Александр Андреев - Широкое течение

— Сядьте! — приказала Таня, чувствуя, что спор грозит перейти в ссору. — Садитесь, остыньте! Иначе я закрою заседание бюро.

— Чего ты останавливаешь? — крикнул ей Гришоня. — Пусть выскажутся. Нам оч-чень интересно послушать!

Дарьин сел, Антон дождался тишины и продолжил, обращаясь к Олегу:

— Я не перестану ходить по бригадам и учиться у товарищей. А все свое, хорошее, буду отдавать другим, в том числе и тебе, если ты этого пожелаешь. Потому что тут дело идет о государственной продукции, о деталях машин. А они безразличны к твоему или моему характеру и к нашим с тобой отношениям.

— Не льсти себя надеждой: учиться к тебе не приду.

— Знаю, что не придешь, — точно с сожалением ответил Антон. — И захочешь, да не придешь: фанаберия не пустит. Поэтому ты и стоишь на десятом месте, сзади тебя только двое — Курёнков да Грачев. И те — новички по сравнению с тобой. — Повернувшись к Тане, Антон предложил: — Вот давайте и спросим Дарьина, почему он очутился на десятом месте?

— Потому же, почему ты вышел в передовые, — живо откликнулся Дарьин, чтобы избежать последующих вопросов. — я об этом уже сказал.

— Пусть объяснит, почему бросил курсы мастеров, — выкрикнул Гришоня. — Заодно пусть расскажет и о своей жене…

Последние слова заставили Олега вскочить:

— Не лезь!

— Не кричи, не испугались, — отмахнулся Сарафанов. — Твоя жена — член нашей бригады, она часто плачет, мы видим это…

— Расскажи про свои амурные дела с Барохтой, — попросил Гришоня не без ехидства.

— Барохту я знаю, — вмешался Антон. — Разбить чужую семью для нее ничего не стоит. Она считает это как бы делом чести. Поэтому я предлагаю просить комсомольскую организацию механического цеха обсудить ее поведение.

Дарьин молчал, только вздрагивающие ноздри выдавали его крайнее напряжение. Таня подождала немного, потом спросила Олега:

— Ты знаешь, что такое мертвая точка? Так вот, сейчас ты стоишь на ней. Почему ты бросил курсы мастеров?

— Бросил, потому что бросил… — сквозь стиснутые зубы процедил Дарьин. — Трудно учиться, со временем неувязка.

— А мне, думаешь, легко? — откликнулся Сарафанов и шумно вздохнул. — Для меня учеба — дорога ухабистая, в колдобинах и рытвинах. А я все равно тяну, брат…

— У нас многие учатся, это факт, — подтвердил Гришоня и добавил намекающе: — У Дарьина, должно быть, другая трудность.

И Олега прорвало. Краснея и жестикулируя, он яростно стал выкрикивать беспорядочные слова:

— Надоели мне ваши вопросы, ваши намеки! Что вы лезете ко мне в душу? Учеба, учеба… Кто хочет учиться — учись, не хочет — живи так, работай! Я работаю и не приставайте ко мне со своими расспросами.

— Позволь, Олег…

— Не хочу! — прервал он и топнул. — К чортовой матери всех! — расталкивая сидящих, он устремился к выходу, сильно хлопнул дверью, вызвав в комнате вихрь негодующих возгласов:

— Вот это распалился!

— Оч-чень интересно!

— Обсудить его немедленно!..

— Исключить из комсомола, и все тут!

— Вернуть и устроить головомойку, чтоб всю жизнь помнил…

— Сам придет, — сказала Таня и подняла руку, призывая к порядку. — Тише. Успокойтесь.

— Зачем спешить с решениями? — сказал Фома Прохорович. — Погодите. Куда он от вас уйдет? Никуда. Вернется. Вот ветерком его обдует, кураж из головы выветрится, и придет. Тогда вы и поговорите с ним терпеливо, по-дружески…

— Так он вам и вернется, так и выложит! — выскочил Гришоня со своим словцом. — Ждите, Фома Прохорович! Вы еще мало знаете этого субъекта, а я его до тонкостей изучил; он сейчас только коготки показал, покажет и клыки…

Дарьин не вернулся. И Сарафанов заключил с несвойственным ему глубокомыслием:

— Да, с такими людьми о коммунизме и не мечтай. Кузнецу передовой не сделаешь! Разве что на скачках играть…

Проходя по заводу, Антон часто замечал, как над воротами какого-нибудь цеха вдруг появлялась надпись, выведенная, пожалуй, уж слишком крупными, кричащими буквами: передовой цех. Эта надпись как бы заявляла всем с гордостью о дружной рабочей семье, о высокой культуре труда, о мастерстве и изобретательности. И у Антона всегда рождалась мальчишеская ревность, зависть. Конечно, кузница не какой-то механический или сборочный, где чистота, как в фойе Дворца культуры, и за людей многое выполняет машина — стой у конвейера и делай, что тебе положено. В кузнице работа другая, тяжелая, — белоручки туда не суйся, — и народ там особый, суровый, и текучесть рабочих большая. Но чем настойчивей и упорней борьба, тем значительней и радостней победа.

Антон с улыбкой вспоминал слова Тани. Как-то раз она проводила его до школы; они говорили об обязанностях человека в обществе, об учебе, о подвиге, который должен совершить каждый, коснулись судьбы Антона.

— И вообще пора вам привыкать мыслить широко, по-государственному, как сейчас принято выражаться, — сказала Таня с мягкой улыбкой.

— Легко сказать — по-государственному! — возразил Антон, волнуясь, и напряженно хрустнул сцепленными пальцами. — С чего начать, куда направить силы, — вот вопрос. Это надо ясно видеть.

— Найдутся люди — укажут, — ответила она.

Эх, придумать бы что-нибудь такое, что повлияло бы На работу кузницы и поставило ее в ряд передовых цехов! Но придумать ничего не мог, как ни старался. Трудненько, видно, мыслить по-государственному-то!..

Однажды Антон с Гришоней проспали и неумытые побежали на работу, завтракая на ходу. Февральское утро было студеное, ветер забивал улицы снегом, снег скрипел под ногами, — дворники не успевали счищать его с тротуаров. Возле завода Антон не утерпел и встал в очередь за газетой; Гришоня, ныряя в проходную; насмешливо крикнул ему:

— Зря время теряешь: таблицу не ищи, розыгрыш ждем через неделю!

Антон взял газету и, боком проскользнув мимо вахтера, развернул ее: корейские солдаты и китайские добровольцы вели ожесточенные бои с американскими войсками; английские оккупанты в Египте расстреливали мирное население, применяя против женщин и детей танки, пулеметы, полевую артиллерию и реактивные самолеты; в Италии воды реки По, прорвав дамбы в верховьях, ринулись в долину, затопляя возделанные поля, разрушая жилища, неся гибель десяткам тысяч людей; созданные коммунистами народные комитеты спасали население от смерти и голода; бойцы Народной армии Вьетнама успешно сражались с французскими колонизаторами, В самых отдаленных уголках мира люди труда вступали в борьбу с поработителями.

Антон перевернул страницу, тут была жизнь иного мира: очерки и корреспонденции рассказывали о доблести и подвигах молодых строителей электростанций; спортивные общества готовились к летнему сезону; по вечерам рабочая молодежь садилась за парты школ и институтов; труженики переселялись в новые, светлые жилища…