Сергей Алексеев - Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4

— Прелесть-то какая, — говорил дядя Ипат. — Смотри, тебе такое впервой.

И Ленька смотрел.

Раздевался дядя Ипат чинно, не торопясь. Снял рубаху, бережно сложил ее. Погладил бороду. Потом долго сидел в одних подштанниках и все на людей посматривал. Народу набилось в этот день много.

Мылся дядя Ипат всласть. Плескался, фыркал, мылил свою длиннющую бороду и неистово натирал шею. Потом повел Леньку в парильное отделение. Окутало мальчика седым паром — дышать трудно. Смотрит по сторонам — полати, на них люди.

— Ох, ох! — вздыхает толстый господин.

— Поддай, поддай! — кричит молодой парень.

Бойко лупит себя по тощим бедрам какой-то субъект в пенсне. Растянулся на верхней полке и дядя Ипат. Сунул Леньке веник, наказал хлестать по спине. Хлещет Ленька, но не без робости.

— Ты что, силы в руках нет? — ворчит дядя Ипат. — Вот так. А-а-а, вот так, — и ежится от удовольствия.

Парился, парился старик и вдруг произнес:

— А при царе оно все же лучше было.

И сразу же на дядю Ипата посмотрел тот молодой парень. За ним и другие.

— Как же, вестимо, лучше, — повторил дядя Ипат.

— Правильно говорит товарищ с бородой, — прогудел толстяк.

— Что, кто сказал правильно? — крикнул субъект в пенсне, полез на полати, протянул руку, заговорил: —Граждане, мы боролись за свободу России.

— Кто боролся? Ты боролся?!

Кто-то стянул оратора вниз. Чья-то рука потянулась к бороде дяди Ипата.

— Бей его!

— Бороду на мочало!

Старик вскрикнул, поскользнулся и рухнул на пол. В парильню стали сбегаться люди, загромыхали шайками, заговорили нестройно, наперебой. Тощий субъект опять полез на полати.

— Граждане, мы боролись за свободу России…

На шум прибежал хозяин бани. Остановился растерянно в дверях, закричал:

— Господа! — потом передумал: — Граждане! — и наконец с мольбой: — Товарищи!

Шум не стихал. Кто-то схватил шайку и плеснул хозяину в лицо. Тот выплюнул воду, ругнулся и вышел.

Через несколько минут в бане появился вооруженный патруль. Здоровый детина в матросском бушлате, видимо старший, пытался перекричать собравшихся. Но снова никто не обращал внимания. Тогда матрос достал маузер и стрельнул.

И сразу все обернулись. Умолкли.

— Вставай, папаша, — проговорил матрос, подавая дяде Ипату руку.

Старик поднялся. С опаской посмотрел на матроса, на маузер.

— В чем дело? — спросил матрос.

Подбежал субъект в пенсне и заговорил быстро-быстро, словно боясь, что его опять оборвут на полуслове:

— Товарищ военный, вот этот, — указал на дядю Ипата, — вел враждебную пропаганду.

Матрос взглянул на человека в пенсне, потом на дядю Ипата, спросил:

— Было?

Старик растерялся, заморгал глазами, взялся рукой за бороду, отпустил, опять взялся.

— Было? — повторил матрос.

Дядя Ипат молчал.

— Он, изволю вам доложить, — не унимался тощий субъект, — так и заявил, что при царе было лучше.

— Собирайся, папаша, — проговорил матрос и показал рукой на дверь.

— Ты что же это? — спросил матрос, когда они вышли на улицу. — Чем же тебе Советская власть не угодила?

— Да она ничего. Она угодила, — ответил старик. — Только как же оно без царя! Оно вроде бы и несерьезно.

— Несерьезно? Ишь ты, — усмехнулся матрос.

Около Сухарева рынка матроса кто-то окликнул.

— Стойте здесь, — сказал он дяде Ипату и Леньке.

Однако едва матрос отошел, старик схватил мальчика за руку и поспешно шмыгнул в подворотню. Потом они лезли через какой-то забор, и Ленька едва поспевал за дядей Ипатом.

С того дня, как убежали они от матроса, старик жил в постоянной тревоге. Все ждал, что придут, арестуют. И вот наконец на пятый день в дверь постучали. Ленька было побежал открывать, но дядя Ипат крикнул:

— Куды? Стой, сиди на месте!

В дверь опять постучали. Потом было слышно, как шаги удалились. Старик перевел дыхание.

И вдруг снова раздались шаги. За дверью послышались голоса. Говорила тетка Марья:

— А чего ему быть не дома. Дома. Да заходите.

Дядя Ипат побледнел. Быстренько стал за занавеску, дернул за собой Леньку.

Дверь открылась, и в комнату вошли двое. Мальчик приложил глаз к дырке и все увидел. Один высокий, с портфелем в руке. Другой… с тем же маузером на боку, матрос, знакомый по бане. Вошедшие осмотрели комнату, матрос поднял глаза к потолку. И Ленька поднял. Там, в правом углу, проступало мокрое пятно. Посмотрел себе под ноги. Прогнившие доски образовали широкие щели, и из них несло сыростью.

— Так, значит, Ипат Игнатьевич Дремов, — проговорил человек с портфелем.

— Он самый, — ответила тетка Марья.

— А вы ему родная сестра?

— Сестра.

— Мальчик еще, говорите?

— Ленька. Сирота. Нашей сестры Варвары, стало быть, сын.

— Так, так, — проговорил высокий. — А мы к вам из районного Совета рабочих и солдатских депутатов.

— По важнейшему делу, — добавил матрос.

Ленька посмотрел на дядю Ипата. Старик стоял и, казалось, не дышал.

И вдруг Ленька задел ведро. Оно громыхнуло. Дядя Ипат вздрогнул. Пришедшие повернулись в их сторону. Матрос схватился за маузер:

— Кто там?

Дядя Ипат молчал и быстро, по-старушечьи крестился. Подошла тетка Марья, отвернула занавеску.

— Да куды ты залез! — закричала. — И бороду расправь. К тебе, чай, пришли.

Дядя Ипат взглянул на пришедших, увидел матроса, попятился.

— Хо-хо! — загудел матрос. — Монархист. Старый знакомый.

Дядя Ипат отступил еще на шаг, задел за лавку, шлепнулся на пол.

Матрос рассмеялся. А человек с портфелем бросился к дяде Ипату.

— Что с вами? Мы из Совета. — Он протягивал старику какую-то бумагу. — Вот ордер. Вас переселяют в благоустроенную квартиру. В дом генерала Инсарова.

Дядя Ипат поднялся, смотрел то на бумагу, то на матроса, то на тетку Марью и никак не мог понять, что к чему.

— Благодарствуй, благодарствуй, — толкала тетка Марья старика в бок. — Вот окаянный. Сдурел, что ли, от радости.

Новая комната оказалась на втором этаже. Была она большая и светлая, в два окна, на Садовой. Когда дядя Ипат в первый же вечер окунулся в мягкую широкую постель, он еще раз посмотрел по сторонам и сказал:

— Вон оно, как при царе жили! Да, было времечко.

— Да умолкни же ты, ирод! — обозлилась тетка Марья.

Дядя Ипат смолчал.

А еще через день Дремова пригласили в районный Совет и предложили работу — заведовать хозяйством при детском доме. Возвращался дядя Ипат довольный, перебирал свою белесую бороду. «Значит, приметили, — рассуждал. — Вот и Леньку теперь пристрою». И вдруг опять повстречал матроса.

— Хо-хо! — загудел матрос. — Монархист!

Дядя Ипат насупился.

— Ты это мне брось, — прикрикнул он на матроса. И, не поздоровавшись, прошел мимо. — Тьфу, — сплюнул старик с досады. — Эка же слово дурное выдумал. «Монархист», — повторил про себя. Потом усмехнулся, успокоился и степенно двинулся дальше.