Николай Угловский - Подруги

Раздосадованный, он снова уселся на бугорок. Лена шла неторопливо, перекинув через плечо снятый халат. Наверное, она несла его, чтобы постирать дома. «Ну ладно, пусть постирать, но куда же девалась Верочка? И Ани нет. Значит, они там остались», — разрозненно, волнуемый каким-то предчувствием, размышлял он.

Заметив Володю, Лена еще больше замедлила шаги. Лицо ее выразило беспокойство, но она тут же овладела собой, воровато повела вокруг глазами. Только грудь ее вздымалась и опускалась все чаще да легкий румянец плитами проступил на щеках. Побледневшие губы чуть приоткрылись, словно ей не хватало воздуха.

— А где ж остальные, Лена? — спросил Володя и притушил окурок о землю.

— Остальные? — протяжно переспросила Лена, все так же медленно, но решительно идя прямо к нему. — А остальные купаться с Юркой пошли.

Она остановилась перед ним, глубоко и часто дыша, обжигая его горячим, в упор, взглядом. Он невольно поднялся, хрипловато сказал:

— А! А ты чего ж?

— Не хочу. Я как чувствовала, что ты будешь ждать… Нет, скажи, как ты здесь оказался? Зачем? Хотя нет, лучше не говори, не надо. Я знаю. Только ты ошибаешься, Володя, во всем, во всем ошибаешься. Ты ничего не видишь, ты как слепой… Сядь.

Она задохнулась. Ошеломленный, Володя молча сел. Лена порывисто опустилась рядом, прижала ладони к горящим щекам.

— Да, ты слепой, Володя, да и я не очень-то зрячая. Нет, нет, Верочка тебя не обманывала, она еще и сама не понимает, что это такое — любовь. Она всех любит одинаково, ты же должен почувствовать. Время такое у нее еще не пришло, чтобы по-настоящему полюбить. И никто в этом не виноват. И я не виновата, что люблю тебя, Володя… Думай что хочешь, а я не могла этого не сказать…

Он хотел что-то возразить, но она остановила его, почти коснувшись ладонью Володиных губ.

— Понимаешь, мне невмоготу стало, я просто места себе не находила. Можешь ты поверить, что бывает так? Помнишь, ты приходил к нам в общежитие, я и внимания не обращала, а уйдешь с Верочкой — я об обоих о вас думала. И не о чем бы думать, а думала. А потом уж об одном тебе, даже и сама не знаю, как получилось. Думаю и думаю, хоть и презираю себя за глупость. Может, это и прошло бы, если бы ты в колхоз с нами не приехал. Скажи, Володя, ну зачем ты сюда приехал?

Понемногу Володя приходил в себя, только никак не мог решиться посмотреть Лене в глаза. Он чувствовал лишь досаду, даже злость на Верочку за то, что ей вздумалось пойти купаться и поставить его, Володю, в такое неловкое положение…

— Как зачем? Работать, — твердо ответил Володя, сам веря в эту минуту, что он поехал в колхоз только ради работы, а не ради Верочки. — Вы же вот работаете, пользу даете, ну и я здесь не лишний.

— Ох, Володя, не верю я, что ты тут долго продержишься, да ты и сам не веришь, только признаться не хочешь. Давай уедем отсюда, а? С тобой бы я — хоть куда…

Она настойчиво ловила его взгляд, а он упорно смотрел в землю, все больше хмурился, искал и не находил удобного положения, словно сидел на сосновых шишках.

— Катя уехала, и мы туда же? Нет, так не пойдет. Ты подумай, о чем говоришь-то? — Он поднял на Лену неласковые, чуть растерянные и все-таки непримиримые глаза. — Уедем, а потом каждый, вроде Осипова, в меня пальцем бы тыкал? Нет, давай уж это дело… здесь решать.

Почувствовав, что сказал не то, что хотел, Володя, трудно подбирая слова, добавил:

— Я же вовсе не знал, что ты так ко мне относишься… совсем наоборот. Не хочу тебя обижать, Лена, но и обманывать не буду — нету у меня к тебе этого чувства. Товарищем я всегда буду верным, можешь на меня во всем положиться. Ты уж извини, пожалуйста…

Лена как-то сразу вся обмякла, и глаза ее, только что светившиеся решимостью и надеждой, словно потухли. Она опустила голову, пальцы правой руки бес цельно теребили редкую травку, вздрагивали. Ей стало так стыдно, что уже не было сил подняться и уйти. Гордость ее снова, во второй раз в жизни, оказалась растоптанной. Злые слезы душили Лену, и все-таки она превозмогла себя, деланно усмехнулась, каким-то чужим голосом проговорила:

— Ну и дура же я — кому поверила? Думала, ты настоящий человек, такой, о каком я мечтала, видишь, чуть сама на шею не повесилась. Верочка-то умнее меня оказалась.

— Ну про себя-то я получше вашего знаю, — угрюмо оказал Володя. — Я ведь про тебя тоже разное думал, а ты вон какая. Чего же тут обижаться? Вспомни, когда я вернулся, вы все на меня косо поглядывали — думаешь, мне легко было? Может, Верочка понимала, да и то так — умом, а не сердцем, видать.

— Вот уж неправда, — вырвалось у Лены, но она тут же осеклась, горько договорила: — Что уж там, признаваться было глупо, а обижаться и того глупее. Ну, а как же жить теперь — может, посоветуешь?

Она мстила теперь себе за все — и за то, что прежде не сумела оценить Володю и глупо надеялась, что он сам заметит и поймет ее, и за то, что поехала в колхоз, и главное — за тот стыд, который она испытывала сейчас, Как она могла решиться на столь необдуманный разговор — она, всегда старавшаяся все делать и говорить обдуманно! Да нет и не было, видать, у нее никакой настоящей гордости, а было лишь надутое самомнение и самоуверенность, которыми она прикрывала свою душевную боль и опустошенность. И все это исчезло теперь разом, она действительно почувствовала себя слабой и одинокой и, как ни странно, искренне просила у Володи совета, как жить, хотя слова ее и прозвучали иронически.

Кажется, Володя понял Лену, понял ее смятение, однако из деликатности, которой до сих пор не подозревал в себе, даже виду не подал, что догадывается о ее душевном состоянии. Ему было жаль Лену, он опасался, что она может решиться на любой поступок, и в то же время она все еще представлялась ему прежней Леной, гордой и неприступной, словно и не было того, что произошло между ними минуту назад.

— Тебе мои советы ни к чему, — сказал он смущенно. — Тут главное — самого себя как следует понять, цель определенную наметить… Вот ты про Катю, например, что думаешь?

— Что ж Катя? У нее цель ясная…

— А по-моему, ни черта не ясная, — с внезапным ожесточением заговорил Володя. — Куда ветер дунет — туда и ее несет. Про вас в газетах писали, за коммунистическое звание взялись бороться, это что — шуточки? С таким делами не шутят, я так понимаю. Вас же за язык никто не тянул, когда обязательство принимали. Ну и нечего людей смешить, себя позорить.

— Вон ты как заговорил! — удивленно подняла брови Лена. — Давно ли таким стал?

— Это каким же? — поморщился он. — Каким был, такой и есть, но я же не слепой, хоть ты и сказала, будто я ничего не вижу. Кое-что вижу, а Катю насквозь понимаю. Нету у нее настоящего характера, а так, лишь бы ей нравилось, то и делает. Гордости у нее нет, а она в каждом человеке должна быть.