Валерий Бирюков - Всего три дня

— Моя батарея стрельбу не обо-зна-ча-ет! — холодно отрезал капитан Викторов. — Она ведет огонь точно по целям. Это ваши люди бегут сейчас на танки «противника», точно они сами бронированные.

— Чего передо мной-то… — Поймав колючий взгляд стальных глаз артиллериста, Сохань запнулся и сразу пошел на попятную: — У вас же холостые снаряды! И «южные» — не настоящий противник, а мишени.

— Вот что, товарищ капитан, расплачиваться за ваше запоздалое решение я не намерен! — все тем же ледяным тоном сказал Викторов. — О чем сейчас же доложу своему командиру.

Тут уж капитан Сохань понял, что дал маху. И артиллериста ни за что обидел своим подозрением, и сам влип с этой проверкой. Его батальон захватил опорный пункт, вон садится целехонький в боевые машины. Конечно, гранатометчики поразили часть мишеней, изображавших танки, о которых говорил Викторов. Но ведь в настоящем бою много его солдат осталось бы лежать перед окопами из-за того, что он вовремя не ввел в бой артиллерию. Нет, там-то он бы не стал заниматься проверками, конечно. Эх, достанется же на орехи от полковника Кушнарева! И посредник, наверное, по головке не погладит. Далась же ему эта чертова проверка! Не расхлебаешь теперь…

— Капитан Сохань, — словно отвечая на его мысли, невозмутимо произнес майор с белой повязкой посредника на левой руке, до того молча слушавший спор офицеров, — от каждой роты выделите по взводу, пусть присоединяются к главным силам полка. Это приблизительно ваши потери. Выполняйте задание с оставшимися людьми. И скажите еще спасибо своим гранатометчикам за то, что они спасли ваш левый фланг…

Через минуту об этом стало известно гвардии подполковнику Савельеву и майору Антоненко. Алфей Афанасьевич живо повернулся к своему преемнику:

— Слышали, Василий Тихонович? Надеюсь, убедились хоть сейчас? На все ваши вопросы ответил Викторов, не так ли?

Антоненко лишь молча кивнул, соглашаясь с подполковником. Спорить было глупо: слишком уж очевидно все получилось. И потом, себе-то он мог признаться, что в такой ситуации на месте Викторова он не стал бы проявлять подобной щепетильности. В свое время, конечно. Без сомнений и угрызений совести открыл бы «огонь». Ведь приказ есть приказ, ответственность за последствия несет тот, кто его отдал. Тем более что последствий никаких не предвиделось — выстрелы и в самом деле холостые. Да, такие вот коврижки…

Суток еще не прошло, как они встретились с Савельевым, а все, как нарочно, сводит на нет его прежние убеждения, подтачивает их. И ладно бы подполковник открывал для него что-то новое — куда бы ни шло! А то ведь он знал об этом и раньше. Знал, но считал безупречными свои методы обучения и воспитания подчиненных, опробованные еще до академии. Приказано — сделано, и вся недолга. А подполковник Савельев и его люди вот уже второй день каждым своим словом, действием, на глазах, почти без труда, настойчиво и безжалостно разрушали веру в эту методу, заставляя взглянуть на нее не с колокольни командира батареи, которым он, оказывается, оставался в душе до сих пор, а с позиций командира дивизиона.

И впервые затеплилось у майора Антоненко чувство благодарности к старому командиру. Прав оказался генерал: в школе Савельева есть чему поучиться. Жаль только, что она будет кратковременной — всего два дня осталось.

Между тем наступление продолжалось. Капитан Сохань, поплатившись за свою выходку, точно отрезвел и действовал теперь осмотрительнее. Людьми не рисковал, не лез напролом, атаковал хитро, нанося удары во фланги и тыл. Правда, обстановка не была особенно сложной — авангарду противостояли хотя и довольно укрепленные, но все нее небольшие заслоны «противника», которые старались только замедлить продвижение полка. Главные «бои» ожидались впереди, но и эти мелкие, но частые стычки изнуряли артиллеристов и мотострелков, которые то мчались по знойной пустыне в раскаленных злым солнцем машинах, то ползли по горячим, точно дно огромной сковороды, пескам, скрытно пробираясь во фланги и тыл обороняющихся, стараясь захватить их врасплох.

Уставшие от бесчисленных спешиваний и посадок на машины, от бега в непросыхающих, пропитанных соленым потом гимнастерках, мотострелки как-то уловили незримую перемену в поведении командира батальона. И будто обрели второе дыхание: как двужильные рвались вперед, короткими, злыми и меткими очередями своих пулеметов и автоматов поражали фанерные щиты, заранее установленные имитационной командой и обозначавшие огневые точки «южных», словно это был реальный противник. А полуоглохшие гранатометчики поддерживали своих товарищей, когда вдруг оживали подавленные артиллеристами орудия или танки «противника».

Самым трудным для авангарда оказалось последнее сражение. Под вечер головная походная застава добралась до того железнодорожного переезда, о котором говорил Викторову командир дивизиона. Подполковник Савельев не ошибся: здесь «южные» оставили мощный заслон. Они заняли господствующие высоты, перед которыми лежала ровная, как стол, местность, без единого укрытия, без хотя бы какой-нибудь складочки или канавки. Вне всякого сомнения, она насквозь простреливалась с этих песчаных барханов. Капитан Сохань, обозрев поле предстоящего «боя», тихонько присвистнул:

— Работенка как рубрика в журнале «Крокодил» — «Нарочно не придумаешь»! Умеет же комдив задавать задачки! Ни обойти их, ни объехать. Они же вас на этой лужайке, как зайцев, перещелкают. Черт! И все-таки придется атаковать в лоб. Слушайте, капитан, — сказал он Викторову, — давайте мне огневую подготовку. Но такую, чтобы перепахать эти треклятые барханчики. А потом поставьте огневой вал, чтобы пошли мои роты за ним, аки посуху. Уточняйте с моим начштабом рубежи, а я пока с командиром полка утрясу решение. А может, и танки выпрошу.

Полковник Кушнарев танки Соханю не дал, а план его утвердил, и по команде Викторова батарея начала огневую подготовку. Канонада была впечатляющей: если бы снаряды в самом деле падали в цель, вряд ли что осталось бы от тех высот. А ведь стреляла всего одна батарея. Что же могло бы быть, если бы батальон поддерживал, как положено, дивизион? Конечно, не отдельный, как савельевский, а обычный, чуть меньшего состава. Об этом думал капитан Сохань, прислушиваясь к гремящей за спиной орудийной пальбе и наблюдая за работой Викторова, который делал какие-то ведомые только ему расчеты и прямо в ухо радисту кричал команды на огневые позиции. Нет, все-таки этот капитан знает дело, ловко управляется, а он его в каких-то махинациях заподозрил. Глупости это, мальчишество!

Грохот на секунду прекратился — это батарея меняла прицельные установки, — и снова лай отдельных гаубиц слился в единый гул. Капитан Викторов отвел глаза от прибора управления огнем, мотнул головой в сторону высот. Сохань понял его без слов: огневой вал поставлен на первом рубеже прикрытия. И отдал команду своим ротам. Рванулись вперед спрятавшиеся в барханах машины мотострелков, на ходу развернулись в боевую линию, чуть замедлили ход, с них посыпались фигурки солдат, и вот уже длинная редкая цепь побежала по твердому, как асфальт, такыру в направлении высот. Но тут все неожиданно рухнуло — на поле «боя» вдруг установилась такая тишина, что Викторову показалось, будто он слышит не только гул двигателей машин, но даже дробный топот сапог и тяжелое дыхание бегущих там, впереди, солдат. Это замолчали его орудия.