Георге Георгиу - Возвращение к любви

Томша пробормотал что-то под нос и направился к двери. Спиной ощутил взгляд Анны; может быть, уходить не следовало? Если она позовет обратно… Но ни слова не раздалось, ни звука. Из двоих — Фабиана и его — лишним оказался он. Томша с шумом затворил за собой дверь. Анна вздрогнула, словно чего-то испугавшись.

И тут в кабинете воцарилась тягостная тишина. Вместе с уходом Томши к обоим вернулось прежнее смущение. Теперь они действительно не знали, что сказать друг другу. Оба ждали: сейчас появится третий и поможет им обрести снова речь. Никто, однако, не спешил на выручку. Тогда, словно убедившись в тщетности ожидания, они одновременно повернулись друг к другу, и молчание нарушил первым Фабиан. Ему хотелось спросить, живет ли еще в ее сердце былое чувство. Ведь он приехал сюда, в сущности, из-за нее. Но Анна казалась рассеянной, отстраненной, и это заставило Фабиана заколебаться.

— Как же ты себя здесь чувствуешь? — спросил он, отложив прочие давно уже накопившиеся вопросы.

На ее губах, румяных и по-прежнему свежих, появилась тень улыбки. Словно призыв. И Павла охватило болезненное желание впиться в них поцелуем. Он стиснул пальцами край стола, чтобы овладеть собой.

— Начинаю привыкать, — с легким трепетом в голосе ответила Анна. — Прости меня, Павел, мне некуда тебя пригласить, живу пока в маленькой комнатке, в гостинице. — Позвать его к себе, конечно, она не могла; но Анна была все-таки здесь хозяйкой, а Павел — гостем, к тому же не совсем обычным. Его приезд взволновал ее, взворошил воспоминания, и не было уже сил держаться с ним официально и отчужденно. И она с заботой спросила: — Давно ты из дому?

— С рассвета.

— А я кормлю тебя разговорами! Ведь ты еще не обедал, конечно, спешил к нам! Разве я тебя не знаю! Пойдем! — она с живостью поднялась на ноги. Что-то неожиданно переменилось в Анне, словно ей доверили вдруг право проявить о Фабиане заботу, покомандовать им, повести его, куда она считала нужным. Подойдя, она взяла его за локоть и решительно повторила:

— Пойдем-ка в ресторан. Я тоже еще сегодня не обедала. Пока будем есть, может появиться и Мога.

— Пойдем, если ты так считаешь, — вздохнул Павел. При всей внезапной фамильярности Анны, при всех переменах в ней Фабиан чувствовал, что он не получит ответа на свои безмолвные вопросы. И все-таки обрадовался. Оживившись, взглянул на нее уже с нежностью: — Пойдем!

Анна впервые появлялась с Фабианом на людях; в молодости им не приходилось ходить куда-нибудь вместе. Павел бывал у нее в Албинице, иногда они встречались в доме Лянки в Стэнкуце, и этого было им довольно. Оба чувствовали себя вполне счастливыми: была любовь, что могло потребоваться еще? Ресторан находился в самом центре Пояны. Было то время дня, когда служащие, выходя из учреждений и контор, заполняли тротуары главной улицы, и на них становилось тесно. И Анне с Павлом пришлось держаться совсем близко рядом, касаясь друг друга. И потому, что она оказалась с ним в совсем новых, необычных для них обстоятельствах, и по той причине еще, что с нею все время здоровалось множество знакомых, Анну охватило смущение, и она оперлась на руку Павла. Но тут же отняла свою.

По пути в ресторан разговор шел о том, о сем. Анна сообщила ему, что Мога встревожен появлением отца Матея. «Успокой его, прошу тебя, как юрист, — сказала она, — никакой опасности ведь ему не грозит… Судя по всему, Матей очень любит Могу, просто его обожает».

Они заняли столик у окна. Двое неизвестных мужчин из-за соседнего столика то и дело бросали в их сторону любопытные взгляды, но Анна не обращала на них внимания. Заговорив о Максиме и Матее, она справилась с собственной робостью. Словно Мога внезапно присоединился к ним, сел рядом с нею, и она не боялась уже никого и ничего.

— Странные вы оба люди, ты с Максимом, — сказала Анна тихим голосом, и вдруг примолкла: она в первый раз назвала Могу по имени. Но тут же пожала плечами — что с того? — и продолжала еще тише: — Не женитесь ни ты, ни он… Во имя чего эти жертвы? Сколько вы еще будете маяться в одиночестве?

Павел улыбнулся:

— Вокруг нас много других людей, которые любят друг друга, страдают, приносят себя друг за друга в жертву. Иначе не существовала бы сама жизнь. Чем виновен, скажем, Мога, если до сих пор не может забыть свою Нэстицу. Но кто еще, скажи, был так счастлив в своей прекрасной юности, как он? Лично я вполне могу его понять. И одобрить. Жизнь пишет свои законы для всех, но судьба у каждого своя. Ты права, трудно приходится, если тебя прижмет одиночество. Но у Моги есть утешение. Тогда как у меня…

Павел через стол наклонился к Анне, ища ее взгляд, и ее охватил трепет: что могла она ему сказать? Тогда, в ту давно минувшую осень, в ту зиму, которая за ней последовала, в его словах нуждалась Анна, его речи принимала сердцем Анна, как самый бесценный дар, как благословение. Но не было в них той твердости и воли, которая соединяет сердца единой судьбой.

— Павел, Павел!..

Анна сказала это едва слышно. И в голосе ее звучало такое страдание, такая боль, будто в жалобном крике побежденного, утратившего все, что было для него на свете дорого, кого никто и ничто не может уже спасти. Павел понял это сердцем, всей силой своей любви и хотел возразить. Но Анна накрыла жесткой ладошкой его мягкую руку и попыталась улыбнуться.

— Я рада, что повидала тебя. Давно не знала, где ты и как поживаешь. Теперь прошу: не будем ни о чем говорить. Помолчим немного. Хорошо? — Ее ладонь полежала еще у Павла на руке. Отнимать ее не хотелось, и Павел не торопил, чувствуя, что это ему от Анны — последняя ласка.

Оба молчали, глаза Анны были влажны. Сколько чувств сменило друг друга в ее душе с первой минуты этой встречи, сколько мыслей пронеслось в уме! Были мгновения, когда память об их несбывшейся любви властно требовала проявить холодность, отстраниться; когда ее охватывало сожаление, желание хоть как-то объясниться, может быть, нащупать самой тропинку, по которой они могли бы пойти дальше вдвоем. И вот они ее наконец нашли — и оба умолкли.

И оба казались обессиленными, словно прошли долгий, тяжкий путь. А теперь могли отдохнуть.

Анна спрятала лицо в ладони, прикрыв глаза. Но одна слеза сумела, однако, просочиться из-под них, скользнула на щеку и там застыла.

Будто точка, поставленная на всем, что было до той поры.

Максим с порога увидел их сидящими друг против друга за столиком и вначале не мог понять, что делает Анна — плачет или скрывает за ладонями смех. И Павел Фабиан, глядевший на нее в растерянности… На столе перед ними — неоткупоренная, словно забытая кем-то бутылка минеральной воды. На тарелках — остывшая еда. Чем завершилась встреча двух страдальцев, за столь долгое время не сумевших добраться до спасительного берега? Максим направился к ним, всем своим видом выказывая наилучшее расположение духа.