Самуил Гордон - Избранное

— Если так, то вы, значит, еще не были на встрече с главным врачом. Книжки выдает он. Встреча происходит в кинозале, на четвертом этаже. — Она взглянула на часы. — Сегодня я уже не успею посмотреть вас, я принимаю до двенадцати. Вам уже придется пожаловать сюда еще раз завтра в это же время.

— Идет, — ответил Александр, пряча смех, рвавшийся у него из глаз.

В большом кинозале с высоко висевшей под потолком бронзовой люстрой были заняты лишь первые два ряда стульев. На остальных рядах там и сям сидели поодиночке люди, которые, очевидно, как и он, опоздали к началу встречи. Александр подсел к одному из них в последнем ряду. От него узнал, что встречу проводит не главный врач, а его заместитель и что он, Гарбер, ничего не потерял, поспев лишь к концу встречи. Разве что не услышал острот, от которых смешно разве только самому выступающему.

И в самом деле: у заместителя лицо все время сияло от удовольствия. Если бы собравшиеся не переговаривались между собой, встреча, наверное, продолжалась бы еще пару часов, хотя о целебных водах говорилось на ней меньше, чем о правилах поведения. Заместитель, едва ли не самый молодой среди присутствующих, поучал тех, кто был много старше его, как себя держать, как себя вести, сопровождал ответы на вопросы, которые сам себе задавал, избитыми остротами, шутками.

Прислушиваясь к его словам, Гарбер почувствовал досаду оттого, что природа порой обходится так несправедливо с человеком. У заместителя вполне миловидное лицо, добрые глаза, приятный голос, не исключено даже, что он толковый врач, иначе не занимал бы, наверное, такую высокую должность. Но природа переборщила в нем с самовлюбленностью. Как он не понимает, что говорит чересчур много, что остроты его избиты, что они, как говорится в таких случаях, уже с бородой. Отдыхающие, как и он, Гарбер, не раз слышали большую часть из них и в других санаториях, где отдыхали в прежние годы. Но там их, помнит Александр, рассказывали остроумно, а глупая шутка, если ее умно рассказать, становится остроумной, даже если это такая глупая история, как та, которую только что рассказал заместитель, о семидесятилетней женщине, которую за поведение пришлось выписать из санатория за две недели до срока: она возвращалась с прогулок после полуночи, когда санаторий уже закрыт, и влезала в палату через окно.

Когда заместитель своим ясным и приятным голосом произнес: «Александр Наумович Гарбер» — и протянул ему белую санаторную книжку, часы уже показывали двенадцать. Придется ему, стало быть, идти к врачу завтра.

Возвращаться в палату Гарберу не хотелось. День был жаркий, солнечный, и он озорно, как мальчишка, сбежал по широкой длинной лестнице, ведшей к фонтану и к цветочным клумбам, присел на скамью возле клумбы, куда солнце еще не добралось, вдыхая полной грудью душистый свежий воздух, и просто так, без всякой цели, разглядывал фланирующую публику.

— Можно присесть?

Гарбер обернулся и увидел перед собой Романа Васильевича. Голова его была обернута полотенцем, как чалмой.

— Где вы так долго были? — спросил Александр.

— Сегодня на ванны огромная очередь. — Зайцев снял с головы полотенце, подложил под себя, вытянул ноги, чуть не задев ими цветы на клумбе, и многозначительно спросил: — Видели нашу Зинаиду?

— Видел.

— Ну?

— Да, и вправду есть отчего потерять голову.

— А что я вам говорил?

Александр смотрел на него широко раскрытыми глазами — ни тени улыбки на лице. Его сосед, очевидно, настроен продолжать розыгрыш, так он доставит ему удовольствие.

— Она много расспрашивала о вас. Скажите правду, уж не вы ли тот Борис Борисович?

Зайцев чуть не зашелся от смеха:

— Послушайте, я и не подозревал, что вы такой шутник.

— Не знаю, кто из нас больший шутник, я или вы, Роман Васильевич.

— Я вас не понимаю.

— С каких это пор вы вдруг перестали понимать?

— Честно говорю вам.

— Вы сыграли со мной шутку, но я не в обиде.

— Какую шутку?

— Подсунули мне Лию вместо Рахили и еще спрашиваете.

— Какую Лию?

— Вы никогда не читали Библию? Не слышали истории о том, как обманули Якова, подсунули ему Лию вместо Рахили?

Роман вдруг ткнул Александра локтем:

— Вот она.

— Кто?

— Ну, она… Тише. — Зайцев показал ему рукой на молодую женщину в белом халате, спускавшуюся по лестнице. — Вы не узнаете ее? Это ведь наш врач, Зинаида Игнатьевна, у которой вы сегодня были.

Александр перевел взгляд с незнакомой женщины на Романа:

— Я у нее не был.

— А у кого вы были?

— Не знаю.

— Я уже догадываюсь у кого. Вы сказали врачу, из какой вы палаты?

— Она меня не спрашивала.

— Ну, ясно. Вы были у врача по правому крылу нашего этажа, а кабинет Зинаиды Игнатьевны в левом крыле. Горе с нашей медицинской сестрой. В голове у нее одни только парни. Уже не первый раз она путает. Постой… Что у нас сегодня? Вторник, кажется. Ну, а во вторник наш доктор Зинаида принимает до часу, вы, пожалуй, еще можете успеть.

— Завтра тоже успею.

— Но потеряете из-за этого ванну.

— Я ведь сказал, что приехал сюда не лечиться.

— Зачем же? Крутить любовь?

Они взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

В новом приглашении, которое на другое утро Александр Гарбер нашел у себя на кровати, был указан и другой час, и другой кабинет. Но приглашенных сегодня к доктору собралось столько, что Гарберу пришлось ждать гораздо дольше, чем вчера. Он был пятым и мог снова заняться игрой в составление слов. Но в голову ему лезла история, происшедшая с Борисом Борисовичем и доктором Зинаидой Игнатьевной. Странный молодой человек его сосед по комнате. Зачем, скажите, он опять вспомнил эту историю? Не иначе, вероятно, не вполне уверен, что с ним, Александром, не произойдет то же самое, и хочет его заблаговременно предостеречь. Гарбер не понимает, почему это так волнует Романа. Уж не хочет ли тот дать ему понять, что не все еще рассказал? Но Роман мог, кажется, и вчера заметить, что ему незачем предостерегать его. Доктор не показалась ему женщиной, из-за которой он может потерять свободу. Она далеко не из тех красавиц, в кого влюбляются с первого взгляда. А быть может, она не произвела на него особого впечатления по той причине, что по тому, как обрисовал ее Зайцев, он ожидал увидеть перед собой совсем другую. Сказать по правде, он, по сути, почти и не видел ее. Роман Васильевич указал на нее, когда она стояла высоко на лестнице. Но если бы она и поражала красотой, которую он не встречал еще в жизни, то и тогда не потерял бы головы, как этот Борис Борисович, тем паче что вообще не собирается в кого-то влюбляться и уверен, что тут все зависит от него. Только он сам над собою господин.

Странная вещь. Чуть ли не все его знакомые были уверены, что женщины занимают очень большое место в его жизни, а на самом деле было далеко не так. Никто до сих пор не верит, что он был верным и преданным мужем. Ни первая его жена Ханеле, ни вторая его жена Наталия никогда не подозревали его в том, что он ходит на сторону, встречается с другими. Вел себя так, будучи женатым, не потому, что был страстно влюблен в них. Даже теперь, когда уже столько лет в разводе, не поддерживает он близкого знакомства с теми, кто при втором или третьем свидании признаются ему в любви, покушаются на его вновь обретенную свободу. Почти всегда он угадывал это, предчувствие предостерегало.