Валерий Бирюков - Всего три дня

Появились подполковник Савельев, начальник штаба майор Глушков и не знакомый Прокофьеву высокий худощавый офицер. Они поздоровались с разведчиками, изучили карту, на которую Федоров уже перенес обнаруженные цели, потом долго рассматривали в бинокли поле «боя».

— Так говорите, НП нашли? — спросил подполковник Савельев, с любопытством поглядев на Прокофьева. — Давненько такого не припомню. Федоров, уточните все-таки. Маловероятно, вы уж не обижайтесь, Прокофьев.

— Я уже приказал разведке первой батареи, — с готовностью сообщил старший лейтенант Федоров. — Им цель виднее.

Савельев вместе с начальником штаба ушли готовить данные для стрельбы, а новый командир дивизиона — Прокофьев уже догадался, что это он, — остался.

— Можно посмотреть, что вы там открыли? — спросил майор.

— Так точно! — Прокофьев поспешно уступил ему место у дальномера. Несмотря на единодушное недоверие окружающих, внутренне он ликовал: первое в жизни крупное учение, а он нашел такое, что всех переполошило.

— Вопрос на сообразительность, — сказал майор, отойдя от прибора. В серых глазах его сквозила усмешка, такая же, как недавно у Гилева. — Где обычно располагается НП?

— Ну, на возвышенности, с которой хорошо просматривается местность, — ответил за разведчика старший лейтенант Федоров, уже понявший свою ошибку, и потянулся к мочке уха, которую всегда тер в смущении.

— А разве здесь так?

— Но признаки-то!.. — попытался оправдаться старший лейтенант. Мочка его правого уха сделалась алой. — Нет, конечно, это не НП.

— М-да, признаки… А вы уж и обрадовались. По вашим данным эту цель надо в щепы разносить, а на нее снаряда жалко. Метод поиска целей мне, кажется, понятен. Ищете вы слепым методом — на авось, на что натолкнетесь, да?

— Так всегда учили разведчиков, — сказал Федоров.

— Всегда? Простите, какое образование у ваших солдат? Среднее, так? Значит, способны они думать за противника, где ему лучше, удобнее располагать свои силы и средства. Для этого, конечно, им нужно тактику вероятного противника изучить, вооружение, которое он имеет. Тогда им и в голову не придет считать траншею у подножия холма за НП. Вернемся с учений — посмотрю, что вы там изучаете. — Майор смягчил выговор неожиданной улыбкой, которая оживила его строгое лицо. Правда, она сразу же исчезла. — И зачет такой приму от вас перед следующим выездом на стрельбы. Так что готовьтесь. Все, не буду вам мешать.

— Подмонастырили вы меня, Прокофьев, — с укором сказал Федоров дальномерщику, когда майор ушел. — Фу ты, нелегкая возьми! Видел же сам, что не НП, а еще чего-то проверяю! Затмение какое-то нашло. Вот незадача — сели в лужу перед новым командиром!

И опять старший лейтенант Федоров затеребил мочку уха: налетел на молодого солдата, сорвал досаду, когда сам виноват! Попытался перестроиться на ходу:

— Ничего, Геннадий, не огорчайтесь, найдете еще НП. А тактике, хлопцы, будем учиться. Как, Гилев?

— Не знаю, товарищ гвардии старший лейтенант. Может, и правильно. Да я уж как-нибудь этим самым «слепым методом» справлюсь. Мне так сподручнее и надежнее — не проглядишь. А что это не НП, я и до майора заметил, только сказать не успел.

— А зачет? — напомнил Федоров.

— Сдадим зачет. А искать цели буду как раньше. Мне осенью увольняться, обойдусь как-нибудь, — упрямо сказал Гилев.

Прокофьев не разделял взгляда старшего сержанта. Его, конечно, не успокоило утешение Федорова. Да, переусердствовал, поторопился доложить. Всех в неловкое положение поставил. А если бы подумал, как майор подсказывает, не вышло бы промашки. Таким способом цели легче искать и проще. Дельная подсказка, чего это старший сержант спорит? Конечно, для этого много надо знать…

Начальник штаба гвардии майор Глушков сравнивал свой дивизион с оркестром, видя, конечно, в этом, как в любом другом сравнении, натяжку. Вместе с командиром они расписывают для него партитуру, или, выражаясь профессиональным артиллерийским языком, таблицу огня. Каждая батарея получает выписку из нее, где указан вид огня, его направление, отведенное время и расход боеприпасов, — чем не партия? Вот только дирижеров двое: он да Савельев. В их обязанности входит проследить, чтобы в исполнение не вкрался сбой, чтобы батареи не нарушили темп.

До того момента, когда артдивизион, гаркнув во всю мощь своих орудийных глоток, выдаст первые аккорды, оставалось еще десять минут. И майор Глушков сидел на теплой земле, прислонившись спиной к стене какого-то полуразрушенного глинобитного строения, и слушал переливчатые трели жаворонков. Обманутые привычным пустынным безмолвием, они невидимо резвились где-то в вышине, а Глушков и эти их песни вплетал как увертюру в придуманный им музыкальный образ.

В дивизионе никто, даже вездесущий майор Трошин, не подозревал, что их вечно занятый, озабоченный и неулыбчивый начштаба был очень большим знатоком и ценителем музыки. А под его немного угрюмой внешностью скрывалась тонкая и чувствительная натура. Когда-то, лет шесть назад, до приезда сюда, он прекрасно играл на скрипке, которая теперь лежала без дела. Он не лгал, когда на просьбы отвечал: не могу, подарок, мол. Он не мог заставить себя взять в руки инструмент с тех пор, как получил телеграмму с Памира с известием, что погибла в лавине его невеста Марина, заядлая альпинистка. Как он просил ее не ехать! Точно предчувствие какое было… И теперь остались в память о той оборвавшейся любви скрипка да портрет Марины над его письменным столом.

После той телеграммы словно подменили майора Глушкова (он тогда еще был старшим лейтенантом): перестал смеяться, замкнулся в себе, и никому не удавалось вызвать его на откровенность. Облегчи он перед кем-нибудь душу — глядишь, и оттаял бы. Но случая не предоставилось, и носил он сам в себе свое горе, стараясь забыться в работе, отдавая ей и учебе в академии все свободное время.

Подполковник Савельев не зря тревожился: его начштаба и в самом деле чувствовал себя обойденным. Майор рассчитывал на должность командира дивизиона. Коль скоро осталась в его жизни одна радость — служба, то он был вправе заботиться о своем продвижении. И поначалу Глушков обиделся, когда узнал, что подполковника Савельева сменит не он, а выпускник академии: не доверяет Алфей Афанасьевич, не рекомендовал его кандидатуру командиру дивизии. Но и об этой своей обиде он никому не сказал, хотя и не понимал, почему продвижение по службе считается деликатным вопросом, о котором не принято говорить тому, кто его добивается и имеет на него все права. Боязнь, что тебя назовут карьеристом? А разве желание роста не естественно? Пусть не все в армии становятся маршалами, но стремиться к этому надо, если есть способности играть первую скрипку.