Павел Лукницкий - Избранное

Шо-Пир осторожно дотрагивается до распухшей щиколотки Ниссо, но она отдергивает ногу.

— Похоже, будто ты часа два в лапах барса барахталась. Ничего, вылечим тебя. Идти можешь?

Но едва Шо-Пир, вставая, берет ее под локоть, Ниссо вскакивает и стремительно кидается в сторону. Ущельцы, стоящие вокруг плотным кольцом, со смехом удерживают ее.

— Шо-Пир, она, наверное, одержимая!

Ниссо замирает снова, дрожа в сдерживающих ее руках.

— Вот что, друзья! — произносит Шо-Пир. — Видно, плохо ей пришлось. Придется нам ею заняться. На сегодня работа кончена, пора по домам. А ты, глупая, — мягко обращается Шо-Пир к Ниссо, — не бойся нас. Что ты, в самом деле, людей, как волков, боишься?! Пойдем-ка вниз, с нами!

Озираясь и, видимо, ища случая убежать, Ниссо спускается к селению по широкой тропе, окруженная толпой ущельцев. Шо-Пир касается ладонью ее худенького плеча. Бахтиор возглавляет шествие, а те бездельники, что любопытствовали весь день, уже не интересуясь разрушенной башней, стараются протолкаться поближе к неведомо откуда взявшейся девушке. Все в ней занимает их: и одежда — изодранная, но не такая, какую носят женщины здесь, и испуганные глаза, и лицо — тонкое, красивое, но измученное и грязное, и ссадины на проглядывающем сквозь лохмотья загорелом теле.

Украдкой, полушепотом ущельцы обмениваются предположениями. Может быть, она ехала с мужем или отцом и с ними случилось что-либо недоброе по дороге? Камни упали сверху и сбили их осла в пропасть? Или на них напали снежные барсы? Или спутники ее утонули при переправе, — такие ссадины и царапины бывают, когда вода волочит человека по камням. Или просто она отстала от каравана какого-нибудь купца и заблудилась в горах?… Но непонятнее всего, почему она пришла сверху? Ведь за тропою к Верхнему Пастбищу ничего, кроме льдов и снега, нет!

В селении к толпе присоединяются новые люди. Женщины, не решаясь при мужьях выбегать из домов, глядят на Ниссо из-за каменных высоких оград, вылезают на крыши, таятся между густыми ветвями деревьев. Не обращая ни на кого внимания, Шо-Пир молча ведет Ниссо мимо садов и посевов селения. Когда он решительно поворачивает влево, чтоб узкой тропинкой направиться к дому Бахтиора, толпа начинает редеть. Поднявшись к каменной ограде сада, окружающего дом Бахтиора, Шо-Пир поворачивается к идущим за ним. Вся толпа в нерешительности останавливается.

— Вот что, товарищи, — внушительно объявляет Шо-Пир. — Нечего на девчонку, как на дикого зверя, смотреть. Еще умрет от страха, кто отвечать будет? Идите-ка по домам. Она останется пока у матери Бахтиора, пусть отоспится сначала, а потом Бахтиор поговорит с ней как советская власть.

И, введя Ниссо в сад, Шо-Пир загораживает двумя корявыми палками пролом в ограде, заменяющий ворота.

Ущельцы нехотя удаляются. Но несколько любопытных остаются и, припав к щелям ограды, решив досмотреть представление до конца, наблюдают за всем, что происходит в саду.

Шо-Пир ведет Ниссо на лужайку, зеленеющую среди тутовых деревьев у самого дома. Ниссо бессильно опускается на траву, склоняет лицо на ладони.

— Ты, Бахтиор, пойди в дом, скажи Гюльриз, чтоб она приготовила горячей воды и растопила в котле сало — то, знаешь, которое я берег для чистки ружья. Лечить надо девчонку. И пусть Гюльриз выйдет сюда.

Бахтиор уходит разыскивать мать. Шо-Пир заговаривает с Ниссо все на том же плавном сиатангском наречии, которое вот уже три года заменяет ему русский, никому здесь не понятный язык.

— Сейчас мы тебя лечить будем. Потом выпьешь чаю или молока. Потом вымоешься. Ты мылась когда-нибудь?… Ляжешь спать. Никто не тронет тебя. И ничего не бойся… Ну, посмотри на меня. Разве тебе надо меня бояться?

Ниссо исподлобья, робко глядит в лицо Шо-Пира. Он улыбается.

— Вот видишь! Значит, ты отлично понимаешь меня! А молчишь, будто язык потеряла!

— А ты не яхбарец? — недоверчиво и едва слышно произносит Ниссо.

— Я? Нет. Разве похож? — Шо-Пир сбрасывает на траву свою выцветшую фуражку.

Ниссо устремляет взгляд — уже открытый и ясный — на его коротко стриженные русые волосы, на его спокойное загорелое лицо. Весело искрящиеся, насмешливые голубые глаза смущают ее.

— Ты… Ты — легкий.

— Легкий? Ого-го! — от души хохочет Шо-Пир. — Это я-то легкий? Ну, ну! Ты скажешь… Легкий! — И, сдержав смех, с подчеркнутым безразличием спрашивает: — А ты… разве ты прибежала из Яхбара?

Ниссо, опустив голову, вздыхает, молчит. Бахтиор возвращается из дому, держа в одной руке консервную банку с растопленным салом, в другой глиняный кувшин с холодной водой.

— Не знаю, ушла куда-то Гюльриз. Вот сало. Другую воду я на огонь поставил.

Ни о чем больше не спрашивая Ниссо, Шо-Пир занимается врачеванием. Ниссо, не сопротивляясь, равнодушно подставляет ему свои руки и ноги. Тщательно промыв ссадины холодной водой, применяя вместо ваты тут же сорванную траву, Шо-Пир осторожно смазывает их бараньим салом. Голова Ниссо клонится на грудь: девушку одолевает сон. И, увидев, что Ниссо спит, Шо-Пир Легко, как маленького ребенка, берет ее на руки и несет в дом. Войдя в комнату, остановившись перед своей чистой кроватью, с сомнением смотрит на измазанное лицо мирно спящей на его руках девушки и бережно кладет ее на ватное одеяло. Ниссо не просыпается: покачивая головой, Шо-Пир глядит на нее и тихонько выходит из комнаты.

Трое ротозеев, все еще висящих на ограде, видят: Шо-Пир выходит из дому один, — значит, зрелище окончено.

— Теперь он возьмет ее себе в жены, — с ухмылкой бормочет один.

— Покровителю известно, — молвит второй. — Может быть, у нее уже есть один муж!

— Если есть, он найдет ее и убьет, — усмехнулся третий.

И все трое, запахнув халаты, с сожалением уходят вниз.

Бахтиор, сидевший на траве, поднимается навстречу Шо-Пиру.

…Мать Бахтиора Гюльриз вернулась домой поздно вечером. Увидев у себя в доме нежданную гостью, пыталась узнать у мужчин, кто она и откуда; но, убедившись, что ее сын и Шо-Пир и сами не много знают, раздела спящую Ниссо, укрыла ее одеялом и, погасив светильник, отправилась к ручью стирать изодранное платье девушки.

Впервые в жизни Ниссо спала на кровати. Эта кровать была первой и единственной во всей области Сиатанг: ее своими руками смастерил Шо-Пир после того, как вместе с Бахтиором выстроил для него и для себя первый в Сиатанге дом городского типа. Впрочем, половина дома, — та, в которой жила Гюльриз, — ничем не отличалась от других сиатангских жилищ, — таково было желание старухи, и Шо-Пир уважил его. И когда Шо-Пир хотел сделать вторую кровать для Гюльриз, а она заявила, что под кроватью ночью обязательно станут егозить дэвы, Бахтиор натаскал в комнату старухи плоских камней, соорудил из них широкие нары и обмазал их глиной.