Евгений Рожков - Осень без любви

Мануйлов не обижался и не спорил с Прореховым, считал его деловым, умным человеком и прислушивался к его мнению. Вообще-то ему хотелось по-прореховски трезво, с холодной рассудительностью смотреть на клокочущую кругом жизнь, но здесь, в тундре, он забывался. Мануйлов начинал ощущать в себе что-то светлое и возвышенное, на душе становилось хорошо, будто от большой похвалы, и думалось тогда о добрых переменах, о необычных преобразованиях в жизни. Ему даже казалось, что когда он вернется в поселок, то никто его не узнает, даже он сам себя не узнает. И этот новый человек заживет иной жизнью, что появятся у него другие интересы и стремления, правда, сам Мануйлов не представлял, какие именно.

Но перемены в жизни не происходили, и он не превращался в другого человека, был все тем же Дедом Мануилом, как прозвали его вечно подтрунивавшие над ним геологи.

Правда, когда Ивану перевалило за сорок, тут-то и началось все… Перво-наперво Мануйлов бросил работу вахтера — надоело выслушивать всякие подковырки, к тому же денег у него накопилось предостаточно и нечего было, по разумению самого Ивана, надрываться на трех работах. Службу в ресторане Мануйлов сам бы не бросил, доходное это место, но тут, как говорят, черт попутал — влип в неприятную историю и надо было убираться подобру-поздорову.

А все началось с того, что года три назад Ивану пришла на ум добрая идея: решил он на водке подработать, — покупал водку в магазине и перепродавал ее из-под полы по ресторанной цене. Выгодно было, по два рубля с каждой бутылки имел. Покупателей этого добра всегда хватало. Как закроются поселковые магазины, так бегут мужики, у кого всякие ЧП случаются: гости неожиданно приезжают или еще что-нибудь такое. Ночной покупатель всегда неразборчив, берет водку по ресторанной цене и не смотрит, что на бутылках нет соответствующего штампа.

Все вроде шло хорошо. Мануйлов так приспособился к своему новому делу, что уж по нюху знал, кому продать бутылку, а кому и нет. Но, видать, где-то осечку допустил, потому что на днях вызывает к себе лейтенант ОБХСС и режет напрямую:

— Так бы я тебе, Дед, статью покруче схлопотал, но, опираясь на твой старческий возраст (и тут борода помогла) и, как выяснилось у начальника, на твои внутренние болезни (от покойного майора слух еще держался), решил пустить дело под откос. Вообще за незаконную перепродажу водки мы рубим голову с плеч, а ты чтобы с завтрашнего дня больше в ресторане не работал.

Так ушел Мануйлов и со второй работы. Об этом он вовсе не жалел, правда, теперь у него появилось много свободного времени, и он не знал, куда его девать.

Вскоре от безделья Иван ежедневно стал выпивать по одной-две рюмочки коньяка. Неизвестно, куда бы привела его эта дорожка, но тут-то и произошел тот случай, который в дальнейшем наполнил постоянным волнением и хлопотами жизнь Ивана Мануйлова.

Пришел как-то Иван в воскресенье с дежурства, собрал наспех перекусить, сел за стол и задумался. Стало ему так одиноко и тоскливо, хоть криком кричи. Все люди отдыхали, гуляли семьями, компаниями, а он одинок как сыч. Достал Иван коньяк, выпил одну рюмку, вторую, но легче не становилось. Выпил он еще, но душа не мягчала, все требовала ласки и человеческого внимания.

Наступил вечер, в комнате стало темно. Иван пощелкал выключателем, но света почему-то не было, видать, что-то на электростанции стряслось, такое часто бывает. Достал Мануйлов свечку толстую и длинную, как городочная палка, зажег и поставил перед собой на стол.

Смотрел на огонь и думал о жизни, тихой, покойной, как сон, и ему почему-то было стыдно, что у него так все получилось, не как у людей.

Потом коньяк сморил Мануйлова, и он уснул сидя, уронив свою большую волосатую голову на стол. Ночью свеча от неосторожного толчка опрокинулась прямо на газету, которая была постелена поверх клеенки.

Когда Иван, перепуганный насмерть, очнулся, то уже стол занялся. К счастью, Мануйлов не растерялся, потушил огонь и выбросил тлеющий стол на улицу. После пожара Иван посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Борода с одного бока начисто обгорела. Просто чудо было, что лицо не обжег. Мануйлову пришлось бриться.

Днем, побритый, постриженный коротко, Мануйлов заявился к Прореховым. Сам Дмитрий, как увидел Ивана, так и вскрикнул от неожиданности:

— Пионер, пацан настоящий! Зи-на!.. Ты погляди на этого школьника, он же, соответственно, всю жизнь маскировался под старика, а теперь посмотри, что выходит.

Зина пришла с кухни и тоже удивилась. Таким молодым да симпатичным она Мануйлова никогда не видела.

— Теперь тебе, Ваня, больше тридцати и не дашь. С такой-то телекомплекцией можно, соответственно, всех баб в поселке с ума свести, — сказал завистливо Прорехов, просверливая своими глазами Мануйлова, будто пытаясь понять, каким он теперь стал внутри. — Я думаю, тебе нужно немедленно жениться, пока не увял или не отпустил новую бороду, — неожиданно закончил он.

Вот с этого-то времени и стал на повестке женский вопрос.

Иван вначале смущался, мялся, краснел, когда говорили о его женитьбе, но Прореховы так горячо его убеждали, что ему необходимо жениться, что он вскоре поверил в это.

Теперь, как придет Иван к Прорехову, тот сразу бросает все дела, зовет жену и говорит:

— Давайте, соответственно, вместе обсудим женский вопрос.

Сядут они у стола кружком и начинают обговаривать, обсасывать поселковых девок в возрасте от семнадцати до тридцати лет. Прорехов почему-то не хотел, чтобы у Ивана была жена старше тридцати лет.

Женщин в поселке мало, в большинстве они разведенные, испорченные вниманием многочисленных поклонников. Так что за такого, как Мануйлов, жениха, не занимающего высокого поста, не каждая пошла бы.

Иван хотел жениться на тихой, обходительной женщине, которая уважала бы его, ну, а на внешность он не смотрел. Прорехов же, наоборот, советовал найти бойкую и видную, чтобы была на зависть всем мужикам в поселке.

— Тебе такая баба нужна, чтобы в руках самому приятно было бы подержать и у других мужиков, соответственно, слюну выжать, — говорил он.

Зине все равно, какая будет жена у Мануйлова, но она одно советовала, чтобы Иван за молодыми не гонялся, потому что сила у него быстро уйдет, а молодая жена баловаться и безобразничать начнет.

— Ты тоже скажешь! — горячился Прорехов. — Пока он выбьется из сил, так любую, соответственно, до смерти заездит. Он всю жизнь берег себя, а теперь его нужно с цепи спустить. Для такого случая, соответственно, девка-огонь нужна.

Так в решении важного, поистине глобального для Ивана Мануйлова вопроса, прошло лето, осень и зима.

Весной, когда на смену круто заваренным пятидесятиградусным морозам пришло влажноватое, душистое, долгожданное тепло, когда снег на пригорках стаял, а в долинах он посерел — захворал от тепла; когда на темных, больших проталинах еще не подсохла земля, пахнущая болотистой мокротой; когда пришли белые ночи, наполняющие легкой печалью человеческую душу; когда с юга прилетели утки и гуси, Мануйлов с Прореховым ушли на охоту.