Самуил Гордон - Избранное

— А мне уже около пятидесяти. Да, да, в этом году мне исполнилось сорок восемь.

— Вы шутите.

Гарбер достал из кармана паспорт и показал.

От изумления молодой человек сделал глубокий вдох, как курящий делает глубокую затяжку.

— Никогда не поверил бы. Честное слово. В такие годы так сохранить себя. Вас еще можно принять за парня. Серьезно говорю. Коли прочел правильно, зовут вас Александр Наумович.

— Гарбер, — подсказал ему Александр.

— А меня Роман Васильевич Зайцев. Не обижусь, если станете звать меня просто Роман. С чего, вы думаете, я так толстею? Не от еды. Излишеств себе не позволяю. Жена у меня молодая, и за собой надо следить. «Соцнакопление», как это называют, у меня от работы. Работа сидячая. Я бухгалтер в совхозе. А вы, как догадываюсь, с конторскими книгами и со счетами дела не имеете.

— Это не совсем так, как вы полагаете. Я как раз имею с этим дело. Я инженер, руковожу на Севере прокладкой дорог и ремонтом автомобилей.

— Ну, коль так, тогда все ясно. — Для Зайцева это, очевидно, означало, что Север — такое же средство против лишнего веса, как здесь, в южном курортном городе, горное седло.

Владелец «соцнакопления», как в шутку назвал избыток своего веса Роман Зайцев, был в восторге от нового соседа. Он нисколько не сомневался, что Александр Гарбер легким быстрым шагом мог бы проделать форсированный марш, не уступая молодым солдатам.

У шедшего рядом Гарбера и в мыслях не было обгонять отдыхающих санатория, тоже державших путь к слегка затуманенному горизонту. Гарбер хотел лишь, коль скоро уже отправился туда, сбросить излишек веса, который наверняка набрался за дорогу. На работе ему не нужно было о том думать. Редко выпадал день, когда бы он не проделывал пешком десять — пятнадцать километров.

Когда Гарбер и Зайцев приблизились к горе с круглым выступом, формой похожим, на первый взгляд, на седло, солнце уже выглянуло из-за нее радостное и сияющее, словно и оно явилось сегодня из того же северного края, откуда прилетел Гарбер, и неожиданно увидело перед собой стройные сосны, высокую бархатную траву, чистый и на много верст прозрачный воздух.

Наблюдая за солнечным кругом, как выкатывается он из-за гор, наливаясь до краев лучащимся золотом, Александр, в какой уж раз, задал себе все тот же вопрос: что держит людей на суровом Севере, где солнце показывается в это время года лишь затем, чтобы люди не забыли о его существовании? То солнце мало похоже на это. Золото у него закоптелое, лучи тусклые, короткие, усеченные. Но как может объяснить это Гарбер, если он и себе не способен ответить, что удерживает его там до сих пор. Неужели только крупный заработок, позволяющий ему больше помогать детям? Но Володя и Галя и прежде не очень-то нуждались в его помощи. Его бывшая жена Наталия и ее новый супруг — обеспеченные люди. Оба занимают высокие посты. Но все равно все годы из месяца в месяц Гарбер посылал двум своим детям гораздо больше, чем полагалось ему по закону. Он и сейчас посылает им столько же, хотя они уже взрослые, студенты. Но он знает, что они легко обойдутся и без его помощи. Спрашивается: если не нужен ему теперь крупный заработок, чтобы помогать детям, то что так привязывает его к Северу? Во время отпусков он побывал во многих прекрасных и солнечных городах. В любом из них мог бы поселиться. Но всякий раз возвращался тем не менее назад. Не иначе, вероятно, что надеется изжить в себе ту легкость, на которую первой указала ему Найла, ту легкость, с какой он относится ко всему, что легко ему дается. Но до конца изжить ее в себе, чувствует Гарбер, он будет в состоянии только там, на Севере, который незаметно стал для него родным домом.

Стоя возле горного седла, над которым уже довольно высоко поднялось взошедшее солнце, Александр так задумался, что не заметил, как ушла курортная публика, а вместе с нею и Зайцев, а он остался тут один. Александр взглянул на часы. До завтрака было еще много времени, и он не спеша пустился в обратный путь по протоптанной дорожке между зелеными полянами.

Придя после завтрака в палату, Гарбер застал у себя на постели приглашение посетить врача в половине одиннадцатого утра.

— Вы ее еще не видели? — спросил сосед. Зайцев уже стоял с махровым полотенцем через плечо, собирался в ванный корпус сбрасывать вес, ради чего позволял хлестать себя мощной струей воды из душа Шарко, которая сбивала с ног. — Зинаида Игнатьевна очень толковый врач.

— Меня это мало волнует, я приехал сюда не лечиться, — перебил Гарбер словоохотливого Романа, — я пока, дай бог и дальше не хуже, в том не нуждаюсь. Я приехал сюда просто погреться на солнце. В наших краях солнце — штука дефицитная.

Уже возле самой двери Зайцев, прищурив живые веселые глаза, сказал:

— Глядите не влюбитесь в нее.

— В кого?

— В нашего доктора.

— Такая красавица?

— Есть, конечно, женщины и краше, но и она весьма хороша и выглядит еще совсем молодой, хотя ей уже около тридцати. И живет без мужа.

— Как же получилось, что такая красивая женщина в таком возрасте оказалась без мужа?

— Муж у нее был, но она с ним разошлась. Что вы так смотрите на меня?

Гарбер разразился звонким смехом:

— Можете быть абсолютно спокойны, Роман Васильевич, я ее у вас не отобью.

— У меня? — Зайцев не счел нужным скрыть от Гарбера, как в нем разочарован.

Образованный, кажется, и, как видно, умный человек — и сказать такое. И как только могло это прийти ему в голову? Просто смешно! Он, грузный, с выпирающим брюшком Роман Зайцев, и она — славная и добрая Зинаида Игнатьевна, чьи ноги, когда идет, кажется, не касаются земли, будто она плывет по ней.

— Я еще не принадлежу к тем, кто на курорте выдает себя за холостого. И я думаю, — добавил он, не очень в том уверенный, — что и вы не принадлежите к тем, кто выдает себя за вольную птицу.

К крайнему своему удивлению, Зайцев услышал от соседа:

— Тут вы ошибаетесь.

— Не понял.

— Вы ошибаетесь, говорю вам. — Гарбера забавляла перепалка с добродушным соседом, он еще не мог толком сообразить, кого хочет Роман уберечь от угрожающей опасности влюбиться: его, Александра Гарбера, или врача их Зинаиду Игнатьевну. — Да, Роман Васильевич, да. Со мной вы дали маху. Я и вправду, как говорите, вольная птица.

— Ну да, так я вам и поверил.

— Хотите, покажу паспорт…

— Зачем? Раз вы говорите… Но просто трудно поверить, что женщины дают гулять на свободе такому молодому человеку, как вы.

— Какой я молодой человек, Роман Васильевич? Через два года мне стукнет пятьдесят.

— Но выглядите-то моложе меня.

— Вы шутите.

— Честное слово. Но вам следует знать, что наша Зина не из тех женщин, которые позволяют кружить себе голову. Она страшно гордая.