавай привет Евсеевне и ее взводу. На обратном пути заезжай к дворянам, помаракуй с ними насчет наших планов. Председатель-то ихний так и не явился. Хитруют, видать. Ну ничего. Теперь мы их приведем в христианскую веру… С тобою вместе, — улыбнулся Федот Данилович.