Сергей Воронин - На своей земле

— Кузьма Иваныч…

Она и сама не знала, зачем надумала его позвать, по чувствовала сердцем, что в эту минуту решается ее счастье. Видно, она его позвала очень тихо, — так тихо, что он не услышал, не обернулся.

Легко перепрыгнув канаву, он быстро пошел в сторону.

Только появляясь на полях, Кузьма забывал всё, что его тревожило и мучило. Здесь он себя чувствовал хорошо, здесь все было на виду — просто и ясно.

Измеряя двухметровкой сделанную работу, Кузьма остановился возле Лапушкиной.

Она работала зло, чуть присогнув правую ногу, и так часто взмахивала лопатой, что казалось, будто она выплескивает воду, а не копает землю. Между кофтой и юбкой проглядывало растянутым полумесяцем сухое загорелое тело. Завидя Кузьму, Лапушкина стала еще старательнее копать. Чем больше проходило времени, чем лучше она работала, тем стыднее ей становилось за свой поступок, тем совестнее было перед председателем.

Вот уже пять раз занимала она на прополке и рыхлении первое место, унося домой с поля красный флажок. Но вчера Марфа Клинова чуть не опередила ее. Добро бы кто из сестер Хромовых, пусть даже Дуняшка Сидорова, но чтобы Марфа… Этого никто не ожидал. Обойди весь колхоз, каждому расскажи, не поверит: «Ну да, какая Марфа работница!» А вот на тебе! Ровно кто подменил бабу. Работает так, что отдай, да и мало! Всего на полметра отстала на рыхленье. Вчера еще было хорошо. Мария назначила каждой по пять борозд. Сразу видно, кто кого обгоняет. А вот сейчас на рытье канавы попробуй узнай! Все в одну линейку выстроились, у каждой по пятьдесят метров. Только к концу дня и выяснится, кто впереди идет. А тогда уж поздно будет, тогда уж не нажмешь, не наверстаешь.

— Сколько Марфа сделала? — спросила Лапушкина.

— Перегоняет тебя, — ответил Кузьма.

— Да что она, сорвалась, что ли? Вот уж, прости меня господи, непонятная-то баба. И откуда у ней только ярость такая?.. — И Лапушкина, переложив лопату в левую руку, принялась еще быстрее выкидывать землю. Ей не хотелось уступать первенства Марфе.

Кузьма улыбнулся и, легко шагая, прошел на соседний участок к Марфе. По всему было видно, что не хотелось отставать в первенстве и Марфе Клиновой. Вначале она смотрела на соревнование, как на веселую игру. «Ровно ребятишки, на перегонки», — улыбалась она. Но вскоре у нее появилось другое: азарт. Уж коли работать, так работать. А вчерашний день даже расстроил ее. Всего-то на полметра отстала. Ну, уж теперь этого не будет. И, не оглядываясь, не думая, кто как работает, она безостановочно вонзала лопату в землю. Со стороны можно было подумать, что земля сама вылетает вверх, а Марфа только делает вид, что работает.

— На много ль Лапушкина ушла вперед? — спросила Марфа.

— Ты на полметра обогнала ее.

— Ладно! — И она еще яростнее стала выкидывать землю. Кузьма в душе порадовался, как споро идет у нее работа.

Дул легкий ветер. Он освежал разгоряченное лицо. День выдался на редкость ясный. На конце поля, на тонком шесте алел вымпел. Он развевался, словно радуясь, что вот из-за него идет такая дружная, горячая работа.

Кузьма был доволен, что соревнование прочно вошло в жизнь людей колхоза. В каждой работе светился этот замечательный огонек. Он вносил ту живость в работу, когда человек полностью раскрывает свои возможности. Тут все включено в борьбу; и самолюбие, и изобретательность, и честность, и дружба, и желание быть всегда впереди.

Всех больше волновалась Полинка. Даже Никандр так не волновался, как она. Еще бы, сколько можно терпеть, чтобы вымпел ночевал не у комсомольцев? Как день кончается, смотришь, то Лапушкина несет его домой, то Дуняша, а вчера чуть было Марфа Клинова не забрала. Вечером в избе Никандра было столько шума, что стекла дребезжали. Все злились, только один Костя радовался.

Когда Полинка узнала, что она позади всех, она даже лопату бросила от досады.

— Марфа потому обгоняет, что всю зиму на печи валялась, — крикнула она.

— Да, плохо твое дело, — сочувственно сказал Кузьма, — прямо сказать, плохо. Никак не ожидал.

— Ничего не плохо. Еще до вечера далеко…

— Да нет уж, если вначале упустила, так в конце трудно наверстывать, — подзадорил Кузьма и направился к Никандру.

— А вот и нет! — донеслось до него.

Кузьма еле сдержал смех. Уж больно занятно Полинка горячилась.

Никандр был в одних трусах, от солнца спина у него стала красной, как кирпич, правая нога была обута в стоптанный ботинок.

— Не видать нам вымпела, Кузьма Иваныч, — грустно сказал он. — Задание очень уж большое.

Кузьма улыбнулся.

— Ничего, Никандр, мне мало радости будет, если вымпел возьмешь ты или Николай. Вот если Марфа возьмет, тогда другое дело.

— Да ведь, Кузьма Иваныч, сколько дней у нас уж вымпела нет. Мне, как секретарю комсомольской организации, стыдно.

— Это другой разговор. Но почему должен ты или Николай забирать вымпел? Пусть Полинка возьмет. У нее задание такое же, как у Марфы и Лапушкиной.

Солнце хоть и стояло высоко, но чувствовалось, что полдень уже остался позади, что еще немного — и оно покатится, словно с горы, к далекому лесу. Освеженная дождем, весело зеленела принявшаяся рассада на капустном участке. Легкий ветер овевал ее, она сверкала листьями. Ближе к дороге работала Мария. В другое время Кузьма подошел бы к ней, поговорил, любуясь всходами, но теперь он только издали посмотрел на нее и, коротко вздохнув, направился к Пелагее Семеновне. Он решил отпустить ее в Ярославскую.

У школы толпились колхозники. Слышались шутки, смех. Никандр ревниво прислушивался к разговорам: он всегда немного волновался, вывешивая газету. Особенное оживление вызвала карикатура на Павла Клинова. Здоровенный мужик с громадными кулаками стоял посреди огорода и хитро улыбался. А внизу была подпись: «Хорошо быть больному, когда не болеешь».

— Смех смехом, бабыньки, — сказал Алексей Егоров, — а огород он все же разделал. Вот те и лентяй. Знать, ленив, да не ко всему.

— И что это наши мужики смотрят на него? — в сердцах сказала Пелагея Семеновна. — Давно бы пора гнать из колхоза. Валандаются, валандаются…

— Нет, дорогие мои, — вмешалась в разговор Лапушкина, — это вам всем легко говорить, потому что у вас семьи в целости. А каково ее разбить-то? Что ж, Павла выгонишь, а Костя за что пострадает? Деток, ох как, надо оберегать! — Она замолчала, увидя подходивших Клиновых.

Впереди шла Марфа. Она была принаряжена, чисто вымыта. Павел что-то говорил ей, но она нетерпеливо вздергивала головой, отрывисто отвечая ему. Ей было досадно: вымпел опять достался Лапушкиной. «И чего это они все веселятся?» — неприязненно подумала Марфа. Успех Лапушкиной она принимала, как личную обиду.